Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
Шрифт:
До конца боярского правления было еще далеко. Дело ограничилось лишь тем, что у власти утвердилась группа старомосковского боярства во главе с Воронцовыми и некоторые другие сторонники разбитой оппозиции Шуйских (Кубенские). Все они получили новые чины и звания. В январе 1544 г. уже боярами были царский любимец Ф. С. Воронцов [1115] и князь А. Б. Горбатый [1116] ; в июне 1544 г. — князь М. М. Курбский [1117] и около этого времени, очевидно, — В. М. Воронцов. Воронцовы заняли важные посты и в дворцовом аппарате. И. С. Воронцов стал тверским дворецким (к 1545 г.) [1118] , а В. М. Воронцов — дмитровским дворецким (в 1545/46 г.) [1119] . Новое правительство пыталось в 1544–1545 гг. провести некоторые меры по борьбе с иммунитетными привилегиями монастырей, пыталось провести описание земель, выдавало льготы светским феодалам, а также слободчикам [1120] .
1115
ДРК, стр. 120.
1116
ДРК, стр. 119.
1117
ДРК, стр. 120.
1118
С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, стр. 57.
1119
ГИМ, собр. Щукина, № 242/467, л. 111 об.; ДРК, стр. 122; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286.
1120
Подробнее см. С. М. Каштанов, Феодальный иммунитет в годы боярского правления 1538–1548 гг., стр. 254–257.
Однако владычество Воронцовых и Кубенских, как и их предшественников, было недолговечно. Еще в декабре 1544 г. в опалу попал И. Кубенский «за то, что они великому государю не доброхотьствовали и его государьству многие неправды чинили и великое мьздоимство учинили и многие мятежы и бояр многих без великаго государя велениа побили» [1121] . Последнее обвинение связывает опалу Кубенского с их приверженностью к Шуйским, вместе с которыми они «бояр многих… побили» (имеются в виду, очевидно, Бельские). В мае 1544 г. Иван IV «из нятства выпустил» Кубенского [1122] . Но уже в октябре 1545 г. Кубенский снова попал в немилость. На этот раз в опалу попали также П. Шуйский, А. Горбатой, Ф. Воронцов и Д. Палецкий. Опала была кратковременной: в декабре по просьбе митрополита Макария Иван IV «пожаловал» опальных [1123] . Развязка наступила летом 1546 г. В связи с волнениями пищальников в Коломне [1124] , а также неудачами восточной политики Иван IV приказал казнить И. И. Кубенского, Ф. С. Воронцова и В. М. Воронцова [1125] . И. П. Федоров был сослан на Белоозеро [1126] Пыткам («и не одиножды») подвергли брата казненного В. М. Воронцова — Ивана [1127] . Расправа с Воронцовыми сопровождалась конфискацией во всяком случае части их земельных владений [1128] .
1121
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 146; ч. 2, стр. 445.
1122
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 146; ч. 2, стр. 445.
1123
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 147, ч. 2, стр. 446–447. Вероятно, в связи с опалой в 1546/47 г. П. И. Шуйский продал Троице-Сергиеву монастырю половину села Мячкова за 300 рублей (ГКЭ, № 8868).
1124
См. о нем ниже, главу VI.
1125
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 149; ч. 2, стр. 448–449; ДРК, стр. 122; РИБ, т. ХХХТ, стр. 167; С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 290. В Постниковском Летописце говорится о том, что все трое бояр были казнены «за некоторое их к государю неисправление» (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286). Многие существенные стороны дела Федорова и Воронцовых остаются неясными. В Летописце начала царства говорилось, что они попали в опалу из-за «навета» дьяка Василия Захарова-Гнильева. Но при редактировании его текста около 1558–1560 гг. было введено указание на «многие мзды» опальных, которые послужили основанием для репрессий (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 149; Архив ЛОИИ, Рукописные книги № 244, л. 172 об.). Уже позднее при редактировании Царственной книги в 1564–1568 гг. дело Воронцовых было связано с выступлением пищальников, с тем чтобы еще аргументированнее объяснить опалу этих фаворитов (Д. Н. Альшиц, Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования — «Труды Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина», т. I(IV), Л., 1957, стр. 132–133). Нужно иметь в виду, что дети Ф. С. Воронцова — И. Ф. и В. Ф. Воронцовы в 60-х годах XVI в. входили в опричнину и были близки к Грозному.
