Рецепт любви
Шрифт:
А еще мы были популярны в социальных сетях. Фиона позаботилась обо всем этом, так как я питала отвращение ко всем видам технологий. Она считала безумием то, что у меня нет собственных соц. сетей. Только она делала нас популярными на платформах.
Она всегда снимала, как я пеку или украшаю торты. Меня это устраивало, пока она не сказала мне «приспустить декольте», тогда я запретила ей размещать меня на каких-либо фотографиях или видео.
Мне определенно не нужен такой бизнес.
В любом случае, мы были заняты.
Поскольку я была скрупулезна в отношении задач, графиков и чистоты, в указанные периоды затишья особо ничего не нужно было делать. Печенье, приготовленное для детей после школы, которые заходят сюда с мамами, уже были в духовке. Прилавки вымыты. Посудомоечная машина работала. Тарелки убраны со столов. Коробки с едой на вынос заполнены.
Свободное время.
Это враг, с которым я обычно сражалась.
Свободное время означало размышления. Размышления означали переосмысление того, что я ранее считала разумными решениями, или убеждение себя в том, что у меня опасное для жизни состояние здоровья.
На сегодня у меня уже был загон, так что теперь пришло время для принятия сомнительных решений.
— Я допустила ошибку? — спросила я себя тихим голосом, прикусив губу, когда упаковывала торт. Провела рукой по надписи: логотип «Невинные удовольствия — еда без морали», выполненный ярко-розовым наклонным шрифтом, под ним маленький ангелочек, поедающий кекс. Под ним мелким шрифтом с засечками было написано «Хаотичная выпечка».
Мои глаза нашли глаза Фионы. Она прислонилась к столешнице из розового гранита, слишком дорогая, но стоила каждого пенни.
— Из-за того, что рассталась с ним? — уточнила я.
— Блять, нет! — громко ответила она.
Я быстро поспешила к стойке, чтобы отдать пожилой паре их торт, улыбаясь в знак извинения за вспышку гнева моей сотрудницы — но почему-то, казалось, никого это не обидело, потому что она выругалась милым акцентом.
— Он был куском дерьма, — продолжила Фиона, разглядывая свои ногти. — Он заботился только о себе, но притворялся, что ему на тебя не насрать… хотя было о чем беспокоиться. Например, о том, чтобы доставить оргазмы, которых ты заслуживаешь, а это, моя дорогая, чертовски важно.
Мои щеки вспыхнули, когда я огляделась, благодарная за затишье, все наши клиенты сидели за столиками, вне пределов слышимости.
Фиона, со своей стороны, нисколько не стеснялась обсуждать оргазмы — разумеется, мои, а не ее — на рабочем месте.
— Да, но он был красив, имел стабильную работу, у него есть свой дом, — я отчеканила качества, мой желудок скрутило от беспокойства. — Он хорошо относился к своей матери… — я изо всех сил старалась найти больше положительных примеров. — Я никогда не видела, чтобы он сбивал собаку на машине, — слабо предположила я.
Фиона закатила глаза.
— О, вау, он был порядочным человеком, который не убивал животных. И все, детка? — она покачала головой. — Нет. Он вел себя как мудак, когда ты мягко сказала ему, что нужно приложить немного больше усилий в сексе. Вероятно, слишком мягко, — добавила она, прищурив глаза, зная меня слишком хорошо.
Я правда мягко сказала ему об этом. С такими же пылающими щеками, как сейчас, со смутным ощущением, что меня сейчас вырвет, с потом, собирающимся под мышками, и сердцем, грохочущим в груди.
Мне не нравилось спорить. Вообще. Мне пришлось заставлять себя завести этот разговор, около трех недель, размышляя об этом, пытаясь убедить себя, что на самом деле это не важно. Конечно, именно Фиона подтолкнула меня и пресекла мои попытки отрицать, сказав: «Да, это чертовски важно, и настоящий мужчина не против разговоров о сексе и потребностях своей женщины».
— Ты же донесла до меня, что ты не просто вещь, ты женщина с желаниями, с потребностями, — продолжила Фиона, ее глаза пылали яростью ко мне.
Она защищала меня, хотя была на два года младше и технически моей сотрудницей.
— Но…
— Нет, — перебила она. — Никаких гребаных «но». Когда ты попыталась сказать ему, чего хочешь, он взорвался, выжал из тебя все дерьмо, а потом сказал, что тебе лучше купить вибратор, потому что он не собирается меняться.
Я прикусила губу. Черт, он правда сказал это.
Я похолодела при одном воспоминании о тоне, которым он говорил со мной, о безразличии, с которым он произнес эти слова. То, как он пытался повернуть разговор, пристыдить меня, пытался заставить меня чувствовать себя сумасшедшей, требовательной.
На самом деле я не из тех девушек, которые злятся, и тогда я даже не была зла, а шокирована… и задета. Глубоко, очень глубоко задел меня тот момент. От того, что кто-то, кого ты любишь, говорит с тобой таким тоном, перехватывает дыхание. Выбивает дух борьбы.
Ну, я предполагала, что это не отнимет силы у такой женщины, как Фиона. Она никогда не позволила бы мужчине говорить с ней подобным образом. Черт, она бы даже никогда не сказала «да» мужчине, который недостаточно заботился о ней, и не удовлетворял ее потребности.
Фиона наклонилась, чтобы смахнуть немного глазури с кекса, слизывая с пальца.
— Видишь ли, самое худшее в мужчинах — это то, что они хотят сделать абсолютный минимум, а мы относимся к ним, как к богам, — сказала она. — Они притворяются тупыми, когда говоришь им, что ты не кончила за две минуты секса — кстати, без прелюдии, — затем обижаются, когда обсуждаешь это с ними, потому что они маленькие манипулятивные ублюдки.
Ее темные брови в ярости сошлись вместе, она съела еще глазури. Я знала, что лучше не прервать ее, когда она была в ударе.