Разумное животное
Шрифт:
Закончив кормление, я прошу Арлетт дать мне ее транзистор, показываю его Ивану и спрашиваю:
— Фа хочет музыки?
(До 6 мая он, едва завидев кого-нибудь из нас с транзистором в руках, кричал "’ка!».)
Однако он отказывается от этого соблазна, погружается в воду и снова начинает играть с Бесси. Она не съела свою последнюю рыбину, и они делают вид, будто вырывают ее друг у друга. Несколько раз я его зову — безуспешно.
Голодовка, как и было предусмотрено, вызвала необходимость контакта. Первый обнадеживающий вывод, опыта: Иван не забыл свой английский. Он понял все мои фразы, произнес семь слов: «Па, рыба [11] , ’шай (вместо «послушай»), ’ром (вместо «вечером»), ’нэп (вместо «о’кэй»),
11
Рыба по-англ. fish; один слог. (Прим. переводчиков.)
Опыт надо будет повторить для подтверждения или опровержения изложенных выше наблюдений. Но я жду от него лишь незначительных результатов.
— Не заблуждайся на этот счет, — сказал Майкл, — я отказываюсь идти на военную службу не по религиозным мотивам.
Он лежал на животе на раскаленном песке, положив голову на руку и повернув лицо к Питеру. Сюзи сидела по другую сторону Питера и не отрывала глаз от моря. Прибой был слабый, океан от берега до горизонта заполняли три параллельные полосы — белесая, иссиня-черная и цвета бордо. Было очень жарко, сквозь легкую светло-серую дымку сильно припекали лучи солнца. Даже в воде не возникало никакого ощущения свежести. Но так приятно было сидеть здесь, с Питером и Майком, слушать, как Майк рассказывает о своих проблемах. Через голову Питера Сюзи мельком взглянула на него: «Майк красив, он так верит во все, о чем говорит, он пылает, живет лишь ради своих идей. И по сути дела, наверное, именно поэтому я в него не влюблена, ведь я не нужна ему». Она посмотрела на огромные розовые облака, застывшие на горизонте не в горизонтальном положении, а вертикально, ярусами, словно вздутия атомного гриба: «Если Майк не ошибается, будущее не слишком успокоительно».
Питер лежал на спине между Сюзи и Майклом, ладонью левой руки защищая глаза от белесого марева, а правую положив Сюзи на руку, трепетавшую под его ладонью, как теплый зверек. Он пытался прислушиваться к тому, что говорил Майкл, но время от времени поворачивал голову вправо и смотрел на Сюзи. Она сидела лицом к морю, и он видел ее красивый профиль; черты ее лица были безукоризненно правильны, и эта правильность успокаивала. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы сразу почувствовать, что она не смогла бы предать друга, лгать о своих чувствах или не сдержать слово. Всякий раз, когда он чуть настойчивее смотрел на нее, он был уверен, что их взгляды встретятся. Она совсем не похожа на других девушек, не ищет никаких выгод; она всегда все ему простит, умная и спокойная, она будет вместе с ним всегда, до последнего дня вселенской катастрофы, а она наступит не завтра. «Бедняга Майк, вечно пророчит катастрофы. А я в них абсолютно не верю. Мы слишком богаты, сильны и счастливы, чтобы объявить войну кому бы то ни было, а кто же осмелится объявить ее нам? Боже мой! — он взглянул на Сюзи и вдруг изумился. — Она настолько меньше, легче и слабее меня, и, несмотря на это, ее ручка, накрытая моей лапой, придает мне необыкновенную уверенность».
— К тому же я не сторонник непротивлении злу, — тихо сказал Майкл, нахмурив брови и задумчиво склонив на плечо черноволосую голову.
«У него вдохновенные глаза, — подумала Сюзи, — и вид архангела, всегда готового обнажить меч и пострадать за правое дело».
— Непротивленец, — продолжал Майкл, — совсем не приемлет войну, а я ее приемлю: во время второй мировой войны я бы с радостью пошел в солдаты. Тогда агрессорами были Япония и нацистская Германия.
Питер приподнялся на локте, он смотрел, как набегающая волна закруглилась, а возвратная с каким-то всхлипом откатилась по отлогому песчаному скату. Отступая, она натолкнулась на встречную волну, та вздыбилась, поглотила ее, образовала гребень и с силой обрушилась на берег, белая сверху, сине-зеленая внизу. «Он совсем спятил, старик Майк, война во Вьетнаме его доконала, он уже не может думать ни о чем другом». Питер оперся руками на бедра, небрежно вытянул длинные ноги.
