Развязка петербургских тайн

Зобин Вадим

— А вы знаток, — выбирая трубку, сказал Загурский.

— Здесь пристрастился... Времени свободного много... А это — занятие...

Набили трубки, закурили. Кабинет наполнился клубами сизого дыма.

— У вас необыкновенная жена, Сергей Анто­нович...

— Я знаю...

— Быть рядом с таким человеком — великое счастье, но и великое испытание.

— Почему вы так решили? — насторожился Ковров.

— У Юлии Николаевны, фигурально выража­ясь, нет кожи... Она все чувствует значительно ос­трее, чем мы, обычные люди... С ней следует быть очень осторожным, иначе можно ненароком при­чинить ей нестерпимую боль...

Ковров с интересом посмотрел на Платона Алексеевича:

— И вы с первого взгляда сумели это понять?

— В этом нет ничего удивительного... Это уви­дел бы любой наблюдательный человек. Ну а мне, зная то, что перенесла эта женщина...

Сергей Антонович поднялся, мягкой кошачьей походкой зашел за спину Загурского.

— Что вы знаете? Что перенесла эта женщи­на? Отвечайте, быстро!

Загурский покосился через плечо. Ящик пись­менного стола был выдвинут; там лежал пистолет...

— Я могу повернуться? — спросил Загурский.

— Валяйте. Только знайте — я не шучу... Я знал, что вы появились здесь не случайно... Вы прогово­рились... И теперь вы расскажете мне все или не выйдете из этой комнаты.

— Сергей Антонович, дорогой! Скажите, по­хож я на человека, который способен случайно про­говориться? Я сознательно сказал, что знаю исто­рию, случившуюся с вашей женой Юлией Николаевной Бероевой; более того, я знаю все о вашей роли в этой истории.

— Похоже, нам предстоит долгий разговор, — сказал Ковров. — Начинайте... Могут вернуться женщины и помешать нам...

— Не думаю.

Ковров понял, что Наташа увела Юлию Нико­лаевну по просьбе мужа, ему почудилось, что ей может угрожать опасность. Загурский, словно об­ладая способностью читать мысли, поспешил его успокоить:

— Не волнуйтесь. Вашей жене ничто не угро­жает. Кому в голову могло бы прийти причинить ей зло, а потом встретиться нос к носу с вами... Только самоубийце... Я, например, совсем не по­хож на самоубийцу, верно?

— Если бы я не знал, что вы доктор, я бы ре­шил, что вы, милейший, философ. Вы так любите рассуждать! Отвечайте коротко и ясно. Откуда вам известна история моей жены?

— Из дневника доктора Катцеля.

— Вы знали доктора Катцеля?

— Я его друг.

— У доктора не было друзей...

— Тем не менее, я — его друг... Он переслал мне дневник незадолго до смерти...

— Так... — произнес Ковров, и Загурский по­нял, что он не верит ни одному его слову.

— Зачем вы приехали сюда? Что вам нужно?

— Я приехал по поручению генеральши фон Шпильце.

В кабинете повисла зловещая тишина. Загурс­кий вполне отдавал себе отчет, что в эту минуту решается вопрос его жизни и смерти.

— Та-ак, — растягивая короткое слово до не­вероятной длины, произнес Ковров. — И что же желает генеральша?

— Она желает, чтобы я подружился с вами, на правах друга и домашнего доктора начал бы лече­ние Юлии Николаевны...

— Не продолжайте, — перебил Ковров. — Мне ясно, к чему должно привести лечение...

— Нет. Я уверен, вы не угадали... Амалии Потаповне не выгодно, чтобы Юлия Николаевна скон­чалась... Она знает, вы все равно найдете и пока­раете убийц.

— Так что же за цель она перед вами постави­ла?

— Цель — значительно более «гуманная»... Пре­вратить Юлию Николаевну в сумасшедшую, в пол­ностью невменяемую. С тем чтобы она более ни­когда не могла бы фигурировать в роли свидетеля.

— И вы бы смогли это сделать?.. Я имею в виду технические возможности... — спросил Ковров.

— Конечно... Тут нет никаких препятствий... Достаточно в течение месяца регулярно принимать некоторые препараты, и результат был бы необра­тимым.

— Я бы заметил...

— Не думаю... Вначале препараты дают неверо­ятно положительные результаты, они кажутся пана­цеей, чудодейственным средством... Только спустя две-три недели наступает резкое ухудшение...

— Хитро, ничего не скажешь... Сделайте три шага назад и сядьте вот на тот стул, — приказал Ковров. — И кто бы ни вошел в комнату, не делай­те резких движений.

Загурский беспрекословно подчинился.

— Продолжим нашу беседу, если не возражае­те. Для чего эта мерзкая затея понадобилась Шпиль­це, я могу понять; но для чего в нее ввязались вы, тем более, что называете себя другом покойного доктора Катцеля... Его отношение к генеральше, надеюсь, вам известно...

— Мне заплатили... Хорошо заплатили... Пять­десят тысяч. Двадцать пять тысяч задатка я уже получил...

— Что ж, понятно, деньги неплохие. Тогда по­звольте полюбопытствовать, зачем вы рассказали о затее генеральши мне?

— А кому же мне еще об этом рассказывать?.. Не Юлии же Николаевне...

— Не нужно, Платон Алексеевич... Я, ей-богу, ценю ваше самообладание, но не надо перегибать палку... Я ведь могу и не сдержаться.

— Сергей Антонович... У вас нет оснований мне доверять. Но попробуйте взглянуть на вещи не­сколько более, так сказать, незаинтересованным взглядом. Я рассказываю вам о поручении гене­ральши фон Шпильце. Это значит, что ее замысел не будет приведен в исполнение — это первое. Вто­рое: я рассказываю вам мотивы, по которым взял­ся за это дело. Мотивы, прямо скажем, весьма не­благовидные... Теперь подумайте, сделал бы я так, если бы хотел причинить вам зло, логично было бы с моей стороны так поступать?

Ковров не выдержал и со всего маху грохнул кулаком по столу.

— Хватит философствовать! Каковы ваши цели?

— Моя цель — послать генеральшу на каторгу. И я хочу, чтобы вы помогли мне...

Ковров недоверчиво смотрел на Загурского.

— И чем я мог бы помочь вам?

— Разве вам самому непонятно?

— Платон Алексеевич! Последний раз предуп­реждаю... — еле сдерживаясь, сказал Ковров.

— Ну как же! У меня есть дневник доктора Катцеля, написанный им собственноручно. Это под­твердит графологическая экспертиза, я предусмот­рительно сохранил рецепты, выписанные им. С другой стороны, сведения дневника подтвердит Юлия Николаевна.