Разящий клинок
Шрифт:
Его наваждения поражали своей вещественностью и яркостью, повергая в ступор новобранцев и рекрутов из крестьян по всему полю. Шаровая молния плыла медленно — и чудовищно ревела; с ужасной вспышкой она взорвалась над сердцевиной вражеской армии.
Коса отделилась от его руки и сгинула в защитном поле противника.
Неприятельские лучники вскинули луки.
Раздосадованный, он повторил заклинание.
Они выстрелили, взвилась туча стрел.
Для верности Аэскепилес сбил их наземь простеньким заклятием, наслав порыв ветра.
Фракейская
Глядя, как пехота без единой царапины идет через поле, Деметрий рассмеялся:
— Ох, отец! Как же мне жаль, что ты этого не видишь!
Уилфул Убийца встал в нескольких шагах позади Красного Рыцаря, который спешился и занял свое место: в центре строя, со знаменем в руках.
Строй не дрогнул. Копья, выдвинутые пажами из четвертого ряда, покачивались — чтобы держать их так долго, требовалась немалая сила. А лучники не стояли столбом. Им приказали прекратить стрельбу, но за дальней ногой у каждого была воткнута в землю дюжина маркированных стрел.
Вражеские копьеносцы — те самые свирепые ублюдки, которые чуть не разбили их при Ливиаполисе, — наступали, не задеваемые дальнобойными стрелами, которые чародеи и ведьмаки сбивали в воздухе над их головами.
Капитана защищала пара светящихся щитов. Одна из причин, почему Уилфулу нравилось быть капитанским лучником — его прикрывала колдовская хрень командира.
Шаровая молния взорвалась аккурат над их головами. Уилфул съежился, и через миг вспышка отпечаталась на сетчатке. Он растер лоб и плечи, затем принюхался и загоготал.
— Кое-кто обмочился! — крикнул он.
Грубый хохот. Капитан повернул голову, защищенную шлемом.
— Это был морок. И не последний.
Глаза у него горели красным огнем. До вражеских копейщиков оставалась сотня альбанских ярдов.
— Целься! — взревел Бент.
«Подберись поближе к Аэскепилесу».
С момента последнего взрыва веселья Гармодий благопристойно помалкивал. Красный Рыцарь начал надеяться — или бояться, — что он ушел. За этими словами мгновенно последовала вспышка боли, как от удара мечом промеж глаз.
«Сейчас не выйдет, старик».
Во Дворце воспоминаний царили мир и спокойствие, а Гармодий стоял чинно, выглядел молодо, как никогда, и напоминал услужливого пажа. В руке у него был Разящий клинок.
«Мощь Аэскепилеса возросла в очередной раз. Он обладает доступом к чему-то — или кому-то — и расправляется с моими ветряными чарами, как дитя, которое бьет мотыльков...»
«Я знал, что было ошибкой отсылать Мэг».
«Ты сам сказал, что только Мэг сумеет защитить наших женщин. А теперь позволь мне взять власть».
«Не трогай мое тело, когда придется сражаться. Ох, больно же, Гармодий!»
«Не бойся, малец. Я скоро тебя покину. Обещаю. Нам надо подобраться к Аэскепилесу. Господь Всемогущий, откуда у него такая силища?»
Гармодий принял на себя управление телом Красного Рыцаря. Без посредника он стал ворожить быстрее — и чище. И он готовился к этой минуте полгода. Знал, чего хочет и как добиться желаемого.
— Пли! — гаркнул Бент.
Рыцари и простые ратники, стоявшие в первых рядах, упали на колени. Лучники подались вперед и выстрелили. На расстоянии столь малом их стрелы покрывали дистанцию за четыре удара сердца и по дуге почти не летели.
Бент использовал стрелы-бодкины, которые шли у мастера Пиэла по шесть пенсов за штуку. Закаленная сталь. Наконечники длиной с пол-ладони, острые, как нож для колки льда. Он тщательно выбрал мишень — знаменосца, шагавшего в первом ряду. Чешуйчатый доспех и великолепный золотой шлем. Поножи и наручи.
Стрела весила три альбанские унции и за секунду покрыла почти двести футов. Острие ударило на палец в сторону от щита, прошило бронзовую пластину и вошло между двух железных под ней — пронзило поддоспешник из шкуры оленя, слой льна, слой овечьей шерсти толщиной в палец и еще один слой льняного полотна. Потом — тонкую сорочку.
Вошло сквозь кожу в жир, а из жира — в мышцу. Достигло кости. Соскользнуло с нее на полпальца и снова проникло в жир — и в другие мышцы.
Знаменосец упал. Тяжелое знамя повалилось вперед, и двадцать рук рванулись его подхватить. Но стрела прилетела не одна...
Вторая стрела Бента была наготове еще до того, как первая пронзила сердце знаменосца. И третья...
Четвертая...
Пространство между центрами двух армий заполнилось тучей стрел, и все они устремились в одном направлении. Слева от Красного Рыцаря Деметрий придерживал свою кавалерию для смертельного удара, а потому участок перед нордиканцами пустовал.
Они двинулись в наступление. Прогремела команда; триста гвардейцев вскинули топоры, издали пронзительный, очень древний клич и потянулись атаковать далекую конницу. Нордиканцы сбились так плотно, что крайний на правом фланге царапал великолепным позолоченным щитом каменную, высотой в человеческий рост стену главной дороги между Ливиаполисом и Лоникой, тянувшуюся слева. В глубину строй нордиканцев имел всего двух человек и продвигался со сверхъестественной точностью. У каждого было тяжелое метательное копье с наконечником весом без малого в фунт, его часто инкрустировали серебром, золотом или тем и другим; древко покрывали золоченые руны, а острие из лучшей вороненой стали было заточено под иглу. У большинства за щитами имелась и пара дротиков, утяжеленных свинцом, на двухфутовых древках. Умельцы метали их на восемьдесят шагов.