Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
Шрифт:
В июле 1546 г. в Коломне произошло волнение пищальников, навербованных из новгородских посадских людей. Человек 50 пищальников «начата государю бити челом». В чем состояло их челобитье — сказать трудно [1229] . Во всяком случае «государь велел их отослати». Тогда пищальники «начата посланником государским сопротивитися, бити колиами и грязью шибати». Иван IV поручил «отослати» пищальников своим дворянам. «Они же начата болте сопротивится». Дело дошло до открытого столкновения. «И как примчали их (т. е. пищальников. — А. 3.) к посаду… и почяли битися ослопы и ис пищалей стреляти… и бысть бой велик и мертвых по пяти, пошти на обе стороны». В результате розыска дьяка Василия Захарова оказалось, что какое-то отношение к возмущению пищальников имели бояре князь Иван Иванович Кубенский, Василий Михайлович и Федор Семенович Воронцовы. Все трое бояр были казнены в июле того же года [1230] .
1229
И. И. Смирнов полагает, что это челобитье «едва ли не стояло в какой-либо связи с недавним конфликтом о «недоставке» новгородцами пищальников» (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 109). Прямых данных в пользу этого предположения у нас, к сожалению, нет.
1230
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 448–449. Д. Н. Альшиц полагает, что в данном случае речь должна идти о летнем выступлении псковских пищальников 1547 г. По его мнению, Иван IV при редактировании Царственной книги намеренно перенес рассказ на год раньше и связал его с делом Воронцовых, ибо ему надо было «оправдаться» перед Курбским в казнях бояр. Псковские пищальники названы в рассказе новгородцами в связи с общей тенденцией Ивана IV видеть в новгородцах изменников (Д. П. Альшиц, Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования, стр. 132–136). Впрочем, данных в пользу этой остроумной гипотезы слишком мало, чтобы признать ее основательной. См. также замечания, сделанные в адрес Д. Н. Альшица И. И. Смирновым (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 108).
Но особенного напряжения положение в стране достигло в период московского восстания 1547 г. Непосредственным поводом к этому восстанию послужил большой пожар в городе 21 июня 1547 г. Пожары были обычным явлением в городах, где было много деревянных строений. Так, один из пожаров в апреле 1547 г. истребил значительную часть московского «торга» в Китай-городе [1231] . Однако июньский пожар 1547 г. был особенно значителен, именно поэтому летописец и назвал его «великим пожаром» [1232] .
1231
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 152
1232
Страшную картину разрушений, причиненных пожаром, рисует Повесть о московском пожаре, составленная в середине XVI в. (А. А. Зимин, Повести XVI века… стр. 199–203).
Пожар начался в «10 час. дни», т. е. в 12 час. 30 мин. по нашему счету [1233] , на территории Воздвиженского монастыря, «на Арбатской улице на Острове» [1234] . В течение часа пожар вследствие ветреной погоды («бысть буря велика») распространился на огромную территорию, достигнув к югу ручья Чертолья. После этого «обратися буря на град болший», т. е. загорелся Кремль, где выгорели все деревянные дворы, Казенный двор, Оружейная и Постельная палаты [1235] . В Успенском соборе чуть не задохся митрополит Макарий, которого вывели по тайнику к реке Москве. Однако и там «бысть дымный дух тяжек и жар велик». Поэтому митрополита стали «с тайника спущати, обязав (т. е. обвязав.—А. 3.) ужищем (т. е. веревками. — А. 3«)» на възруб к реке Москве» [1236] . Веревки оборвались, и Макарий сильно разбился; его отвезли едва живого в Новодевичий монастырь.
1233
Л. В. Черепнин, Русская хронология, М., 1944, стр. 50.
1234
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 152; ч. 2, стр. 454; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 288. О местоположении Воздвиженского монастыря на позднейшей улице Воздвиженке см. «История Москвы», т. I, стр. 174. Дата Продолжения Хронографа 1512 г. (20 июня) ошибочна (см. С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292).
