Развязка петербургских тайн

Зобин Вадим

— Корнета Стевлова ко мне. Срочно.

— Сдается мне, — сказал Николай, — он мо­жет глупости наделать... Племянница говорит, го­рячий он...

— Что есть, то есть, — согласился полковник.

— Попал он в одну историю... Вот, хотим по­мочь ему выпутаться.

Вошел адъютант, доложил, что Стевлова в рас­положении полка нет: он получил увольнительную до завтра.

— Нельзя ли выяснить адрес корнета? — спро­сил Николай.

— Адрес должен быть в канцелярии. Сходите, голубчик, узнайте, — приказал полковник офицеру.

— Слушаюсь. — Адъютант, щелкнув каблука­ми, удалился.

— Да не мешкайте, — крикнул ему вдогонку полковник.

— Что же грозит корнету? — спросил он у Ни­колая. — Может быть, я могу чем-то помочь?..

— Видишь ли, Егор Петрович... — впервые на­звал Николай полковника по имени и отчеству, и полковник расплылся в улыбке от удовольствия: не забыл его старый друг! — В этом возрасте сво­ей жизнью не дорожишь... Ты это хорошо знаешь...

— Полагаешь, дело зашло так далеко?

— Дай Бог ошибиться...

Вернулся адъютант с бумагой, где был выпи­сан адрес Стевлова. Николай поблагодарил офи­цера и, напомнив полковнику его обещание при­ехать в Чечевины, распрощался.

Дом Стевлова. Саратов.

Николай и Маша спешились возле крохотного домика, выкрашенного голубой краской и огоро­женного редким покосившимся забором.

Дом стоял в самом основании Глебучева овра­га. Этот глубокий овраг, застроенный деревянны­ми домишками, которые лепились на крутых скло­нах один над другим, тянулся от самой Волги через весь Саратов. Посредине оврага протекал грязный ручеек, питаемый банной водой. Весной ручей пре­вращался в бурный поток саженей в двадцать в ширину и в аршин глубиной.

Неподалеку от дома шумная ватага мальчишек гонялась за грязной свиньей... Увидев Николая и Машу, они оставили свое занятие и опасливо по­дошли. Такие люди здесь появлялись редко.

— Корнет Стевлов в этом доме живет? — спро­сил их Николай.

Ответа не последовало; мальчишки раскрыв рты смотрели на него и на Машу, наряд которой осо­бенно поразил их воображение.

— Пятак хочешь? — обратился Николай к са­мому смышленому на вид мальчишке. У мальчуга­на загорелись глаза.

Николай кинул ему монету, пацан ловко пой­мал ее и спрятал за пазуху.

— Здеся-а! — протяжно сказал он. — Дома он. Часа два как заявился.

Николай решительно отворил калитку и пошел к дому, Маша последовала за ним. Ребятишки тоже вошли в палисадник, но держались на расстоянии.

Дверь в дом оказалась запертой изнутри. Ни­колай постучал. Никто не отозвался. Николай по­стучал громче... В ответ — тишина...

— Кроме корнета кто-то живет в доме? — спро­сил он у смышленого мальчугана.

— Тетка Дарья живет, — ответил мальчик, — только она каждое утро к купчихе Приваловой ухо­дит... Она там в приживалках...

— Точно знаешь, что корнет дома? — повер­нулась к мальчишке Маша.

— Что я, кривой, что ли?! Да вон и пацаны видели... — Вся компания дружно подтвердила его слова.

Николай забарабанил в дверь кулаками, нога­ми. Дверь ходила ходуном под его ударами. В доме же не было слышно ни звука.

Тогда, отступив на пару шагов, Николай, всей тяжестью обрушился на дверь, щеколда отскочи­ла...

...и он оказался в темном тесном чулане. Дверь в светелку оказалась незапертой. Николай распах­нул ее. За столом в неловкой позе сидел корнет. Голова его была запрокинута. У виска чернела ма­ленькая дырочка. Пистолет валялся на полу в луже крови. Николай резко повернулся к Маше, загоро­дил ей вход в комнату.

— Иди, Маша... Тебе этого видеть не нужно, — сказал он, силком выводя ее из дома. — Мы не успели...

Маше и Николаю еще часа два пришлось про­быть в Глебучем овраге. Нужно было заявить в по­лицию... Вместе с квартальным надзирателем и по­лицейским доктором подписать протокол...

Мальчишек послали за теткой Дарьей. Она души не чаяла в племяннике и, увидев его, рухну­ла без памяти. С трудом привели ее в чувство. Ос­тавив денег и пообещав принять участие в хлопо­тах, связанных с похоронами, Николай и Маша снова поскакали в казармы полка.

Новые казармы. Саратов.

Полковник Красильщиков, хоть и повидал на своем веку всякого, страшную новость о гибели корнета Стевлова перенес тяжело. Ему стало пло­хо с сердцем, и пришлось адъютанту отпаивать его настоем валерианового корня.

В полку все, от рядового солдата до офицера, скорбели о смерти корнета. Никто не мог понять, что явилось причиной его рокового поступка. Все­гда веселый, беззаботный, доброжелательный, он был всеобщим любимцем, и известие о его гибели поразило всех как гром среди ясного неба.

Когда Николай и Маша вышли из расположе­ния полка, на улице были уже густые сумерки. От­вязав от коновязи лошадей, они не торопились на них садиться. Только сейчас почувствовали они чу­довищную усталость. Равнодушие и душевная пус­тота овладели ими... Не было никаких желаний, кро­ме одного: немедленно лечь, заснуть, забыться...

— К Долли? — спросил Николай племянницу.

— Куда же еще? — пожала плечами Маша.

— Я тебя провожу...

— Не оставляйте меня одну, — взмолилась Маша. — Дом у Долли просторный, комната для вас найдется...

— Посмотрим... Там видно будет...

Дом Шеншеева. Саратов.

Долли все знала... Самоубийство корнета стало для нее страшным ударом. Сознавать, что за час до его гибели она шутила над ним, пела ему легко­мысленные куплеты, обижалась на него и ничего, ровным счетом ничего не сделала, чтобы помочь ему, было невыносимо. А ведь могла помочь! Мог­ла дать ему эти проклятые деньги. Что такое трид­цать тысяч, когда на другой чаше весов человечес­кая жизнь!