Разведчик с Острова Мечты
Шрифт:
— Закололся, — сообщил он сокрушенно. — Наши-то ребята все к мечу его подкрадывались, а он тем временем какой-то кинжал выхватил… Так вот…
— Ряды предателей тают резво, и не без твоего, Шагалан, содействия, — усмехнулся Джангес. — Как понимаю, их набиралось пятеро, нынче в живых двое.
— Тебе их жалко, брат?
— Нет, разумеется, свою веревку они давно заслужили. Хотя сперва неплохо было бы потолковать. Глядишь, разузнаем что интересное.
— Ну, на это у нас имеется господин Бархат. Рассчитываю, он пока не утратил тягу к искренности?
—
— Вдобавок на свободе последний и главный изменник — Ааль. Им и займемся незамедлительно. Несколько человек из команды Ряжа разбежались, наверняка кто-то помчался в лагерь. Там нас могут ждать.
— Что они в состоянии нам противопоставить? — посерьезнел Сегеш.
— Если Ряж взял с собой лучших и преданных, то немного. Опасней, сир, если скроется сам Ааль.
— Вот уж этого определенно не хотелось бы… Шурга, собираемся и тотчас выступаем быстрым маршем.
— Люди измотаны, атаман, — отозвался ватажник. — С похода в бой, из боя — в поход…
— Ничего не поделаешь, надо потерпеть. Скажи, отвоевав, будут отдыхать с вражескими припасами и девками. Попутно к зиме снарядимся. С тремя десятками человек обогнешь лагерь слева, Джангес — справа, мы перекроем ворота. Чтоб ни одна сволочь без позволения не выскользнула!
XVII
Бесформенная с виду толпа повстанцев в очередной раз на удивление слаженно пришла в движение. Напоследок намеревались запалить злосчастную кузницу вместе со сваленными в ней трупами врагов, но предпочли не подавать Аалю лишнего сигнала тревоги. Своих раненых и убитого тащили с собой. По дороге Сегеш нагнал Шагалана, ведущего колонну.
— Есть какие-нибудь идеи для штурма лагеря, брат? Признаться, мои ребята не слишком большие доки в этом. Тут и скромный частокол окажется крепким орешком, куча народу на нем поляжет.
— Меня это волнует не меньше, сир. — Юноша взялся за стремя атаманской лошади. — Если начнется кровавая рубка, мы, вероятно, задавим Ааля, но и сами в итоге останемся без отряда. Я попробую договориться.
— С Аалем? — изумился атаман. — Да он…
— Не с Аалем, конечно. Необходимо открыть глаза его людям, рассказать правду.
— Думаешь, они поверят?
— Мне, быть может, и не поверят. Именно на тот случай я привел с собой Опринью и Эркола.
— А еще того… третьего.
— С Ретси… отдельная история. В остальных я уверен теперь значительно тверже. И в лагере к ним прислушаются.
— Ну-ну…
— Как бы то ни было, сир, есть смысл уладить дело мирно. Ведь, по большому счету, нам требуется единственно голова Ааля, так?
Старик, смутившись, замешкался с ответом. Шагалан нахмурился:
— Мне нужно ваше слово, сир. При сдаче люди не подвергнутся насилию, а лагерь — жестокому разграблению.
— А если… не жестокому?
— Припасами мы, несомненно, воспользуемся. Но ни грязи, ни крови. Вы уймете своих удальцов.
— Пусть так, брат. В конце концов, если эти люди и впрямь ничего не ведали о предательстве Ааля… они смогут влиться в ватагу, укрепить ее. Только проверить как следует всех… Кстати, а куда девать твоих пленников?
— Мальчишка — сын того липового кузнеца. После гибели отца держать его рядом опасно, а знает он немного. Полагаю, допросим да выгоним взашей. Второй — эмиссар Гонсета, тут беседовать придется вдумчиво и долго, а затем, очевидно, в петлю. Да, поблизости находится деревушка, где вроде должен сидеть еще один подобный ловкач. Хорошо бы тоже выудить. Пользы не бог весть сколько, зато лишний раз наступим Гонсету на мозоль.
— Дело доброе. А третий? Бархат, помнится?
— Ну, здесь не решусь, сир, что посоветовать, — помолчав, ответил Шагалан. — С одной стороны, он явный изменник, негодяй и ставленник мелонгов. Вместе с тем, так или иначе, рассказывал все довольно искренне. За нынешние откровения дорога назад ему закрыта, а человек он умный, хитрый и опытный. Способен быть полезным.
— Это верно, брат. Главное, не захочет ли в один прекрасный день твой хитрец выкупить прощение ценой наших голов?
— Есть и риск, не спорю.
— Ладно. — Сегеш махнул рукой. — Подержим пока у себя, присмотримся.
На подходе к лагерю Ааля отряд притих, насторожился, однако подкрадываться оказалось бессмысленно: селение гудело разворошенным ульем. Небо озарялось светом множества костров и факелов, а над зубцами частокола густо темнели силуэты разбойников. Шагалан первым выпрямился во весь рост, чертыхнулся:
— Подняли-таки тревогу, стервецы. Растягивайте людей по линии зарослей, сир. Особо не прятаться, пусть в лагере поймут расклад сил. Но и на рожон не соваться.
В подтверждение его слов от частокола прилетело несколько стрел, которые, впрочем, завязли в ветвях. Самые нетерпеливые из повстанцев выстрелили в ответ. Успеха это также не имело, зато вызвало в лагере новый всплеск шума. Подобное бездеятельное противостояние длилось довольно долго. Разбойники в волнении ежеминутно ожидали штурма, метались вдоль стены, пытаясь то обстреливать неприятеля, то затевать с ним разговор. Повстанцы, получившие четкий приказ, не отвечали ни на то ни на другое. Наконец прибыл вестник от Шурги, обложившего лагерь слева, а затем — и от Джангеса. Им оказался Кабо.
— Недурной бастион сварганил ваш Ааль, — заметил он. — Со всех сторон равно мощный. Правда, заросли у нас поближе подступают, там атаковать легче. Джангес начал вязать что-то вроде лестниц, через часок смастерят.
— Терпеть? — Сегеш покосился на Шагалана.
— Делать нечего, сир, — отозвался юноша. — Переговоры можно, конечно, заводить хоть сейчас, но если они сорвутся… Я бы, пожалуй, попробовал овладеть воротами, только это сразу должен поддержать общий натиск. Пусть все ладят оснастку для штурма, и у Шурги, и у нас здесь. А осажденным не вредно еще малость понервничать.