Реальность сердца
Шрифт:
— Будет исполнено.
— Неожиданно, верно? — сказал Гильом Аэллас, когда дамы удалились. — Я не предполагал, что так обернется.
— Никто не предполагал. Нам вот, кажется, придется теперь воевать с его высокопреосвященством… — пожаловался Саннио. — Элграс мог бы уже завтра занять престол, но этот упрямый архиепископ… и мой почтенный родич — тоже.
— Да, положение весьма замысловатое, — протянул Гильом. — Однако ж, в отсутствии регента и бегстве короля я вижу много преимуществ по сравнению с прежним положением дел. Араон говорил, что публично подпишет отречение при первой же возможности, его насилу уговорили не делать это сегодня. Двумя бедами меньше — почти праздник… Дверь отворилась — резким рывком, слуги так никогда не делали. Саннио вскочил, Гильом просто обернулся. На пороге стояла невысокая женщина в серо-зеленом костюме для верховой езды. Очень сердитая женщина…
— Я хочу немедленно видеть свою дочь! — заявила она. — Где господа Алларэ?! «День непрошеных гостей какой-то, — подумал Саннио. — И чья это мать? Ей же лет двадцать пять…» Потом он вспомнил, что уже видел эту даму, только тогда она была вовсе не сердитой, а весьма милой и приятно улыбалась. Госпожа Кларисса Эйма, легендарная куртизанка, обронившая перчатку в коридоре школы мэтра Тейна. Разъяренная дама — ну сущая рысь, охраняющая своих котят, — юношу, разумеется, не узнала. Смотрела так, словно вот-вот глаза выцарапает любому, кто станет между ней и той высоченной северянкой.
— Госпожа Эйма, с вашей дочерью все в порядке. Она сейчас в спальне, отдыхает, — мягко, как с рысью, заговорил Саннио. — Вас к ней проводят по первому же требованию. Но если девушка уже уснула, не нужно ее тревожить. Прошу вас к столу, выпейте вина.
— Вина? Прелестное предложение! — вздохнула дама, потом все же прошла к столу — Гильом едва успел отодвинуть стул. — Где Реми? Какого рачьего хвоста…
— Они заняты, — объяснил молодой человек. — С вашей дочерью правда все в порядке, госпожа Эйма. Мы только что обедали, потом они захотели спать. Это неудивительно.
— Откуда вы меня знаете? — прищурилась женщина.
— Мы встречались.
— Погодите-ка… повернитесь в профиль… О, так вы наследник Руи! Мы действительно встречались. Простите, господа, я была очень нелюбезна. Я слишком испугалась за Ханну… — Кларисса улыбнулась и оказалась вовсе не такой страшной, как в первые минуты.
— Не беспокойтесь, — Гильом наполнил гостье бокал. — Мы понимаем ваши чувства, но поводов волноваться уже нет. Девушки отдыхают, Араон тоже.
— Араон? Девушки? — госпожа Эйма была удивительно красива, но волноваться ей не стоило, а то взгляд у нее делался такой, что того гляди молнии полетят… Гильом коротко рассказал женщине обо всех приключениях Ханны и ее спутников. Кларисса слушала молча, с неподвижным лицом, только между бровями залегла глубокая складка. Дослушав до конца, она залпом осушила бокал, потом кивнула Гильому на бутылку. Выпив и второй, Кларисса уронила голову на руку и глубоко задумалась. Следующим событием оказалось явление Бернара Кадоля. Этот, конечно, к нежданным гостям не относился, но выражение на его лице к заурядным отнести никак было нельзя. Столь озадаченного капитана охраны Саннио еще не видел никогда. Даме он коротко и весьма небрежно поклонился, с Гильомом обменялся быстрым рукопожатием, а интересовал его только молодой господин.
— Пришли вести из Скоры. Весьма необычные вести, ради них зажгли сигнальные башни.
Наследник охнул. Огни на вершинах сигнальных башен, которые накрывали щитами, а потом сдвигали их, чтобы создать череду вспышек и затемнений, зажигали лишь для передачи сообщения о войне или моровом поветрии.
— В предгорьях Неверны сдвинулась с места гора. Удивляться Саннио уже не мог, поэтому он разозлился.
— У них там белена поспела, не иначе! Бернар, ну какая гора?! Вы с убийством Грио разобрались?
— Молодой господин! — ну что сегодня за день такой, все кричат, рычат, спасибо еще, что не кусаются. — Это не так уж и смешно. В горах обвал особенной силы, и одна из гор действительно сдвинулась с места.
— И что с того?