1235
По словам Повести о московском пожаре, «выгоре все Занегли[ме]ние и Великий посад и во обоих городех, в старом, в новом, и церкви, и дворы, и Великий торг» (А. А. Зимин, Повести XVI века., стр. 200).
1236
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 153; ч. 2, стр. 454.
Пожар распространился на Китай-город («Большой посад»), который весь выгорел [1237] . За ним на севере выгорели Пушечный двор и Рождественская улица. Пожар продолжался до третьего часа ночи (т. е. до 22 ч. 30 мин.), всего более 10 часов [1238] . Выгорела основная территория Москвы (примерно до черты позднейшего Земляного города) [1239] . Современники писали, что «прежде убо сих времен… такой пожар не бывал на Москве» [1240] , что «стары люди за многыа лета не помнят таково пожару» [1241] . Всего по одним данным выгорело 25 000 дворов и погибло 2700 человек [1242] , а по другим — собрали одних сгоревших трупов за р. Неглинною 3700 человек [1243] . Бедствие было колоссально: более 80 000 человек горожан остались без крова. Пожар на время дезорганизовал снабжение столицы, что привело к голоду.
1237
См. С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292.
1238
По другому летописцу, пожар был с 12 час. дня (т. е. примерно с 14 ч. 30 мин.) и продолжался б часов (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 620). Повесть о московском пожаре говорит, что он начался «в утрии… в осмый час» (А. А. Зимин, Повести XVI века… стр. 200).
1239
Псковский летописец записал под 21 июня 1547 г., что тогда «вся Москва погорела» («Псковские летописи», вып. I, стр. 112); ср. другую запись «погоре вся Москва, город и посады все, церкви и торг у другия и дворы, толко за Москвой посад цел» (Там же, вып. II, стр. 231).
1240
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 455; ср. С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292.
1241
А. А. Зимин, Краткие летописцы XV–XVI вв., стр. 16.
1242
ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 620. Летописец начала царства говорит, что «в един час многое множество народу згореша, 1700 мужеска полу и женьска и младенець» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 154; ч. 2, стр. 455).
1243
С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292.
Постепенно складывалась обстановка, в которой открытое выступление народных масс становилось неизбежным. К тому же в народе распространились слухи, что Москву подожгли Глинские. Эти слухи явились отражением недовольства народа усилением феодально-крепостнического гнета в период боярского правления. Современники так описывают причину восстания: «Наипаче же в царствующем граде Москве умножившися неправде и по всей Росии от велможь, насилствующих к всему миру и неправо судящих, но по мъзде и дани тяжкые… понеже в то время царю великому князю Ивану Васильевичу уну (т. е. юну.—А. 3.) сущу, князем же и бояром и всем властелем в бестрашии живущим» [1244]
1244
ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 620.
В этой не вполне отчетливо выраженной мысли заключено указание на основную причину восстания, которая заключалась в усилении феодального крепостнического гнета в малолетство Ивана Грозного. Дело, конечно, объяснялось не столько самовластием бояр в юные годы Ивана Грозного, сколько общим ухудшением положения крестьянства и посадского люда во второй четверти XVI в. Поэтому не вполне прав И. И. Смирнов, утверждавший, что «в… насилиях князей и бояр и крылась основная причина июньского восстания, в котором нашло свое отражение стихийное возмущение народных масс боярским произволом» [1245] .
1245
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 122. В другой работе он писал, что восстание 1547 г. «имело характер антибоярского бунта» (И. И. Смирнов, Иван Грозный, стр. 26).
Боярское самовластие лишь ускорило народное выступление, но не было его основной причиной. Правда, само восстание носило царистский характер: оно направлено было против правительства Глинских, но не против самого Ивана Грозного. Эта черта народных движений середины XVI в. не должна препятствовать пониманию их существа как движений антифеодальных. Народные массы выступали и позднее, во время крестьянских войн XVII–XVIII вв., против помещиков, но за «хорошего царя».
