Редкие земли
Шрифт:
«Да ладно вам! — грубовато хохотнула она. — Так уж вы и знаете все, что было!»
«Ну если и не все знаю, то о многом догадываюсь».
Джип тем временем ушел в туннель, а потом выкатил на эстакаду Третьего кольца. Здесь вдоль дороги тянулась бесконечная линия оранжевых фонарей, они освещали полосы асфальта, улетающие вдаль, а также закругляющиеся на разных уровнях выходы и входы. Машин в этот час было мало, и мы развили приличную или, если угодно, почтенную скорость. Мимо проходили совершенно безлюдные кварталы современных функциональных построек. Разноцветные торцы и фасады создавали хорошо продуманный супраматистский пейзаж. Меньше всего он напоминал Москву, скорее уж какую-нибудь Голландию на перегоне от Гааги до Роттердама, тем более что в глубине застройки то и дело возникали светящиеся вывески: «Фитнес», «Боулинг»,
«В общем, я вас понимаю, Базз, сударь. Потому и пригласила вас приехать. В эту ночь».
Я промолчал.
«Именно потому, что она, Эта Ночь, мало похожа на реальность. Теперь, кажется, все ясно?»
На горизонте среди множества плоских крыш проявились контуры стоящих на холме казематов «Фортеции».
«Ну да, — сказал я. — Спасибо».
На площади перед воротами тюрьмы стояли два больших автобуса, у обоих надписи на бортах — «Труппа театра», внутри в пустых салонах светил тусклый плафон, напоминающий скорее тюрьму, чем театр. Джипы «Таблицы-М» запарковались, как положено, на разлинованном паркинге. Самые Надежные вышли и образовали маленький отряд. Многие из них переговаривались с кем-то по мобилам; похоже, что с тюремщиками. Руководящая группа, а именно Хозяйка, Вадим, Алмаз, оба самурая и примкнувший к ним сочинитель Окселотл, подошли к Самым Надежным, и таким образом отряд увеличился до полутора дюжин.
Внезапно на площадь из боковой улочки выскочил крошечный «BMW Z-3», он описал дугу и остановился на паркинге боком к линейке джипов. «Ёлы-палы, — сказал кто-то из Самых Надежных, — Ленка Стомескина приехала!» Красавица-чемпионка вышла из своей машины и присела на багажник. В своем тренировочном костюме и со спутанной гривой светлых волос, она могла сойти за младшую сестру Хозяйки. Последняя вышла из группы и стремительно приблизилась к первой.
«Ты что здесь делаешь, Ленка?»
«То же, что и ты!» — дерзко выкрикнула девушка.
«Хочешь все испортить? А ну, убирайся прочь!» — потребовала Ашка и тут увидела, что лицо соперницы все целиком покрыто влагой: как видно, рыдала за рулем, пока сюда мчалась; экий сериал!
«Ашка, я тебя умоляю, не гони!» — прошептала королева грунтовых кортов, хотела еще что-то сказать, но зашлась в рыданиях. Супруга Узника тут сжалилась над сентиментальной девчонкой, что несколько лет назад приехала покорять Москву с Урала и вот так влипла в сердечные дела несчастных небожителей.
«Ну чё ты, девка? Ну ты ваще! Давай завязывать рыдать! — вроде бы в шутку, вроде бы подражая своим Самым Надежным, проговорила госпожа Стратова и обняла уралочку за неслабые плечи. — Ну я тебя не гоню! Будешь с нами, Ленка. Ты же знаешь, как у нас в семье к тебе относятся. Ты ведь нам как родная». И девушка просияла, после чего Хозяйка построила ее в один ряд с Самыми Надежными. Интересно тут будет мимоходом отметить, что два других члена семьи, а именно Алмаз и Бутылконос, выказали признаки мимолетного смущения.
После этого отчасти курьезного эпизода вся группа приблизилась к проходной, а Мастер Сук и Мастер Шок поднялись по ступеням и возникли за стеклянной дверью перед четырьмя дежурившими в ту ночь военнослужащими. Непроизвольно, а может быть, и по плану, все Самые Надежные взялись за свое не бросающееся в глаза оружие. Самураи же самым безмятежным образом помахали стражникам: давай, ребята, открывай! Стеклянные двери отъехали в сторону. Три сержанта и старлей вышли из дежурного помещения и взяли под козырек. Первой прошла на территорию Хозяйка Стратова, после чего четверо бывших мрачневецких тюремщиков, а ныне лучезарных, хоть и слегка дрожащих миллионеров вышли на волю и заняли кресла в одном из театральных автобусов.