1126
Федоров избежал казни потому, что «против государя встреч не говорил, а по всем ся виноват чинил» (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286).
1127
М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286.
1128
Так, согласно грамоте 1550 г., села Новое, Слободище и др. в Черемхе Федора Воронцова переданы князю И. Ф. Мстиславскому (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 400). Вероятно, опасаясь конфискации земель в 1543/44 г., И. С. Воронцов продал Троицкому монастырю половину села Бужаниново за 700 рублей (ГКЭ, № 8853).
После казни Воронцовых к власти пришла группировка придворной знати во главе с бабкой Ивана IV Анной Глинской и ее детьми М. В. и Ю. В. Глинскими. В январе 1547 г. М. В. Глинский был уже боярин [1129] . Тогда же он получил звание конюшего [1130] , а его браг Ю. В. Глинский — боярина и кравчего. Близки к ним в это время были и Д. Д. и И. И. Пронские, также получившие боярское звание к февралю 1547 г. [1131] Глинские были крупными землевладельцами, использовавшими годы боярского правления для беззастенчивого стяжания в целях укрепления своих экономических позиций [1132] .
1129
РИБ, т. XXXII, № 165.
1130
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 451.
1131
ДРК, стр. 2, 120; С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 287. Вместе с М. В. Глинским И. И. Прон-ский в конце 1547 г. пытался бежать за рубеж. Позднее И. И. Пронский был «душеприказчик» М. В. Глинского; см. Троицкие вкладные книги (далее — Троицк, вкл. кн.), л. 151. Здесь и ниже памятник использован по копии, хранящейся в Архиве Академии наук СССР, фонд С. Б. Веселовского.
1132
В 1545/46 г. М. В. Глинский купил у Т. А. Головина село Нажирово в Ростовском уезде за 250 рублей (Троице-Сергиев м., кн. 533, Ростов, № 31). В 1548 г. Анна Глинская с М. В. Глинским дали в монастырь вклад — село Булгакове в Суздальском уезде, которое купил И. В. Глинский у Андрея Булгакова (Грамота хранится в Государственном архиве Владимирской области). Приобретения Глинских начались сразу же по смерти Василия III. В 1533/34 г. М. В. Глинский купил половину села Назарнова у Ф. Ф. Головина за 120 рублей (Троице-Сергиев м, кн. 532, Ростов, № 34). Еще в 1536/37 г. М. В. Глинский купил большое село Оленино в Ростовском уезде у детей Ф. И. Головина за 400 рублей (Троице-Сергиев м., кн. 533, Ростов, № 14), а у Тимофея Головина сельцо Ильинское за 600 рублей (там же, № 4). В 1543/44 г. он же купил у Т. А. Головина половину деревни Измайловской за 50 рублей (там же, № 32). Позднее, в 1554 г., М. Глинский купил сельцо Лысцово за 500 рублей, некогда принадлежавшее Ф. И. Головину (там же, № 35, ср. № 36).
О богатстве Глинских свидетельствует тот факт, что с 1534 до февраля 1547 г. они дали вклады в Троицкий монастырь на сумму свыше 500 рублей [1133] . Они жестоко расправлялись со всеми своими политическими противниками, постепенно возбуждая против себя недовольство среди бояр. Стремясь нейтрализовать влияние Шуйских, Глинские в январе — марте 1547 г. выдали целый ряд жалованных грамот вотчинникам Суздальского уезда с целью заручиться поддержкой крупных землевладельцев этого района [1134] . Курбский писал, что когда Иван IV «прииде к седьмому на десять лету, тогда же те прегордые сигклитове начаше подущати его и мстити им свои недружбы, един против другаго» [1135]
1133
Троицк, вкл. кн., л. 150–151. В 1533 г. ими было дано в Троице-Сергиев монастырь село Звягино Московского уезда, купленное Глинскими за 5U0 рублей. Позднее, в 1559 г., «на помин души» И. В. Глинского было дано 500 рублей, а «по душе» Анны Глинской в 1553 г. — 100 рублей (там же).
