Река блаженства
Шрифт:
При одной мысли об этом Джорджи бросало в жар. Чарлз Эллиот не святой. Он желает ее. Но умеет скрывать свои животные инстинкты. Значит, надо хорошенько его раздразнить. И тогда, может быть, он не оставит ее в Сефре.
Она и не думала, что соблазнить его будет так трудно!
Она не знала, где он провел прошлую ночь. Проснувшись утром и услышав, что он вернулся, она обернулась простынями и вышла из палатки со смиренным видом.
Он молча протянул ей апельсин. Да и что он мог сказать после вчерашнего? Он знал, как она прекрасна. Знал, что она без смущения прошла
А ведь им предстоит долгий путь. Глупо было бы идти кружным путем, минуя Сефру, в то время как он мог продать там лошадей и запастись провиантом, чтобы иметь возможность пересечь пустыню Калахари и добраться до порта Дар-эль-Рабат. Им предстояло не меньше двух недель трястись на верблюде, потом морем добираться до Камеруна, затем до Сьерра-Леоне и, наконец, до Англии. Единственный вопрос, который еще не был решен, – с ней или без нее?
В любом случае это не ускорило бы его продвижения. Она же была одержима желанием попасть в Англию с ним или без него. Ему не хотелось даже думать, на что она готова была ради этого пойти.
Черт бы побрал ее, его и судьбу. Черт бы побрал ее обнаженное тело под этими тряпками. Ни о чем другом он не мог думать. Она добилась своего, эта роскошная дама. Доказала ему, что он не великомученик, не каменная статуя. Что его воля не может победить его мужское начало. И что он ничем не отличается от мужчин, которых она знала в Вэлли.
Он желал ее…
Но нет, для этого еще не наступил момент. Так быстро он не сдастся. Посмотрит, как далеко она способна зайти.
Он умеет быть терпеливым. Он ждал тридцать лет возможности отомстить. И мог подождать еще ночь, а то и две недели.
Лишь тогда эта ханум получит от него все, что пожелает. Нет, только то, что он захочет ей дать, и непременно на его условиях.
Ей следовало сделать еще одну попытку, но действовать жестче. До Сефры оставалось не более полудня пути. Предстоящую ночь они проведут в оазисе Кетсемет, и для нее это последний шанс одержать над ним верх. Ей придется сделать все возможное и невозможное, чтобы он взял ее с собой.
Раздеваться перед ним бесполезно. Более действенной оказалась угроза прогуляться голой по Сефре.
У него появилось чувство собственника. Ей удалось расшевелить его, хотя он и отказывался признаться в этом. Именно поэтому он и сбежал от нее прошлой ночью.
Но он не из тех, кто признает власть плоти. Считает это слабостью и будет всячески сопротивляться, подавляя в себе желание.
О да, в этом был смысл. В ту первую ночь в Вэлли, когда Джорджи явилась к нему, она застала его врасплох. А теперь он ее желал. Или почти желал. И его охватывала жгучая ревность при мысли о том, что мужчины могут увидеть ее обнаженной.
Она знает, как возбудить мужчину, знает, как нелегко ей противостоять, увидев ее наготу.
Прошлой ночью что-то вызвало его ярость.
Возможно, вспыхнувшее желание.
Но подавляющий в себе плотские инстинкты мужчина может стать идеальным любовником.
Она должна сделать все, чтобы он потерял над собой контроль и овладел ею вопреки рассудку.
До Сефры оставалась всего одна ночь. Вряд ли ей удастся его соблазнить. Надо найти дюжину других, готовых сопровождать ее в Англию.
Но какой ценой? Сколько ночей ей придется отработать, ублажая мужчин, для которых она не будет значить ничего. Всего лишь торопливое совокупление, и все. Но ведь женщины в Вэлли занимались этим постоянно. Почему же вдруг сейчас у нее возникли сомнения? Потому что Англия отличалась от ее родной Вэлли. Там придется считаться и с моралью, и с запретами. И возвращаться к прежней жизни Джорджи не хотела.
Еще один закат окрасил небо в пурпурный цвет. Проехав с дюжину миль, они достигли Кетсемета. Под пальмами возле источника остановился караван, встреченный ими накануне, и еще несколько путников.
Здесь не место для плотских утех, размышляла Джорджи, пока Чарлз готовил ужин из проса и фиников, а она сидела на корточках у костра, решая, что делать дальше.
Но ей оставалось лишь заползти в палатку и раздеться. После дневного зноя это должно было принести желанное облегчение. К ночи стало немного прохладнее.
Завтра все будет иначе, а пока она вынуждена либо бездействовать и ждать следующего дня, либо еще раз попытаться его соблазнить и заставить изменить свои планы.
Она подняла глаза на Чарлза, когда он подавал ей тарелку с едой, на которой горкой лежало вареное просо и остатки кролика. Это блюдо ничуть не походило на то, что она привыкла есть в Вэлли. Джорджи тяжко вздохнула и принялась есть пальцами, а Чарлз доставал пищу прямо из горшка.
– Пойду наберу воды для чая, – сказал он, когда они покончили с трапезой. – Возможно, принесу целое ведро, чтобы вы могли помыться. Не хочу, чтобы вы появлялись возле источника.
– Вот как? Почему? – осторожно спросила она.
– Кто знает, что может прийти вам в голову, – ответил он мрачно, – и кого мне потом придется убить.
– Даже если я пообещаю вести себя пристойно? – спросила она со смиренным видом.
– Не уверен, что вам известно значение этого слова, – проворчал Чарлз, исчезнув в темноте.
Да! Вот оно – это ворчливое недоверие к ней. Почему, собственно, он не разрешает ей идти, куда она желает, и делать, что хочет?
Она отлично разбиралась в этих сигналах, исходящих от самца. Он уже пошел на уступки, а для такого, как Чарлз Эллиот, это немало. Что-то заставило его изменить свою позицию. Это, несомненно, касалось ее и имело отношение к сексу.
Это было нечто такое, в чем он не желал признаться даже себе самому.
Догадаться, впрочем, было нетрудно. Поразмыслив, Джорджи поняла, что за холодностью скрывается его влечение к ней. Наверняка он ненавидел себя за это.