Разящий клинок
Шрифт:
— Тогда мы потеряем возможность заработать, а легкая победа утечет из наших рук, словно песок сквозь пальцы, и нам придется следовать трудным путем. — Он снова пожал плечами. — А еще этой ночью поспать нам не удастся. Поехали.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ДЖАРСЕЙ — ЖАН ДЕ ВРАЛЬИ
Граф Э лицезрел сверкающую, закованную в сталь спину своего кузена — колонна рыцарей и тяжеловооруженных всадников двигалась по королевскому тракту из Харндона в Джарсей. За ним громыхали двадцать
Гастон почесал бороду и пожалел, что он не дома, в Галле. Тайком от своего благородного кузена он написал письмо отцу Констанции д’Эво, графу д’Эво, попросив ее руки. Возможно, совсем скоро ему придется вернуться домой, чтобы жениться на ней. А оказавшись как можно дальше от бесконечной погони за славой своего брата, он уложит жену в постель, опустит полог и проведет остаток жизни...
Перед его внутренним взором возник образ Констанции, погружающейся в ледяные воды озера. Недаром все трубадуры пели, что истинная любовь — страстная любовь — делает человека настоящим героем, и Гастон был вынужден признать, что воспоминание о ее обнаженном теле, готовом к прыжку...
— Стоять! — крикнул его кузен.
Выдернутый из грез граф Э увидел, что верховые королевские егеря захватили двух охотников. Молодые люди кипели от негодования за спинами своих пленителей. У старшего на запястье сидел ястреб.
— Кто дал вам право разъезжать вооруженными по Джарсею? — осведомился старший.
Капталь де Рут улыбнулся, словно святой на картине:
— Король.
— Лучше отправьте гонца за разрешением от моего дяди. — С юношеским высокомерием охотник подался вперед. — Вы тот самый чужеземец, да? Де Вральи? Вероятно, вам незнакомы наши порядки...
Лицо Жана де Вральи побагровело.
— Замолкни, мальчишка, — приказал он.
Но в ответ получил лишь смех.
— Это Альба, сэр, а не Галле. Теперь, — произнес юнец, глядя на королевских егерей по обе стороны от себя, — попрошу вас приказать этим замечательным людям отпустить меня, чтобы я смог вернуться к охоте.
— Повесьте его, — велел де Вральи егерям.
Старший из егерей, одетый в королевскую ливрею, заартачился.
— Милорд? — переспросил он.
— Вы меня слышали.
Гастон пришпорил своего коня.
— Троньте хоть один волос на моей голове, и мой дядя зажарит вас живьем, засунув ваш же хрен вам в рот, — огрызнулся парнишка с ястребом. — Кто этот сумасшедший?
— Вот это дерзость! Каков наглец! Повесьте его, — повторил де Вральи.
Егерь в ливрее глубоко вздохнул и выставил руку, сдерживая своих спутников.
— Нет, милорд. Только не без суда и надлежащего разбирательства.
— Я командующий короля в Джарсее! — взревел галлейский рыцарь. Гастон взял коня своего кузена под уздцы. — И он оскорбил меня! Что ж, хорошо, я вижу, куда вы клоните. Вы молоды, и у вас есть меч. Я окажу вам честь, предположив, что вы умеете им пользоваться. Я вызываю вас на дуэль. Вы оскорбили меня и задели мою честь, я не смогу жить дальше, не стерев этого пятна.
Юнец с ястребом вдруг осознал всю опасность сложившейся ситуации, и его лицо покрылось красно-белыми пятнами от страха.
— Я не хочу сражаться с вами. Я хочу домой.
Де Вральи спешился.
— Раз вы настолько глупы, что разъезжаете повсюду без доспехов, я сниму свои. Оруженосец! — позвал он.
На его зов явился Стефан и двое пажей с повозкой, и с капталя начали снимать доспехи: сперва латные рукавицы, затем наплечники, наручи, нагрудник с наспинником, сабатоны и, наконец, двухстворчатые наголенники.
Юнец с ястребом тоже спешился. Его спутник, очевидно, слуга, что-то прошептал ему.
— Да пошел он, — отмахнулся племянник графа. — Я не трус, да и меч у меня не какой-то прутик.
Гастон попытался усмирить своего упрямого и заносчивого брата.
— Кузен, — мягко начал он, — помнишь, сколько было неприятностей, когда ты убил оруженосцев сэра Гэвина?
— Разве? — удивился де Вральи. — Я их не убивал. Одного убил он сам, а второго, полагаю, ты.
Гастон едва сдержался.
— По твоему приказу.
— В любом случае никаких неприятностей не было, — пожал плечами капталь.
Граф Э аж опешил.
— Никаких? Разве ты не видел, в какое положение поставил короля перед его людьми в Лорике?
— То, что он слаб, меня не касается. Сегодня я лишь защищаю собственную честь и ничего более. — Он уже снял гамбезон и чулки, но все равно походил на сошедшего с небес ангела или, скорее, на падшего ангела. — А теперь не мешай. Защитить свою честь — мой священный долг. Ты бы поступил точно так же.
Гастон покачал головой:
— Я бы никогда не поставил себя в такое положение...
— То есть ты считаешь, что я сам виноват? Позволь сказать тебе, дорогой кузен, я так и не дождался от тебя той преданности, на которую имел все основания рассчитывать, будучи твоим сеньором.
— Может, ты и со мной драться пожелаешь?
— Ты сомневаешься, что я лучше тебя? — осведомился де Вральи.
Граф Э стоял неподвижно, прокручивая в уме с дюжину ответов. Наконец он кивнул и очень медленно произнес:
— Да, сомневаюсь.
В ответ де Вральи усмехнулся и положил ладонь на плечо кузена. Гастон вздрогнул. На губах капталя играла улыбка.
— Господь сделал меня лучшим рыцарем в мире. Но я не достойнее всех прочих, поэтому вполне естественно, что даже ты — тот, кто любит меня больше всего, — смею ли я сказать? — завидуешь оказанным мне милостям. Я прощаю тебя.
Гастон поклонился и отодвинулся осторожно, как только мог. Его руки дрожали.
Слуга о чем-то умолял юнца с ястребом, но тот не слушал. Скинув крестьянскую котту — как и большинство аристократов, отправляясь на охоту, он надевал простые неброские вещи, — парень остался в дублете из бумазеи, чулках и высоких сапогах. Племянник графа Тоубрея расстегнул ремень, бросил его на вытянутые руки слуги и обнажил меч.