Разыскиваются полицией
Шрифт:
«Будь я проклят, если еще кого-нибудь подсажу. Я решил, что она меня застрелит. Так и подумал. Говорю вам, эти дамочки не шутили».
Не успел ведущий поблагодарить Майка, как на экране появились снимки из досье Дайаны и Гейл. Один возле другого, под подбородками номера, подбородки почти одинаково непокорно задраны.
— Смотри-ка, — усмехнулась Гейл, — нас показывают по телевизору. Теперь мы полноценные люди. Существуем в реальности.
Дайана молча смотрела на экран и слушала ведущего, который охарактеризовал их как «революционерку и
— Иными словами, — прокомментировала Дайана его слова, — ни черта-то ты не знаешь. — И удовлетворенно вздохнула. Она успокоилась.
Вслед за новостями стали передавать рекламу, и Гейл нажала кнопку приглушения звука.
— Что скажешь?
— А ты?
— Фотография нисколько на тебя не похожа.
— Слава Богу, и на тебя тоже. Ну у тебя здесь и видок! Давненько же тебя упекли.
— Хватит с нас обеих, — промолвила Гейл.
— Да.
Они погасили свет, выключили телевизор, и каждая погрузилась в свои мысли. Дайана легла на бок и спросила:
— Рик был твоим дружком?
— Почти.
— Ты ему доверяешь?
— Разве это не очевидно?
— На него можно положиться?
— Я ему верю, как верю другим.
— Мне, например.
Гейл повернулась к ней.
— Я не убеждена, что верю тебе. Или верю до конца.
— Почему?
— Я верю тебе, но не твоим суждениям.
— Вот теперь ты точно говоришь как мать.
— Не пренебрегай чужим опытом.
— О Боже мой!
— Я серьезно. Успела кое-чему научиться.
— В основном сидела за решеткой. Полжизни в тюрьме, полжизни на свободе. А свобода главным образом приходится на детство. Ты собираешься учить меня, как себя вести?
— Я тебя призываю сделать шаг назад, осмотреться и тщательно оценить ситуацию.
— И для этого мы направляемся в Оклахома-Сити, расположенный по соседству с Техасом?
— Там безопасно. Живут мои институтские друзья. Можно перекантоваться.
— Знаешь, почему штат Техас никак не может съехать в Мексиканский залив?
— Почему?
— Потому что штат Оклахома полное дерьмо.
— Даже не смешно. Детские шуточки.
— Согласна. Но это именно то, что я чувствую по отношению к Оклахоме. От нее абсолютно никакой пользы. Плоская, пыльная, страшная. Как тебя занесло туда учиться?
— Культура коренных американцев.
— Я была в нескольких резервациях. Все равно что сходить в зоопарк. Только в клетках не звери, а люди. Печально до невозможности.
— Я работала в одной из них. Сразу после того, как получила диплом.
Дайана немного помолчала.
— Во мне течет немного индейской крови.
— Правда?
— Благодаря прапрапрабабке со стороны отца. Наверное, надо добавить еще одно «пра». Я почти ничего об этом не знаю — лишь то, что она была из апачей из резервации Уорм-Спрингс. Мать мне однажды сказала. Я хотела выспросить у нее побольше, но она и сама толком ничего не
— Это можно исправить. Один из тех людей, с кем мы будем жить, преподает в университете и имеет доступ ко всяческим метрикам и архивам.
Воцарилось долгое молчание. Гейл стала засыпать и сквозь дремоту услышала, как Дайана пошевелилась и зашуршала простынями.
— Гейл!
— Да?
Дайана хотела рассказать о телефонном звонке и разговоре с Ренфро, но передумала. Может, позднее, когда все наладится.
— Ничего. Просто хотела поблагодарить за то, что взяла меня с собой.
Гейл улыбнулась и отозвалась:
— Без тебя я бы не справилась.
Дайана лежала в темноте и, как бывало по ночам в тюрьме, слушала дыхание своей сокамерницы. Она вспомнила приход Рика Рида, и что-то в его поведении ей показалось немного искусственным — похожим на картофельное пюре быстрого приготовления: вроде бы хорошо взбито и аппетитно, но всегда присутствует легкий привкус картонки от упаковки. Очевидно, он просто нервничал оттого, что оказался рядом с копом. Точнее, с бывшим копом. Но Дайана знала, даже законопослушные граждане считали: полицейский — всегда полицейский. Так же как полицейские не сомневались: преступник — всегда преступник. А в ее голове все перепуталось.
Дайана поднялась и подошла к окну. С высоты двадцать четвертого этажа обвела взглядом плотно застроенный городской пейзаж: высокие дома светились окнами и сверкали огнями, на улицах было еще много машин. Дайана вспомнила лицо Майка на телеэкране, услышала его голос — как он призывал Америку опасаться ее и Гейл. Двух несчастных беглянок. Господи, сколько же на свете всякого дерьма!
Она стремилась в Техас, однако сознавала, что это путь к погибели. Но чувствовала себя свободной, до головокружения легкой, будто, несмотря на крепко сжимавшие оковы гравитации, плавала в некоем лишенном сил тяготения пространстве. Или как в «Гравитоне», на ежегодной ярмарке в округе Брирд, когда Дайана ощущала, как вращающийся цилиндр подхватывает ее с бешенством центрифуги, а пол уходит из-под ног. В шесть лет она впервые прокатилась на этом аттракционе с Кевином, а затем упросила его повторить забаву, хотя каждый раз им приходилось снова стоять в очереди.
Ей надо вернуться. Дайана посмотрела на Чикаго. Ей не приходилось жить в подобном городе. Тут повсюду сверкали огни, и из четырех звезд на небе можно было разглядеть всего лишь одну. Загрязнение светом — вот что это такое. Ночь должна быть ночью. Пусть светит луна и звезды, а не неон и плавающая дымка.
— Дайана! — Гейл приподнялась на подушке.
Дайана вернулась к своей кровати, села, скрестив ноги, и посмотрела на свою сокамерницу.
— Я не из тех, кто стремится из дома в большие города искать богатства и славы, — произнесла она. — Я люблю округ Брирд. И если честно, то не шутила, когда говорила, что собиралась уйти из управления и учиться дальше. Но тут все как раз и произошло. Знаешь, я была сыта службой в полиции.