Рефрен
Шрифт:
…Я надеялась, что в раю, где сейчас мое солнышко, так же красиво. И так же каждый цвет будто бы имеет бриллиантовые грани и переливается на солнце еще десятком своих оттенков…
Три маленьких водопада прочертили свои белые жилы в темно-коричневой горной породе, прикрывая свое таинство буйством огромных сочных листьев. Среди зелени прорезывались розовые и фиолетовые пятна цветов, выделяясь аккордами особого запаха, вплетающегося в душную влажность. Мягкое журчание воды под аккомпанемент звонких трелей птиц добавлялось в этот концерт красок,
– Как красиво, - невольно вырвалось у меня.
Я почувствовала движение мужа позади. Через секунду он осторожно обнял меня со спины, поместив ладони на бедра.
Жесткий холодок скользнул от поясницы до затылка. Я оцепенела, захваченная неприятием, мукой воспоминаний о прошлом.
– Это ты красивая, - раздался ласковый шепоток в моем ухе. Его руки уже начали обжигать. Казалось, кожа горела в огне, нестерпимо скребла пламенем в местах, где мы соприкасались.
Я не хочу этого. Не хочу нас.
Нос Тэда медленно провел вверх-вниз по моему виску, дыхание щекотало, будило волны теплоты внизу живота.
– Ты помнишь, что я сказал тебе в нашу первую встречу?
Я не хотела такой близости. Такого разделения воспоминаний. Слишком больно. Слишком ужасно это предательство, когда одна часть моей сути все равно тянется к нему, невзирая на…
Мари нет. Тэд – живое, остро наточенное напоминание об этом. Ежеминутное мое терзание. Моя черная тоска.
Я не хочу ничего из этого.
– …Люблю тебя. Ты бы знала, как больно мне видеть тебя такой далекой от меня.
Я готовилась высвободиться, когда теплое дыхание Тэда растеклось по шее, опустилось на плечо. Его короткий, но пылкий поцелуй, оставленный рядом с лямкой бикини, был, как печать жгучего яда.
Рука мужа неторопливо поднялась, сложенная чашечкой ладонь подхватила левую грудь. Большой палец, оказавшись в ложбинке, лениво ласкал по направлению к соску и обратно, пока губы, еле касаясь, двигались от плеча к моей шее.
Нет. Невозможно.
Тонкая ткань парео и бикини не могла сохранить меня в футляре отчужденности. Неприкасаемости.
…Я хотела бы жить. Хотела бы любить. Если бы это не впивалось острыми шипами страдания прямо в сердце.
На какую-то секунду я растерялась. Расслабилась, прильнула к нему, не удержав веса дрогнувшими ногами. А потом вырвалась, твердо положив руки на его, убрав их от себя.
И я молилась. Горячо молилась о том, чтобы иметь силы, чтобы вернуть все вспять. Чтобы не было этой встречи в обувном магазине двенадцать лет назад, не было за его витриной великолепного в своей красоте незнакомого мужчины с яркими глазами. Не было поглощающего меня взгляда и моей души в ловушке первой и последней влюбленности.
Чтобы Розмари Джеймисон никогда не рождалась. Никогда.
2 декабря. Эсперанца.
Я лежала без сна, погруженная в отчаяние. Чувствуя себя преданной, обманутой.
Что-то дрогнуло в моем балансе. Изменилось. И я срывалась в ледяную пустоту.
Почему человеческая память не совершенна? Почему приближает ненужное, отдаляет важное?
Прошло время. Мари нет. И сегодня ночью я не сумела до единой черточки воссоздать маленькое личико на опущенном занавесе моих закрытых век. Несколько кусочков, лишенные моего контроля, выпали из мозаики, и я потеряла их совсем.
Я допустила это, хотя поклялась не отпускать мою малышку.
Воспоминания – моя последняя защита от полосующего сердце воя рефрена.
Воспоминания – декорация, в которой я существую. Она тоже начала истлевать. Начала истлевать иллюзия, что мое солнышко рядом, каждую минуту дотрагивается до меня, целует в щеку…
Холодный шарик слезы скатился вниз по моей скуле. За ним еще один. Я не понимала, откуда они, ведь глаза жгли сухостью.
– Белла.
Тэд зашевелился. Он тоже не спал, но я не задавалась вопросом, в чем причина его бессонницы.
Он сдвинулся, преодолел расстояние между нами. То расстояние, что было все ночи, проведенные здесь. Я осознавала, что рано или поздно он его нарушит, речь уже шла о часах…
И я не знала, какие слова подберу для того, чтобы сказать ему правду.
– Ее веснушки, - дрогнувшим голосом заговорила я. – Ты помнишь их точный оттенок?
– Маленькие желто-коричневые точечки на переносице.
Мы лежали рядом, соприкасаясь бедрами. Его пальцы сплелись с моими. Я вздохнула, позволила этому быть.
Разделить этот момент с ним сейчас было почему-то проще.
– Я помню все, - его голос был тем шелестом, что эхом повторял мои мысли. – Помню до мелочей. Начиная со дня ее рождения. Сегодня вспоминал тот день, когда она сделала свои первые шаги. Манеж. Она сидела в нем, а я стоял рядом, показывая ей игрушки. У нее была такая улыбка… Словно лучик солнца. Потом пришла ты, сказала, что ей пора кушать. В одной руке держала поильник с кефиром, другой протянула печенюшку. И наша малышка встала на ножки, потом сделала три шага, цепляясь за бортик обеими ручками. Ты ахнула от удивления…
Я стерла влагу с щек.
Я тоже помнила этот день. Сноп золотистых лучей полуденного солнца, зажигающий искры в темно-бронзовых прядях волос мужа и кудряшках Мари, несколькими оттенками светлее. Короткие локоны, торчащие на ее головке в разные стороны, - точно нимб над головой ангела. Яркий пластик игрушек, паровозики на белом фоне футболочки дочери, пухлые розовые губки, сложившиеся в улыбку искренней детской радости.
…Я никогда не смогу увидеть, какой она станет в семь, десять. Не смогу с обожанием расчесывать густые волны волос, отмечая их рост, изменение оттенка. Не расстроюсь, когда у нее появятся от меня первые секреты… Никогда не попрошу Тэда поговорить с ее первым парнем…