Рефрен
Шрифт:
… Тэд что-то шептал, развернув мое равнодушное тело к себе, гладил по спине, дождем прикосновений нежных губ ласкал мой лоб и висок.
Я стала чужой самой себе. Теряла баланс. Теряла Мари.
9 декабря. Эсперанца.
…- Посмотри на меня, - сквозь зубы приказал он.
От мужа исходили жесткие волны злости. Но мне было все равно. Я нашла свои слова.
Перед моими глазами на красном диске тарелки остывал кусочек омлета с зеленью. Запах яиц и сельдерея вызывал тошноту.
Большие горячие ладони решительно обхватили мое лицо, дернули его вверх.
– Посмотри на меня, Белла!
Я держала глаза закрытыми, скорость сердцебиения и дыхания увеличилась. Теперь я знала: он понял.
…Шторм закончился, но море еще не успокоилось. Оно кипело, бурлило и стенало так, что стены дома не служили ограждением от его шума. От мира извне.
Мое молчание иссякло вместе с неистовством стихии. Чернота неожиданно ушла, оставив мою обнаженную суть, содранную кожу. И ни одна из ран, ни одна из ссадин не запечаталась спасительной коркой крови. Пусть и прошло уже пять месяцев и один день со смерти Мари.
Мари нет. Тэд здесь. А я – бесконечная боль, мучительная тягота тоски.
Все давно кончено. Везде расставлены черные дыры точек. Потому что больше не могу…
– Пусти, - я ухватилась за его напряженные запястья, пытаясь избавиться от настойчивого, деспотичного прикосновения.
– Посмотри на меня и скажи, что происходит, черт возьми! – эхо силы его голоса звякало о стены. – Что значит «все давно кончено»? Если все кончено, я заслужил, чтобы ты сказала это, глядя прямо мне в глаза.
Глядя ему в глаза. Нет. Невозможно.
– Пусти, - взвизгнула я, точно раненое животное, теряющее кровь, действующее в безумстве инстинктов.
Я вырывалась, но сильные руки схватили мои плечи, слегка тряхнули.
– Я ходил вокруг тебя на цыпочках. Понимал твою боль, не настаивал ни на чем, просто просил позволить быть рядом. Так ради всего святого, скажи, что тебе нужно!
Резкие ноты его голоса наждачкой царапали мой слух. Я ощущала, как дрожат его руки, крепкой хваткой удерживающие меня на месте, как его гнев преобразуется в отчаянный вопрос «Почему?». Такой же разъедающий, как мои «Почему?».
Почему мы здесь? Почему нет Мари? Почему так больно? Почему мы уничтожены? Почему все еще живы?
Почему?
– Мне нужна моя дочь, Тэд! Верни мне ее! Верни! – выкрикнула я. Из-под моих запечатанных веками глаз потекли слезы, острыми стрелами заскользили вниз, будто надрезали кожу.
Казалось, я разрывалась на части, внутри меня назрело и взорвалось то, чему уже не хватало места под твердой защитной оболочкой самоустранения.
– Белла.., - дрогнувшим голосом прошептал муж.
– Это все ты. Ты! Где ты был эти двенадцать минут? Всего двенадцать минут! Это ведь мелочь. Появись ты раньше…
Я сглотнула новый ком тошноты, помотала головой:
– Все дело в тебе. Всегда только в тебе. Ты приходишь в мою жизнь, меняешь все. Перестраиваешь под себя. Я не нуждаюсь в этом, слышишь! Говоришь, что надо жить дальше, что мы есть друг у друга. Ты глупец? Оглянись, ничего не осталось. Все кончено. Давным-давно. Еще в тот день, когда ты задержался с дежурства.
Я распахнула слипшиеся веки и взглянула ему в лицо.
Яркий, горящий адовой болью взгляд. Зеркало, отражающее и мою агонию.
– Ничто нельзя вернуть. Мари больше нет. Нашей семьи больше нет. И смотреть на тебя – значит испытывать жуткую муку. Ты – мое напоминание о том, что Розмари мертва. Это невыносимо для меня. Невозможно…
– Она и моя дочь! Думаешь, для меня это выносимо? Подумай, каково мне приходится, и ты.., – в бирюзовых глазах заблестели ответные слезы, голос прервало сухое рыдание.
– Ты сам виноват. Отпустил ее, хотя не должен был. Надеешься на что-то, а надежды нет!
Каждая частица моего тела оплавлялась бескрайней болью, каждое мое слово – истошный крик души, накрученной на острые лезвия страдания.
– Я так долго училась просыпаться и не сворачиваться в клубок от кошмарного осознания реальности. Училась опускать занавес воспоминаний. Училась вообще не думать ни о чем, жить пустотой. Я не хочу двигаться дальше! Не хочу отпускать Мари!
Пелена слез уже полностью скрыла от меня его искаженное лицо. Голова взрывалась мигренью, судорожные вздохи не насыщали воздухом, тело ломило от навалившейся слабости.
– Если бы только ты знал… Я так по ней тоскую…
Я не могла остановиться. Я падала. Распадалась на сгорающие атомы муки. И мне надо было за что-то ухватиться.
Я почувствовала, как крепко он прижал меня к себе. Его теплое твердое тело дрожало вместе с моим.
– Тш-ш-ш, - он качал меня словно в колыбели, пальцы тянули волосы, запутавшись в них, мое сознание уплывало в темноту бесчувствия. – Все будет хорошо, любимая. Пусть не сейчас, зато потом.
Жесткие иглы влажной щетины вжались в мою щеку.
– Ты нужна мне. И что бы ты ни говорила, я нужен тебе. Я чувствую это. Сердце не может обманывать. Все будет хорошо, я залечу все твои раны. Пусть и не сразу. Обещаю тебе… Обещаю. Я люблю тебя. И не будет никогда иначе.
Губы шевелились на моем лбу, ласкали ухо. Потом лепестки прикосновений легли на закрывшиеся веки, на миг накрыли губы. Унимали лихорадку, дарили покой, предрекали новый страх, новую боль.
Я падала. Но мне надо было за что-то ухватиться. Я обернула свои руки вокруг плеч прильнувшего ко мне мужа. Его мокрое лицо зарылось в изгиб моей шеи.