— Во всяком случае. — добродушно заметил он, — перед тобой эта проблема не стоит, ты работаешь в лаборатории, субсидируемой государственным ведомством.
Помолчав немного, Майкл ответил:
— Я думаю уйти из лаборатории и открыто поставить проблему, отказавшись принять повестку.
Питер живо повернулся к нему:
— Уйти из лаборатории! Но это же глупо! Ведь мы занимаемся интереснейшими вещами!
Майкл кивнул:
— Все, что мы делаем, захватывающе интересно, но мы работаем на войну.
— На войну? — удивилась Сюзи.
Майкл взглянул на нее и улыбнулся.
— Дельфинов, — сказала Сюзи, — можно использовать в мирных целях.
Майкл покачал головой:
— Да, можно и в мирных. Сюзи, — продолжал он, — я понимаю, что ты не сопоставляла эксперименты, о которых тебе тем не менее так же хорошо известно как и мне. В Пойнт-Мугу на дельфина надевают упряжь, после чего его тренируют: отпускают в открытое море и учат возвращаться к дрессировщикам. В Чайна-Лэйк дельфина учат отличать на корпусе корабля медную пластинку от алюминиевой. Мы же — гвоздь всей этой программы — пытаемся научить Фа говорить. Предположим, нам это удалось, к чему это приведет? К тому, что Фа отправят стажироваться сперва в Пойнт-Мугу, а потом для завершения образования з Чайна-Лэйк. После чего на него надевают упряжь, а это, Сюзи, солдатский ранец.
— И что же? — спросил Питер. — Что в этом плохого?
Майкл промолчал.
— В этом ничего плохого нет, — медленно ответил Майкл, — если война, в которой мы намереваемся их использовать, будет справедливой.
— А она таковой не будет? — с улыбкой спросил Питер. — Что же тебя заставляет так думать?
— Современное положение.
— Какое положение?
— Питер, — сказал Майкл, серьезно глядя на него, — просто невероятно, до какой степени ты невежда в современной политике! Ты все еще веришь в образ благородной Америки, побеждающей злобных нацисте а и громящей японских милитаристов.
Он помолчал и, сдерживая презрение, сказал:
— Теперь агрессоры — мы. Когда я говорю «теперь», — продолжал он через некоторое время, — не понимай это буквально. Американский экспансионизм, по сути, возник в начале века; мне нет нужды напоминать тебе о наших агрессивных войнах против Мексики и Испании.
— Слушай, Майк, — раздраженно перебил его Питер, — я, может быть, не такой уж невежда, как ты думаешь, в современной политике. И я готов согласиться с тобой: вероятно, наша экспансия и в самом деле одна из форм колонизации, но и в этом случае она, во-первых, неизбежна, а во-вторых, лучше, если это будем делать мы, чем русские или китайцы.
— Все это, — заметил Майк, — называется «политическим реализмом», и как раз во имя этого реализма Гитлер пытался покорить Европу.
— Ты сравниваешь нас с Гитлером! Ты отдаешь себе отчет в своих словах?
— Отдаю. То, что Гитлер, с его не такими уж большими возможностями, делал с откровенным цинизмом, мы, обладая колоссальными средствами, осуществляем во имя морали.
— Это неизбежно, — сказал Питер, схватив горсть песку и просеивая его меж пальцев. — Мы — самый богатый, самый сильный, лучше всех вооруженный, технически самый развитый народ.
— Это не аргумент, — твердо возразила Сюит.
Наступило молчание. Питер посмотрел на Сюзи, помедлил в нерешительности и продолжал:
— В конце концов мы несем цивилизацию народам, ответственность за судьбы которых мы берем на себя.
— Ничего подобного мы не делаем, — возмутился Майкл. — Мы ставим над ними кровавых диктаторов и держим эти народы в нищете.
— В нищете? — с иронией переспросил Питер. — А по-моему, мы их просто пичкаем долларами.
Майкл пожал плечами:
— Доллары идут правителям, а уделом народа остается нищета. Взгляни, что происходит в странах Латинской Америки. Наложив лапу на их сырье и наводняя их рынки нашими товарами, мы обрекаем народы этих стран на жалкое существование.