Развязка петербургских тайн

Зобин Вадим

— Ну, каково мое состояние? Мы, немцы, пред­почитаем знать полную правду, чтобы не сталки­ваться с неожиданностями...

— У вас, Амалия Потаповна, завидное здоро­вье. Никаких отклонений...

— Этого не может быть, — всплеснула ручка­ми Шпильце. — Меня мучит одышка, постоянные изжоги... Вы успокаиваете меня, доктор.

— Одышка ваша — от лишнего веса. Но я бы не советовал вам садиться на диету... Хорошего человека должно быть много... А против изжоги пейте соду.

Амалия Потаповна колокольчиком вызвала слу­гу и распорядилась подать кофе.

— Что слышно в свете, дорогой Платон Алексеевич?.. Последнее время я безвыездно сижу дома...

— Отчего же? Чем вызвано ваше затворниче­ство? — спросил Загурский, хотя отлично знал, что после суда над Бероевой перед Шпильце закры­лись двери многих домов в Петербурге.

— Полагаю, что всему виной мой возраст... Ста­реем, дорогой Платон Алексеевич...

— Побойтесь Бога, Амалия Потаповна... Вы у нас женщина в самом расцвете сил... А если к это­му прибавить ваш ум, вашу проницательность и умение понять самые тонкие движения человечес­кой души, общество очень многое теряет от ваше­го добровольного затворничества.

— Вы неисправимый дамский угодник, — улыб­нулась Шпильце. — Ну, пожалуйста, расскажите что-нибудь... Я обожаю светские сплетни.

— Я готов, дорогая Амалия Потаповна. Но что касается сплетен, боюсь, их главное действующее лицо сидит перед вами.

— Не может быть! — несколько более экспан­сивно, чем следовало, воскликнула генеральша. — Чем же вы прогневили общество?

— Помните, Амалия Потаповна, я рассказывал вам о баронессе фон Деринг?

— Да, да, да... — Генеральша изобразила на лице усилие. — Что-то припоминаю.

— Так вот, я перевез ее в свой дом, чтобы обес­печить лучший уход... А про баронессу в свете рас­сказывают бог весть что... Скандал... Особенно усер­дствуют те, у кого дочери на выданье... Я ведь считался завидным женихом.

— Как люди любят лезть в чужую жизнь... Ни­когда этого не понимала!

— Не будем их судить, дорогая Амалия Пота­повна...

— Вы правы... Как себя чувствует баронесса?

— Она на пути к полному выздоровлению.

— Еще бы! Такой доктор! Я ей немного зави­дую... Не хотелось бы показаться чересчур любо­пытной, но по праву более опытного человека по­звольте задать вам вопрос.

— Готов отвечать, как на исповеди...

— Зачем вам столь откровенно надо шокиро­вать общество? Не правильней бы было снять квар­тирку где-нибудь на Васильевском острове и по­местить баронессу туда... Таким образом, ни ее, ни ваша репутации не пострадали бы...

Загурский ответил не сразу.

— Видите ли, Амалия Потаповна, я не могу по­нять, почему врач не может предоставить кров боль­ной женщине. Что в этом предосудительного?

— Согласитесь, Платон Алексеевич, баронес­са — необычная больная, а вы — не обычный док­тор... Каковы планы баронессы?

— Ее планы я еще не знаю. Мои же планы относительно баронессы весьма определенны.

— Да?! — насторожилась Шпильце. — И како­вы они, если не секрет?

— Это секрет для всех, кроме вас, Амалия Пота­повна. Я бы хотел, чтобы она стала моей женой.

— Вот как?! — удивлению Амалии Потаповны не было границ. — А она знает о ваших намерениях?

— Знает...

— И как она к ним относится?..

— Она решила несколько времени подумать...

— Как можно тут думать? — воскликнула Шпильце. — Она непременно согласится... Уверяю вас...

— Был бы счастлив...

— Представляю себе, какой переполох случит­ся в обществе... Вы не боитесь, Платон Алексее­вич?..

— Не боюсь... Смею даже полагать, что число великосветских пациентов у меня увеличится... Хо­роший доктор, по их убеждению, и должен обла­дать рискованной репутацией... Особенно это це­нят дамы.

Принесли кофе; генеральша разлила его в чаш­ки. Кофе был хорош... Платон Алексеевич с видом знатока, прежде чем сделать глоток, вдохнул аро­мат и остался весьма доволен.

— Сливки? — предложила Шпильце.

— Ни в коем случае. Такой кофе нельзя ме­шать ни с чем... Возможно, Амалия Потаповна, я в ближайшее время покину Петербург месяца на пол­тора.

— Вот как?

— Хотел бы отдохнуть где-нибудь за границей. Да и баронессе следует продолжить лечение... Ей необходим горный воздух...

— Такая поездка стоит кучу денег, — сказала генеральша.

— Это, разумеется, проблема, — согласился с ней Загурский, и в разговоре возникла пауза.

— Помнится, вы как-то говорили мне, что у вас есть определенный интерес в Швейцарии. Вы еще упоминали маленькую горную деревушку... Дай Бог памяти... Лихтендорф, если не ошибаюсь...

Шпильце с нескрываемым восхищением по­смотрела на Загурского.

— У вас замечательная память, господин За­гурский.

— Ваш интерес не пропал? — спросил профес­сор.

— Нет...

— Может быть, я мог бы помочь вам... Я, Ама­лия Потаповна, человек откровенный... Как и по­ложено доктору... Мы с вами договаривались со­здать ассоциацию. А между ассоциаторами отношения должны быть прямые... Я выполняю

ваше поручение, вы оплачиваете поездку.

Шпильце засмеялась.

,— Как изменились нравы! Лет двадцать назад мы бы с вами целый вечер ходили бы вокруг да около, прежде чем вы осмелились сделать такое предложение... В Россию наконец начинает про­никать европейский практицизм.

— Это хорошо или плохо? — спросил Загурс­кий.

— Кто знает... Русские любят повторять: что для русского хорошо— немцу смерть... Или на­оборот, не помню. А вы уверены, дорогой друг, что сможете выполнить мое поручение?