Редкая птица
Шрифт:
И крик истязаемой девушки, высокий, исполненный боли.
Руки капитана сомкнулись, огромная спина напряглась. Слышен противный хруст, голова Тесака откинута чуть назад. Руки разжаты, и тело безжизненно оседает на пол. Глаза еще живы, мозг еще работает, но позвоночник, судя по всему, переломан по всей длине, острые обломки реберных костей вошли в легкие…
Глаза смотрят на происходящее на экране и медленно мутнеют. Лишь темно-синие блики продолжают играть на лице мертвеца, искаженном жестокостью и болью.
Открываю дверь
Вся спина капитана в рваных пробоинах. Он еще пытается сделать шаг и падает навзничь.
В комнате стоит полная тишина. Кассета кончилась. Только бледное мерцание экрана.
Часть стеллажа у стены отодвинута, в комнату входит маленький человечек в черном поношенном костюмчике. В руках у него никелированный дамский браунинг.
Затвор откинут назад: он прострелял всю обойму.
Раскрываю широко дверь, вхожу в комнату и навожу на человечка вороненый ствол нагана.
Глава 23
Было бы побольше света, его полированная лысина, обрамленная жидкими седыми кудряшками, сияла бы и испускала зайчиков. Дедок-одуванчик.
Только меня уже не тяготят комплексы пионерского детства. Судя по посеревшему лицу старичка, он это понял.
– Как же так, Старик… В таких почтенных годах и такие грехи…
Внезапно лицо его разгладилось.
– Ты пистолетик-то опусти, мил человек, а то грех не на мне, на твоей душе останется…
Смотрит он мне за спину. Делаю два шага вперед, держа дедунчика на мушке: этот старый пердун способен на шалости. Не думаю, что он устроит сеанс кунг-фу, – да только раз пошла такая пьянка…
Встаю спиной к стене, дед с одного боку, я с другого… В проеме двери – Милая Марта. Баба действительно отвратная, тут Ленка не соврала. Заплывшее лицо, жирные складки шеи…
Они меня поймали.
Левой рукой Марта держит за волосы девчонку лет четырнадцати, в правой – раскрытая бритва. У шеи девочки.
– Подбери платье! – приказывает Марта. Девушка поднимает подол до груди.
Трусиков на ней нет.
– Ты только посмотри, какая красивая… Ты-ы, грубый мужик!.. Не жалко?..
Эта малышка сейчас превратится в кусок окровавленного мяса! Такое совершенство!..
– Брось пистолет, Дрон… Не искушай Милую Марту…
– Ну! – Зрачки Марты расширились, рука дрожит. Она касается лезвием щеки девушки, на ней мгновенно проступает ярко-алая полоска.
«Я знаю, ты бы не сдался… И они бы меня убили…»
– Ну!
Разжимаю руку, револьвер гулко падает на пол.
– А теперь двинь его ко мне, ногой.
Поддаю носком, револьвер плавно скользит по полу. Дедок прытко наклоняется, рассматривает, положив на ладонь. Другая рука уверенно сжимает рукоятку. Ствол направлен на меня.
– Марта, ты лезвие-то убери… А то не ровен час… Кровищи будет…
Баба медленно опускает руку с
– А ну одерни юбку! Понравилось перед мужиками красоваться!
– Иди, Марта, ступай. Доктор один заскучал поди…
– К девочкам? – Глаза бабы подернулись поволокой.
– К девушкам-красавицам, – пропел старикан, кривляясь. – Они теперь ваши…
Все… Дарю…
– Ах ты, моя крошечка! – Одной рукой баба по-прежнему держит девчонку за волосы, другой – оглаживает. – Пойдем, тебе будет хорошо, оч-чень хорошо…
Они вышли из комнаты.
– Спасибо, не подстрелил старичка… Я уж думал, мне крышка. Марта в самый раж вошла, помедли секундочку – не остановить… Уж ты бы с чистой совестью мне черепушку-то и прострелил… Ведь не промахнулся бы, а? То-то. Вот и я не промахнусь. Года мои, ты верно подметил, преклонные… Но рука, милок… Рука не забывает…
Как же мне добраться до него? Делаю шажок, крошечный.
– Стой, где стоишь. Времечко у нас еще есть. Чуток правда, но есть. Пока сюда ОМОН доберется. Пока Доктор с Мартою девочками натешатся… Доктору, ему бы мужичка, ну да чего не осталось, того уж нет… Ничего, обойдется… Когда малышки его вылизывают, Доктор страсть как любит… А уж Марта… Пусть позабавятся… Напоследок. Маленькие радости редки, а жизнь скрашивают, поверь мне, старичку…
Делаю еще шажок.
– А у меня, старичка, какая радость? Только и осталось, что с человечком поговорить, язык почесать, старое вспомнить… А поговорить-то и не с кем. Эти двое – сумасшедшие, им и так весело… Тесак покойный – туповат, самоуверен…
Князь – тот вообще за шута приписного меня держал, да и не доверял шибко…
– Князь, это Володя? – Еще крохотный шажок.
– Вот-вот, он Князь и есть.
– Выходит, правильно не доверял…
– Выходит – не выходит… Не веришь человечку – пусти в расход, и вся недолга. Проверить… Перепроверить… Выяснить. Шлепнешь одного, другой сыщется, а на душе-то спокойнее…
Еще шаг.
– И чего тебя уму-разуму наставляю?.. ан в том – стариковское наше удовольствие. Тебе уж не пригодится, а мне приятно.
Шаг.
– Вот так, мил человек, и бывает… Ты к людям с добром, с ласкою, они к тебе – с ножичком… Помнишь поговорочку? «Берегись козла спереди, коня сзади, а лихого человека – со всех сторон». А кто нынче не лихой, скажи? Раньше людишки другие были… Кто подобрее, кто поглупее… А кто – и посовестливее… Да загинули все, кротко загинули… Вот лихие-то и остались, и не переведутся…
Шаг. Не шаг – шажок, едва заметно, тихонечко.
– Не здешний ты человечек, ой не здешний… Ни к тому времени рожден, вот и крышка тебе приходит. А как же иначе-то? Вроде и разумник, и смел, и сметлив, а нездешний… Совестный больно, людишек любишь, а они – сор… Бог – тот всех любит, так ему по должности положено…