Ребус-фактор
Шрифт:
Не пострадал и обогатительный комбинат. Это мы могли позволить себе без стеснения конфисковывать предприятия коллаборационистов, потому что играли с метрополией ва-банк. У нас была Марция, а у Земли – только Земля. Соответственно, земляне играли иначе. И неважно, что во время интервенции Майлза Залесски не было на Тверди, а его сын партизанил. Кто же в здравом уме мелко мстит, разрушая фундамент возможного будущего? Если земной главнокомандующий сам не был способен додуматься до этого сам, то из метрополии пришла подсказка.
Не будь Боб моим давним приятелем, не посети мы с ним Землю, я, наверное, впал бы в истерику при виде роскоши поместья Залесски. Я-то знал, каково живется фермерам и горожанам, а один раз побывал в лагере для новопоселенцев. Любить их мне было, в общем-то, не с чего, очень многие из них охотно сотрудничали с землянами, но то, что я увидел за проволокой… бр-р… По возвращении мало кто верил мне, что охрана расстреливает обитателей лагеря, уличенных в таком вопиющем «нарушении внутреннего распорядка», как людоедство, да только «нарушителей» не становится меньше. Кто верил, те пожимали плечами и говорили в ответ какие-то банальности. Всех этих согнанных в лагеря людей, подкормив немного, можно было бы использовать на работах по восстановлению разрушенного войной хозяйства, а уж их дети точно не были ни в чем виновны. Кто и почему забыл о них и кто за это ответит?
Я знал, что никто. Может, у нас не хватало рабочей силы, зато было много времени. Разрушенное постепенно восстановят и так, а об этих несчастных – забудут. Уже забыли. Может, потому что Твердь нужна коренным твердианам, а не каким-то пришлым? Может, из мести за коллаборационизм? Нет. То есть да, но не в такой степени. Настоящая причина еще проще: никому неохота возиться.
На пороге дома нас встретил вышколенный дворецкий. Какой-то тип в отдалении брил газон. Садовник деловито щелкал ножницами, временами отступая на шаг от куста и осматривая творение критическим взглядом художника. Остальных слуг не было видно, что и правильно: на кой черт хозяину любоваться на них, если они в данный момент не нужны?
Майлза Залесски мы нашли на задней веранде. Розовый бодрый старик сидел в шезлонге возле бассейна и приветствовал нас дружелюбным кивком. Второй кивок предназначался бармену, живо соорудившему для нас с Бобом два коктейля.
– Это Ларс, папа, – почтительно сказал Боб, садясь в свой шезлонг и предлагая мне жестом последовать его примеру. – Я говорил тебе о нем.
– Помню, – ответствовал Майлз. – Хорош, да?
– Да, – кивнул Боб.
– Горяч только?
– Немного.
– Ну, с возрастом это обычно проходит, – добродушно сказал Майлз. – Будь как дома, Ларс. Искупаться хочешь? Без церемоний.
– Э-э… может быть, позже?
Признаюсь, я был немного ошарашен, услыхав, как отец с сыном ведут разговор обо мне в моем присутствии. Обычно мы на Тверди обходимся без особых церемоний, но это уж было слишком. Или, может, папаша Майлз начал потихоньку выживать из ума?
– Я слышал, ты помогал учиться моему парню, – сказал Майлз, обращаясь на сей раз ко мне.
– Немного. Он мне тоже помогал.
– Приятно слышать.
И потекла неспешная беседа под коктейль, ни к чему не обязывающая беседа о пустяках. Была подана легкая закуска. Потом папаша Майлз сказал, что становится жарко, и предложил окунуться. Мы скинули одежду, поплескались в бассейне и вернулись в шезлонги. Какое-то время Майлза интересовала моя роль в нашей победе, и я сказал, что роль была довольно-таки скромная и что дядя Варлам сделал гораздо больше. Майлз зачем-то повторил вопрос Боба о том, дядя ли мне Варлам Гергай, и покивал, когда я объяснил, кто мы с ним такие друг другу.
Смотрины – вот на что это было похоже. Старик Майлз изучал меня, и я это понял. Не знаю, догадался ли он, что я это понял, но следующий вопрос прозвучал более интригующе:
– Чем бы ты хотел заниматься, Ларс? Боб говорил, что ты хорошо справлялся в «Инжиниринг».
– Пожалуй, я хотел бы заниматься тем же самым, – ответил я.
«Дурак! Дурак!» – пискнул кто-то в моей голове. Вот так люди и упускают шансы, которые второй раз в жизни, может, и не представятся. Инженер, даже главный, для Майлза Залесски – очень малая величина. Вероятно, он хотел услышать о моих политических амбициях – да только я сказал то, что сказал. И мог бы повторить. Политика мне поперек горла.
– Молодой, – сказал Майлз, не обращаясь ни к кому.
Еще какое-то время мы болтали ни о чем, а потом Боб заявил, что нам пора. На обратном пути я гадал, что все это значило, и не пришел ни к какому выводу. Наверное, Майлз просто присматривался ко мне, и здесь имело значение все: моя роль в борьбе с метрополией, моя нынешняя работа, мои отношения с дядей Варламом, моя молодость, наконец.
– А ты понравился отцу, – сказал Боб и посмотрел на меня, ожидая реакции.
Я промолчал. Боб улыбнулся и легонько кивнул.
– Кстати, а чем бы ты на самом деле хотел заняться в ближайшие годы? – спросил он.
Некоторые никак не могут поверить, что собеседник не хитрит.
– Ты же слышал, – ответил я. – Что такое наша Твердь? Отсталая сырьевая планета. Не будь у нас скандия, мы жили бы в полной нищете. У нас же ничего нет. Допотопная техника добычи и первичной переработки ископаемых. Транспорт почти на нуле. Связь – тем более. Понимаешь, мне бы хотелось дожить до того времени, когда мы сами – сами! – выведем на орбиту наш первый искусственный спутник, а если повезет, то и до гипертранспорта.
– Спутник не проблема, – отмахнулся Боб. – Марциане помогут – будут у нас спутники связи. Будут, возможно, и космические корабли… ну, если они понадобятся.
– А гипертранспорт?
– С этим несколько сложнее…
– Марциане не допустят?
Боб взглянул на меня укоризненно, как бы желая сказать: ну зачем сотрясать воздух ненужными словами? Все и так предельно ясно, будь же дипломатичен, черт побери! Да, не допустят. Марции, как и Земле, нужно от нас только сырье. Это заданные рамки. Хочешь думать – думай, это не возбраняется, но только в указанных пределах.
И будь счастлив, что к твоей персоне проявил интерес сам Майлз Залесски. О его предусмотрительности, чутье и умении ждать ходят легенды. Так что жди, надейся, догадывайся о чужих планах на твой счет и стремись соответствовать. Майлз ничего не делает просто так.
– Я думала, ты в Новом Пекине, – сказала мама. – Хоть бы предупредил, что приедешь. Мог бы меня не застать.
Она не помолодела за то время, что мы не виделись, но выглядела гораздо бодрее. Плохо запудренные круги под глазами – это нормально для временного губернатора округа в трудное время, но куда важнее прежняя порывистость движений и блеск глаз. Мама была в своей тарелке. Хотел бы я сказать о себе то же самое!