Разящий клинок
Шрифт:
Случается, что делу может помочь только традиция. Безразличие короля — она не сумела найти слово похлеще — могло перерасти в нечто худшее, но ведь и правда сейчас Рождество, а он — великий рыцарь, хороший король и супруг. Привычка быть добрым мужем на Рождество удержала его от действий ужасных, а дальше и день настал.
Королева разослала союзникам дюжину писем. Поскольку война между ее и галлейцев прислугой шла чуть не в открытую, она приняла меры предосторожности, усвоенные на юге при отцовском дворе, и ее подготовка подверглась испытанию.
Началось
Мессу служили в большом Харндонском соборе, построенном шестью поколениями торговцев шерстью, златоделов, рыцарей и королей. Шпиль возвышался даже над королевским дворцом; центральное окно с витражом, живописавшим муки святого Фомы, считалось одним из красивейших в христианском мире, а когда первые лучи зимнего солнца падали на восточную стену с великолепным изображением Христова Рождества, люди могли легко вообразить, будто они вживую наблюдают сие событие.
А за дверями собора, на площади, томилась в ожидании дюжина оруженосцев-галлейцев, да еще двадцать альбанцев, которые подражали им, как мартышки, вооруженные жезлами и ведрами с грязью. Они отирались у Королевского креста, воздвигнутого бабкой короля по случаю рождения его отца.
Они сочли, что прикрыты толпой, которая какое-то время напирала, и чернь вопила среди прочих эпитетов: «Королева — заморская шлюха!»
Вожак оруженосцев с тревогой увидел, что на торговую улицу выехал десяток всадников на черных конях и в подобающих черных сюрко. Они заполнили устье улицы от витрины до витрины, а их могучие скакуны выдыхали облака пара, как сонм драконов.
Он показал на них другому.
— Уходим! — крикнул тот. — У ведьмы есть друзья!
Но устье улицы Святого Фомы внезапно забилось подмастерьями, и каждый, будь он мужчина или мальчик, держал деревянную дубинку. Они подступили к самой толпе и, вышколенные отменно, замерли.
Чернь перестала выкрикивать оскорбления в адрес королевы.
К площади по улице Святой Марии Магдалины направился отряд ополчения, и грохот их барабанов смыл толпу, как кипяток смывает с ручки насоса лед. Пройти можно было только одним путем — мимо таверны «Королевское воинство» и по Драконовой улице; так и пошли. Точнее, некоторые, а другие медленно двинулись к рыцарям Святого Фомы, подальше от шумевших у креста оруженосцев.
К проходу королевы площадь была пуста. Двести мальчишек-разносчиков и подмастерьев склонились в низком поклоне, а Эдмунд, когда королева обернулась и улыбнулась им, подумал, что вот сейчас умрет на месте.
Но королева отлично понимала, что не победила, а только отсрочила расплату.
Король, казалось, не думал об этом вообще, хотя в конце мессы он высказался насчет избытка ополченцев на улицах.
— Неплохая демонстрация лояльности, — заметил он.
Королева не поняла, раздражен ли этим капталь.
Позднее, во дворце, собрались менестрели с жонглерами, и королева и ее фрейлины поспешно переоделись, хотя постороннему было простительно принять их скорость за нечто отличное от спешки. А потом, в составе длинной процессии, которую возглавила королева, почти все придворные женщины, не занятые стряпней и подготовкой рождественского стола, вышли с факелами во двор, где были встречены королем и таким же числом джентльменов, пажей, слуг и прихлебателей; после чего все они, озаренные факельным светом, двинулись по улицам. Падал снег, мороз пощипывал, и король раз десять поцеловал жену.
— Потанцуем? — спросил он.
Королева улыбнулась.
— Если вам это угодно, милорд, мы можем танцевать и петь хорал.
Взгляд короля был прикован к чему-то на грани светового круга.
— В детстве, — произнес он мечтательно, — на Рождество нас ждали разные приключения: и великаны, и дикари, а однажды пожаловал сам Сказочный Рыцарь. Он приехал на единороге и вызвал отцовских рыцарей сразиться. Турнир провели на замерзшей реке.
— О! — восторженно воскликнула королева. — И что было дальше?
— Этот напыщенный негодяй посадил на задницы дюжину лучших отцовских бойцов, а мы хлестали вино и чувствовали себя ничтожествами. Но он вручил нам прекраснейшие дары, и мы как в песню перенеслись. — Он посмотрел ей в глаза. — Намедни я слышал дурное. О вас. Верить этому я отказываюсь.
— Милорд... — начала она, но пришло время петь.
Они исполнили «Три корабля» и песнь об избиении младенцев, но королеве виделось одно: солдат, убивающий ее новорожденное дитя. Затем они спели «Агнец Божий» и мощный гимн, а потом — «Восход солнца», и вот образовались круги: женщины в качестве оленей, мужчины — охотников.
Они прошли широкую площадь под замком. Спустившись вприпляску на берег, они ступили на Альбин, где лед уже достиг шестифутовой толщины. Он будет нарастать и дальше, до самой весны. Дворцовые слуги выехали на коньках с подогретым вином, после чего пение возобновилось: на сей раз исполнили «Иисус, Радость мира», а потом, при свете факелов, поющие снова выстроились шестью большими кругами.
Дворцовые слуги и сами придворные смешались с толпой: подмастерья с подругами, рыцари со своими дамами, городские купцы — королева присела в реверансе перед Айлвином Дарквудом, а он степенно раскружил ее и передал высокому мастеру с железной бляхой и стальным кольцом гильдии оружейников.
— Как вас зовут, юный сэр? — спросила она.
— Том, ваше величество. — Он вычурно поклонился и исчез, двинувшись дальше по цепочке.
Круги сомкнулись для следующей фигуры, и король, завладев королевой, повел ее вдоль берега. Два пажа держали факелы так близко к ним, что королева испугалась за прическу, но посмотрела мужу в лицо и улыбнулась, а он улыбнулся в ответ.
— Я хотел сказать одно, — выдавил он. — Во времена моего отца мы были намного ближе к Диким на Рождество. Получалось забавно. И полезно для рыцарей.