Обычно считается, что восстание вспыхнуло 26 июня 1547 г. [1246] Это не точно. Волнения в Москве, очевидно, начались сразу же после пожара [1247] . Курбский прямо пишет, что «бысть возмущение велико всему народу, яко и самому царю утещи от града со своим двором» [1248] . Иван IV во время событий 26 июня находился в селе Воробьеве, куда он направился «после пожару» [1249] . Сам факт его бегства из Москвы следует связывать не столько с последствиями пожара, сколько с волнением московского населения, делавшим пребывание царя в пределах столицы небезопасным.
1246
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 455; ср. И. И. Смирнов, Очерки, стр. 122.
1247
«И после того пожару москвичи черные люди возволно-валися» (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292).
1248
РИБ, т. XXXI, стб. 168.
1249
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 154; ч. 2, стр. 455–456. Оттуда он перешел «с Острову» (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512, стр. 292).
Волнения Московского посада заставили активизироваться отдельные элементы реакционного боярства, которые стремились прежде всего подавить нараставшую классовую борьбу в Москве и вместе с тем воспользоваться сложившейся обстановкой, чтобы расправиться со своими политическими противниками, т. е. с правительством Глинских в первую очередь.
В литературе, однако, нет четкости при характеристике политических противников Глинских. С. В. Бахрушин в последней работе вообще снял вопрос об участии боярских группировок в борьбе с правительством Глинских в ходе восстания 1547 г. [1250] Неверную оценку коалиции бояр, выступивших против Глинских, дает И. И. Смирнов. Для него Глинские являются одной из группировок «княжат и бояр»; им противостояли Макарий, Захарьины, Адашев и Сильвестр, руководители «группировки, опиравшейся на дворянство и посад» [1251] . С этими суждениями согласиться трудно. Глинские в последние годы боярского правления, хотя и не вполне последовательно, выступали за укрепление великокняжеской власти (взять хотя бы факт коронации Ивана IV в январе 1547 г.). Основную часть их политических противников из среды господствующего класса составляло реакционное боярство. Об этом, несколько сгущая краски, прямо писал Иван Грозный Курбскому («наши изменные бояре… наустиша народ» [1252] ). Зато для такого идеолога боярства, как князь Курбский, «всему злому начальник» был Михаил Глинский [1253] . Складывалась обстановка, напоминающая восстание 1648 г., когда против правительства боярина Морозова, сторонника складывавшегося абсолютизма, выступала княжеская оппозиция, использовавшая в своекорыстных целях недовольство посадских масс столицы.
1250
С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 206–207. Ранее он писал, что «против Глинских объединились остатки побежденной ими партии Шуйских и новая царская родня Захарьины» (там же, стр. 266).
1251
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 136.
1252
«Послания Ивана Грозного», стр. 35.
1253
РИБ, т. ХХХТ, стб. 169.