1134
ЦГАДА, ф. Спасо-Ефимьева монастыря, кн. 1, л. 417–419 об.; АИ, т. I, № 148; С. М. Каштанов, Феодальный иммунитет в годы боярского правления 1538–1548 гг., стр. 263.
1135
РИБ, т. XXXI, стб. 166.
Этим объясняется казнь Ф. И. Овчинина Оболенского (сына временщика И. Овчины, при котором умер в заточении князь М. Глинский) и его родственника И. И. Дорогобужского (январь 1547 г.) [1136] .
Итоги периода боярского правления рисуются сходными чертами в показаниях современников, принадлежащих к разным социальным кругам. Расхищение земель княжатами и боярами, которые «грады и села… себе притяжаша» [1137] . Непомерный рост феодальной эксплуатации: бояре «подовласных же всех, аки рабы, себе сотвориша» [1138] . Засилье боярской аристократии в центральном и местном аппарате власти, который был расшатан междоусобными распрями отдельных группировок придворной знати, боровшихся за чины и звания [1139] . Бесчисленные местничества, приводившие к ослаблению русской армии [1140] . Мздоимство и неправый суд как в центре, так и на местах.
1136
М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 287; С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 291; РИБ, т. XXXI, стб. 167, 297. Дорогобужский был «стрыечный» (т. е. двоюродный) брат Ф. Овчинину. Часть тверских владений князя И. Дорогобужского и жены Иосифа Дорогобужского позднее была передана князю И. Ф. Мстиславскому (ср. грамоту 1550 г., ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 400).
1137
«Послания Ивана Грозного», стр. 34.
1138
«Послания Ивана Грозного», стр. 34.
1139
«Макарьевский стоглавник», стр. 12.
1140
Так, зимою 1544 г. крымским татарам удалось «попле-нить» многих русских людей, потому что воеводы Ивана IV «распрешася о местах» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 445).
Еще в конце 1538 г. Петр Фрязин, покинув Русь, писал, что после смерти Елены Глинской, «бояре живут по своей воле, а от них великое насилие, а управы в земле никому нет, а промеж бояр великая рознь… В земле русской великий мятеж и безгосударство» [1141] .
Губительные последствия боярских распрей был вынужден признать такой идеолог боярства, как Курбский» [1142]
Особенно яркую характеристику самовластия бояр и княжат дает автор «Повести о великом пожаре», явившейся одним из источников Степенной книги. Принадлежа к окружению митрополита Макария, этот автор беспощадно разоблачает своекорыстную политику боярских временщиков. После смерти Елены Глинской, пишет он, «бояре и велможи вси видяще самодержьца наследника царствию юны суща и яко благополучно и самовластно себе время видяще, и изволиша собрати собе множество имения. И вместо, ежи любити правду и любовь, в ненависть уклонишася, и кождо из различных санов желающе, и ничтоже получаху, но обаче на мало время. И нача в них быти самолюбие, и неправда, и желание на восхищение чюжаго имения. И возви-гоша крамолу велию, желающе себе властолюбия. Друг друга лукавством не токмо в заточение посылаху, и в темницах затворяху, и юзами облогаху, но и самой смерти предаваху, навыкше господоубийственному совету, иже преже умориша и самех двух царьских отраслей князя Георгия и князя Ондрея Ивановичев. Тако же и сами на своих другов востающе и яростными смертьми окончавшася, и домы и села их наследоваша. И от похищения чюжаго имения домы их исполнишася, и сокровища их неправеднаго богатества умножишася. Не токмо же сие едино содеваху, но и великия главахМ приразишася, дву митрополитов святителскаго престола лишаша: Данила и Иасафа [1143] , праведне учащих и обличающих их. Но понеже богу изволившу по сих же на престол их возшедшу пресвященному митрополиту дивному Мокарию, многа же нестроения тогда содевахуся даже и до самого возраста царьскаго, дондеже царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии царьским венцем венчася рукою преосвященного Макария митрополита всея Русии, и законному браку приобщися» [1144] .
1141
АИ, т. I, № 95.