— Во-первых, туда направлялся господин герцог. Во-вторых, вспомните пророчество, которое уже год поминают по всей стране. Саннио очень захотелось взять стул и побить им Бернара по чему попало. Смущало только присутствие госпожи Эйма, которая со странным для бывшей куртизанки, а ныне почтенной жены къельского владетеля вниманием прислушивалась к разговору.
— Все тайное явным уже стало, если иметь в виду Араона, черное небо мы все видели, теперь вот гора… — сказала Кларисса. — Четвертое условие все помнят?
— Толпа чужих тварей, — покорно ответил молодой человек, которому вдруг расхотелось махать стульями.
— Вас, кажется, интересовало, куда делся герцог Скоринг? Ищите его на Мерском тракте. Пока еще не поздно…
Пролог: одиночество Ролана Гоэллона
— Простите меня, герцог Ролан! Я должен был…
— Перестань, мальчик мой. Что ты мог сделать?
— Я мог быть рядом! Я… — мальчишка по-жеребячьи переступал с ноги на ногу и прятал заплаканные глаза.
— Перестань, — устало повторил Ролан, потом протянул руку и потрепал жеребенка по пышной золотой гриве. — Ты и не мог, и не должен был. Иди, Реми. Пятнадцатилетний племянник и воспитанник Ролана, полноправный герцог Алларский, не хотел уходить, и пришлось положить ему ладонь на плечо, развернуть к двери. Нужно было найти время для разговора, долгого и серьезного, и найти сегодня же — вечером или ночью. Нельзя оставлять мальчика одного. На него и так третий год валится слишком многое, от ранней смерти отца до… …до всего, что случилось позавчера. Герцог Гоэллон, похоронивший вчера двоих детей, разминувшийся на дороге с единственным оставшимся сыном, стоял у окна и глядел на море. Серые волны мерно накатывались на серые же валуны, да и небо, до горизонта затянутое низкой плотной дымкой, было все того же цвета. Серое. Родовые цвета. Цвета матери, ставшие для младшего сына короля Лаэрта родными. Замок был сложен из того же камня, что веками выдерживал напор волн Литского пролива. Воплощение надежности, неприступная крепость, родовое гнездо герцогов Гоэллонов. Гнездо, не сумевшее защитить своих птенцов. Не спасла крепость, не спасли слуги и гвардия, в верности которых Ролан не сомневался. Он потратил полдня, пытаясь понять, что же произошло — но то, что удалось восстановить по расспросам, звучало и слишком дико, и слишком просто, чтобы поверить. Чтобы хотя бы принять.
Медленно, медленно темнело небо, сверху уже наползала непроглядная чернота, а над морем еще тлела тусклая ало-розовая дымка. Винная дорожка терялась в антрацитово-серых волнах, ни на миг не прекращавших свое размеренное движение. Далекий путь, от самого побережья Эллоны — и лишь для того, чтобы разбиться о камни, рассыпаться тучей бессильных брызг, стечь пеной с полированных валунов…
Возвращаясь с Адиль из столицы, герцог Гоэллон не ждал ничего, кроме покоя, кроме любимой домашней рутины, такой привычной и теплой, особо родной после столичной сумятицы, после безумия двора и невозможно тягостных часов рядом с братом. Только притихшая — или навеки наполнившаяся могильной тишиной? — сумрачная громада замка больше не была ни домом, ни убежищем. Ролан возвращался к детям, а вернулся — к похоронам. К похоронам, к суете, которая все же казалась вязкой, липкой как патока, не приносила ни усталости, ни — по окончанию своему — облегчения. Может быть, дело в том, что от герцога Гоэллона потребовался лишь краткий кивок, знак одобрения всех распоряжений, отданных накануне сыном. Энио не ошибся ни в одной мелочи, ни в одной детали.
Только — уехал, не дождавшись возвращения отца и матери, не встретив; оставил перепуганных слуг, гвардию, готовую принять любую казнь — не уберегли, не защитили! — опустевший, выстуженный навсегда осенним ветром замок Грив, зареванного двоюродного брата… Куда, мальчик мой, куда же тебя унесло, где же тебя искать теперь — и что делать?..
Адиль сидела в кресле, вокруг нее — четверо дам. Несмотря на поздний час, все старательно делали вид, что вышивают. Эмилия Лоанэ старательно бубнила над Книгой Сотворивших. Госпожа герцогиня подняла голову, отложила шитье и поднялась навстречу мужу. Темно-синее траурное платье превратило супругу в стройную девочку, слишком юную для темных покрывал, для постнолицых квочек, для чтения молитв и житий.