Развод. Игра на выживание

Коваль Лина

– Я… прости, – мотаю головой виновато. Смотрим друг на друга. Я с сожалением, а он?! Лучше бы не видеть.

В моих действиях стопроцентно не было желания его оскорбить или обидеть. Я заигралась, только и всего. Так хотела казаться равнодушной, так верила, что справлюсь. Такая наивная.

– Мне кажется, мы довольно много и откровенно с тобой разговаривали, чтобы так себя не вести, – продолжает поучающим тоном.

– Богдан, я неудачно пошутила, прости, – повторяю растерянно, но вижу, что этим

только ещё больше злю.

Соболев извлекает из кармана бумажник и кидает на стол несколько купюр.

– Я был не прав, в каких-то вещах чудовищно. Согласен. Ты не простила, решила пойти дальше. Я спокойно принял правила игры. Раз не любишь, считаешь манипулятором. Живи, развивайся или что ты там хотела делать, – ловит мой взгляд и разочарованно продолжает. – Но не быть сукой у тебя не получается, – поднимается. – Выпью кофе в офисе. Позвони Долинскому, когда примешь решение.

– Богдан, – шепчу ещё раз, наблюдая за спиной мужчины, твёрдой походкой покидающего ресторан.

Глава 37. Яна.

– Мама, а папа приедет? – спрашивает Маша жалобно.

Театрально шмыгает носом.

– Если сможет то, конечно, – отзываюсь подумав.

Забираю с тумбочки таблетки, воду и градусник.

За последние сутки температура поднималась четыре раза, два из которых достигала предельных сорока градусов. И пусть я всегда стараюсь держаться, но даже самый стойкий оловянный солдатик под силой обстоятельств плавится.

Третий день с двумя болеющими детьми в доме слишком трудно мне даётся.

Пару раз навещали Вера и водитель Богдана. Привозили продукты, назначенные врачом лекарства и сразу уезжали, чтобы не подцепить от нас проклятый вирус.

– А можно я ему позвоню? – Маша тянется к телефону в мягком розовом чехле на длинной пластмассовой цепочке.

– Можно, если папа не занят, – отзываюсь, делая вид, что прибираюсь в её шкафу.

С момента встречи в ресторане прошло чуть больше недели. Господин Соболев словно стёр из памяти сам факт моего существования в этом городе.

Контактирует односложно, в виде сухих СМС.

Подумаешь, с официанткой познакомиться предложила…

Закусываю губу и улыбаюсь. Сейчас ситуация кажется нелепой и смешной. Я его приревновала, признаюсь честно.

Наверное, это о многом должно сказать, но я отношусь к этой истине небрежно, фокусируясь на принятом решении развестись.

– Папа, – слышу шёпот Маши. – Привет.

– Привет, Маш. Ну как вы там? – голос, раздающийся из динамика громкий и отчётливый.

– У меня температура.

– Температура? Опять? – тон Богдана меняется на более мягкий. – Ну как же так?! Скорее выздоравливай, Машка. Мы с тобой ещё не всех снеговиков построили.

– Да. Мама говорит это дурацкий вирус, – делится дочка.

Соболев

всячески игнорирует упоминание обо мне и продолжает:

– А Ваня?

– Ваня тоже болеет, папочка, – продолжает жаловаться Маша. – Но пока только кашляет.

«Пока»…

Закатываю глаза раздражительно, если ещё с Ваней буду переживать всё то же самое – сойду с ума.

Стопка одежды вываливается из рук, и я понуро складываю её обратно.

Сержусь.

Хорошо Соболеву.

Поговорит сейчас, успокоит, максимум по телефону сказку почитает и всё. Все обязанности выполнил, можно дальше продолжать, жить своей жизнью.

Зла не хватает.

Я может быть глупая и недалёкая, как он думает. Сотру его заправки с лица земли одним взмахом своей волшебной палочки…

Ворчу про себя, пока Маша продолжает тихо разговаривать с отцом.

Но, извините, обязанности матери в наше время – они не менее важны. Об этом в курсе каждая женщина, хоть раз стоявшая над ребёнком с зашкаливающим градусником в руках и делающая выбор.

Выбор!

Или вызывать скорую помощь, ехать на ней в больницу. Как правило, в какую-нибудь городскую инфекционку, в которой обязательно будет отходить линолеум или в палате будет восемь человек, не включая мамочек совершенно разных национальностей.

Или всё же… дать жаропонижающее, а самой принять двойную порцию успокоительного.

И так каждый раз.

Может воротить топливным бизнесом и Соболевскими раздаточными колонками сложно, но быть беспрерывно ответственной за две маленькие жизни – уж точно не менее энергозатратно и почётно. Пора бы это донести моему мужу.

– Ты приедешь, папочка? – спрашивает Маша, а я окаменеваю.

– Завтра, Машка, сегодня я в Москве.

В Москве.

Нервно дышу через раздувающиеся ноздри. Прямо мёдом там в последнее время Соболеву намазано. Что ни неделя, так в Москву мчится.

– Дай маме трубку, малышка, – слышу ровный голос.

Маша протягивает мне телефон.

– Да, – отвечаю, задрав подбородок.

– Привет, – говорит Богдан отстранённо.

– И тебе, – сдуваю налетевшую прядь волос на лицо.

– Ты… занята?
– задаёт абсолютно неправильный вопрос.

– Нет, о чём ты, – едко проговариваю. – Чем я могу быть занята?!

В трубке создаётся неловкая тишина.

– Прости... я завис в Москве. Снегопад. Вылеты закрыли.

– Ясно, – киваю, отворачиваясь к трёхстворчатому окну.

У нас в городе к вечеру тоже завязалась морозная вьюга.

На улице жутко холодно и неуютно, а дома? Должно быть, хорошо. Но мне до ужаса тоскливо. И одиноко... Как никогда одиноко. Я не знаю, откуда завязалось это чувство и когда закончится, но мне вдруг непреодолимо хочется плакать.