Старший сержант Сихина взялась быть проводником в тюремных лабиринтах. Она шла чуть впереди Хозяйки, то и дело поворачивая к ней восхищенно-вылупленные глазенции. Как и во всех старых советских тюрьмах, маршрут был запутанный: лестница вверх, лестница вниз, закругленный поворот, тупик, несколько ступенек вниз, железные бугристые двери с облупленной зеленой краской, за ними снова лестницы, повороты и, наконец, большой сводчатый коридор и двери камер. Надзиратели, народ по большой части не ахти какой здоровый на вид, одутловатый и с ноги
Самые Надежные рассредоточились по всему коридору, чтобы исключить всякую возможность неадекватного поведения со стороны надзирателей и часовых. Старший надзиратель Ответчиков Олег Спартакович приготовился открыть № 130, где томился чуть ли не год наш Узник. За спиной Спартаковича дрожали от волнения Ашка и Ленка, Алмаз и Вадим, дрожал и автор сочинения Базиль Пауль Окселотл, эсквайр (Каким предстанет перед нами этот Ген Стратов и кто предстанет перед нами вместе с ним?), даже и самураи Сук и Шок, выставив челюсти, слегка дрожали, хотя их дрожь в сравнении с нашей была похожа на дрожь полностью отрегулированного «Феррари» в сравнении с дрожью перегретого самосвала.
Ответчиков включил в коридоре подвешенную в камере лампочку. Несколько минут дал ребятам очухаться от этого неслыханного ночного света и наконец открыл дверь. Пришедшие увидели четыре шконки с узниками. Один из них сидел так, как будто и не ложился, в своих джинсах и свитере с надписью «Габон». И в нем был всеми немедленно опознан Стратов Ген Дуардович, олигарх первого ранга, похожий в данную минуту на Булгакова М.А. после переписки заветной рукописи. И Лена тут Стомескина немедленно взревела белугой. «Подъем, товарищи!» — деликатно оповестил Олег Спартакович. Трое остальных, до этого безмятежно посапывавшие в сладких снах, услышав родимый советский голос, стали протирать свои глазенции и садиться в шконках. Потрясенный автор немедленно узнал в них своих героев из предыдущих сочинений, которых нынешний критик Земнер Макар Андреевич предпочел бы забыть, как сон, но не сладкий, а дурной, с его точки зрения: итак — Игорек Велосипедов, полностью тощеватый и потому мальчиковый на вид («Бумажный пейзаж»), преувеличенно раздутый, словно представитель французской шинной промышленности, Фил Фофанофф («Желток яйца») и, наконец, умеренно под стать Стратову мускулистый и зевающий со сна в манере паяца Саша Корбах («Новый сладостный стиль»).
Именно он как раз и спросил старшего надзирателя: «В чем дело, Спартакыч? Где горит?»
«На волю, товарищи, — сказал Спартакыч и попробовал уточнить: — Пришла пора свободы».
«В том смысле, что пора осознанной необходимости?» — еще глубже попытался уточнить ученый Фил.
«В том смысле, что как бы вихрь», — завершил беседу надзиратель и показал на двух дам, с его угла как бы олицетворяющих упомянутый вихрь.
Ашка теперь с наслаждением хохотала. «Ну и амбрэ тут у вас, мальчишки!» — произнесла она и, зажав двумя пальцами нос, вошла внутрь. Тут все повскакали, как были в спальном тряпье, и стали к ней подходить кто с тыла, кто сбоку, кто во фронт, и Стомескина тоже закрутилась меж ненасытных до прикосновений рук, так что и получился, как Ответчиков метко сказал, — вихрь! Хозяйка между тем жестко, как комиссарша Лариса Рейснер, распоряжалась:
«Все на выход, ребята! Пошли, пошли! А ты, Ген, со мной пошли, ведь ты меня, надеюсь, за истекшую неделю не забыл?! Ну давай, Ген родной мой, пошли! Привыкай двигаться без конвоя. Ничего с собой не бери вонючего, кроме дневниковых записей. Ленка, подойди! Поцелуй этого Гена, разрешаю! Заткни ноздри и чмокни этого зека! Вот так! Реветь не надо! Потом на корте поревешь. Все выходим в темпе. Покидаем узилище навсегда!»
Вся команда быстро стала уходить, освобождая главный коридор долгосрочного блока Краснознаменного изолятора. Освобождая от себя и освобождая по пути всех узников, поскольку ключи от камер были теперь полностью в нашем распоряжении. Также на выход шла густая толпа охраны и надзора, их ждали автобусы, что увезут их в головокружительное пространство бегства. Ашка, таща под руку благоверного, все поглядывала вокруг с некоторой опаской. А вдруг откуда-нибудь выскочит безумный майор Блажной, начнет терзаться любовью, разбрасывать пять миллионов, а то еще револьверное выяснение отношений затеет? К счастью, своеобразная эта личность так перед ней и не появилась.