1142
РИБ, т. XXXI, стб. 165, 166.
1143
«Иасафа» написано над строкой. В тексте «Иосифа ».
1144
Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина, Рогожское собр., № 82, л. 291 об. — 292; А. А. Зимин, Повести XVI века в сборнике Рогожского собрания («Записки отдела рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», М., 1958, вып. 20, стр. 198–199).
В этом рассказе важен ряд моментов. Первое — это указание на расхищение земельных владений княжатами и боярами, на борьбу за перераспределение земли внутри класса феодалов. Второе — отмеченное автором «самовластие» бояр, приводившее к борьбе за власть и чины между ними. Третий момент — это отнесение конца феодальных распрей ко времени венчания царя. В этом «Повесть» отличается от Летописца начала царства, который датирует самостоятельное правление Ивана IV выступлением его против Андрея Шуйского. Автор «Повести» более прав, относя серьезные сдвиги в политике Ивана IV к 1547 г.
Торжество феодальной аристократии вызывало обострение классовой борьбы в стране. Против княжеско-боярских временщиков выступали как посадские люди, так и крестьянство. Дальнейшее продолжение феодальных междоусобий грозило неисчислимыми бедами русскому народу. В такой обстановке постепенно слагались предпосылки для изживания господства княжеско-боярской аристократии, которое вызывало недовольство и внутри класса феодалов — среди широких кругов дворянства.
Во второй половине 40-х годов XVI в. уже стали намечаться в политической жизни страны явления, свидетельствовавшие о начале изживания княжеско-боярских междоусобий. Подраставший Иван IV все чаще выступал со стремлением к единодержавному правлению. Его поддерживали все те представители господствующего класса, которые видели губительные последствия феодальных распрей. Однако все эти тенденции, выразившиеся, в частности, в репрессиях по отношению к отдельным представителям реакционного боярства, в 1545 — начале 1547 г. проявлялись еще слабо. Большое значение имело начало активной политики по отношению к Казани. Еще весною 1545 г. на Казань была послана «рать» во главе с воеводой князем С. И. Пунковым-Микулинским, когда «многих людей казаньскых побили» [1145] Это был первый в цепи походов, завершившихся в 1552 г. присоединением Казани к Русскому государству [1146] .
1145
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 146; С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 291.
1146
См. С. О. Шмидт, Предпосылки и первые годы «Казанской войны» (1545–1549 гг.), стр. 236.
Событием, имевшим далеко идущие последствия, было венчание Ивана IV на царство. Еще в декабре 1546 г. в связи с предстоявшим браком великого князя «по благословению» митрополита Макария и с «боярского совету» приступили к подготовке коронации Ивана IV, которая и состоялась 16 января 1547 г. [1147] Коронация, несомненно, содействовала укреплению самодержавной власти и поднятию международного престижа России.
В литературе обычно утверждается, что инициатором венчания на царство был митрополит Макарий [1148] . Действительно, Макарий сыграл большую роль в составлении чина венчания [1149] и проведении самой январской церемонии, но инициативу проведения коронации приписать московскому митрополиту нельзя.
1147
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 450–453.
1148
С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 266.
1149
О чине венчания см. Р. П. Дмитриева, Сказание о князьях владимирских, М.—Л., 1955, стр. 110–118.
Коронация Ивана Грозного отвечала кастовым интересам группировки Глинских, пытавшихся прикрыться фигурой молодого царя для проведения своекорыстной политики, которая немногим отличалась от политики их предшественников. Но субъективные цели инициаторов коронации нельзя путать с объективными последствиями Этого важного мероприятия. Авторитет «царя и великого князя всея Руси», освященный авторитетом церкви, поднимался на небывалую высоту.
Осифлянская церковная иерархия также заинтересована была в укреплении позиций господствующей церкви. Коронация Ивана IV, проведенная их руками, привела к тому, что осифлянской доктрине был придан официальный характер (в чин венчания был внесен ряд существенных отрывков из сочинений Иосифа Волоцкого) [1150] .
1150
А. А. Зимин, О политической доктрине Иосифа Волоцкого (Труды ОДРЛ, т. IX, стр. 176–177).