23 июня («после пожару на 2 день») Иван IV с некоторыми боярами приехал в Новинский монастырь навестить больного митрополита Макария [1254] . Здесь при молчаливом сочувствии митрополита бояре начали обвинять в поджоге Москвы бабку царя — Анну Глинскую, якобы она «вълхвъванием сердца человеческия вымаша и в воде мочиша и тою водою кропиша и оттого вся Москва погоре» [1255] . С этим утверждением выступил благовещенский протопоп Федор Бармин, боярин князь Федор Иванович Скопин-Шуйский и Иван Петрович Федоров. Сходную же позицию, очевидно, заняли князь Юрий Иванович Темкин-Ростовский, Григорий Юрьевич Захарьин и Федор Михайлович Нагой. Все эти лица упомянуты в приписке к Царственной книге (около 1567–1568 гг.). Д. Н. Альшиц, ссылаясь на отсутствие сведений о причастности И. П. Федорова и других бояр к московским событиям 1547 г. в других источниках, поставил вопрос, не знал ли Грозный «что это восстание обошлось без бояр и царских духовников» [1256] . Не давая прямого ответа, Д. Н. Альшиц вместе с тем указывает, что в рассказе были названы имена, «в отношении которых проверка была невозможна» (ибо они все умерли к 1568 г.). По нашему мнению, приписка не вызывает сомнений в ее достоверности. Трудно допустить, пишет Д. Н. Альшиц, чтобы лица, спровоцировавшие восстание, оказались совершенно безнаказанными. Но, как мы увидим ниже, И. П. Федоров и другие названные деятели после восстания заняли важнейшие посты в государственном аппарате, так что об их «наказании» не могло идти и речи. Гораздо труднее предположить, чтобы Иван Грозный измыслил участие всех известных деятелей в событиях, о которых современники хорошо помнили. И если б, наконец, он действительно хотел найти мнимых виновников, то он должен был бы назвать среди них прежде всего своих врагов. Однако, кроме И. II. Федорова, ни один из названных лиц не подвергся опале [1257] . Дело, очевидно, заключалось в том, что реальные лица, о причастности которых к восстанию было неудобно писать в 1553–1555 гг. (при составлении Летописца начала царства), в 1568 г. были названы в связи с общей тенденцией Ивана Грозного тщательно отмечать все боярские «смуты».
1254
Совещание это могло быть заседанием Боярской думы (См. И. И. Смирнов, Очерки, стр. 125). В Постниковском Летописце говорится, что к Макарию в Новинский монастырь «князь великий и со всем бояры… на думу приезжщали» (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 288).
1255
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 455.
1256
Д. Н. Альшиц, Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования, стр. 138.
1257
Т. е. ни Федор Бармин, ни Ф. И. Скопин-Шуйский (Д. Н. Альшиц ошибочно пишет, что он был казнен), ни Г. Ю. Захарьин, ни Ф. М. Нагой, ни Ю. И. Темкин-Ростовский.
Состав этой группировки не случаен. Перед нами в основном сторонники боярской оппозиции, возглавлявшиеся Шуйскими [1258] . В годы боярской реакции князь Ю. И. Темкин-Ростовский прямо поддерживал Шуйских [1259] . В декабре 1543 г. он и князь Ф. И. Скопин-Шуйский после казни Андрея Шуйского были отправлены в ссылку [1260] .
В июле 1546 г. в ссылку на Белоозеро был отправлен И. П. Федоров, где он был взят «за сторожи» [1261] , Ф. М. Нагой был близок к удельному князю Владимиру Старицкому, в 1549 г. женившемуся на Евдокии Нагой. Участие в боярском заговоре Г. Ю. Захарьина менее показательно. Интересно, что боярин И. М. Юрьев, окольничий Д. Р. Юрьев и, наконец, В. М. Юрьев не упомянуты летописцем среди боярских заговорщиков. Так что мы бы не стали говорить о поддержке противников Глинских всеми Захарьиными; [1262] тем более нет основания утверждать их близость к дворянству и посаду. Выступление Г. Ю. Захарьина против Глинских не многим отличалось от выступления других заговорщиков и было продиктовано стремлением отстранить от управления страной временщиков из родни Ивана IV. Макарий скорее всего благосклонно относился к заговору (обвинения по адресу высказывались в его присутствии, причем среди противников Глинских был протопоп придворного Благовещенского собора — Бармин). Но в этом сказалось не то, что он был одним из лидеров дворянско-помещичьих и посадских кругов, а то, что он был близок к Шуйским, из рук которых он фактически получил митрополичий престол. Ни о каком участии в боярском заговоре Алексея Адашева и Сильвестра источники не сообщают.
1258
С. М. Каштанов обратил внимание, что в конце 1547 г., когда М. В. Глинский хотел бежать в Литву, в погоню за ним был послан князь П. И. Шуйский (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 155).
1259
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 444.
1260
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 145; ч. 2, стр. 444.
1261
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 149; ч. 2, стр. 449.
1262
В июньских событиях 1547 г. (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 125). И. И. Смирнов говорит «об активной роли Захарьиных»