Река блаженства
Шрифт:
– Надо дождаться вечера, когда вы останетесь совсем нагой, тогда я смогу показать вам все, что умею.
– Покажите сейчас, – попросила она.
– Нет, ханум, вечером. Ожидание разжигает страсть. Когда вы, нагая, окажетесь в моих объятиях, я смогу ласкать вас, как никто другой. А теперь, ханум, вам лучше пересесть на вашего верблюда. Ваша близость для меня соблазн. Трудно противиться зову вашего тела. Так что давайте дождемся вечера, когда сможем уединиться в нашей палатке.
Джорджи охватил гнев. Она поняла, что он с ней играет. Чарлз остановил верблюда и помог ей спуститься на землю.
Он требовал от нее полной покорности, но обретет ли она в этом случае абсолютную власть над ним?
Об этом стоит подумать.
Она, собственно, ничего не теряла от этой сделки. Если не считать того, что он отказывался от полного обладания ею. Но взамен она получала ни с чем не сравнимое наслаждение, которое мог ей дать он один.
Для него ситуация становилась опасной. Он был опьянен ее телом. Часто не сознавал, что делает и что говорит, когда прикасался к ее груди. Он просто терял голову. Было чистым безумием влюбиться в какую-то одну часть женского тела. Будь то в пустыне или где бы то ни было.
К тому же она желала полной близости, а ему приходилось держать в узде свои чувства.
Это оказалось нелегко. И с каждым днем все труднее и труднее. Но таковы были условия сделки. В пустыне у них не было будущего, возможно, не было даже завтрашнего дня. Было только настоящее и все возраставшее нечистое желание прикасаться к ней. Было также яростное желание заставить ее умолять об этой ласке. Он не хотел думать о том, что будет, когда они доберутся до цивилизованного мира. Он вообще ни о чем не мог думать сейчас, когда она ждала его нагая. От одной лишь мысли, что только он может прикасаться к ней и нынешней ночью, и завтра, и во все последующие ночи их путешествия, его бросало в жар.
– Ханум… – Она рванулась из дальнего угла палатки и увидела его. Он весь напрягся и не сводил с нее глаз. Он снял головную повязку, верхнюю одежду и рубашку и, держа руки на бедрах, наблюдал за ней. – Ханум… вы знаете, какова власть женского тела. Оно может свести мужчину с ума.
Она приблизилась к нему и прижалась сосками к его обнаженной груди. Он задрожал и едва устоял на ногах. Вот она, ее власть!
– Дай мне испытать наслаждение, кади, – прошептала она. – Я измучилась, ожидая тебя.
Чарлз с огромным трудом овладел собой. Ничего он не желал больше, чем войти в нее, утонуть в ней. Но нет, не теперь.
Он продолжал сжимать ее соски. Джорджи не выдержала, так велико было наслаждение, колени подогнулись, и она в полном изнеможении опустилась на пол, увлекая его за собой. Опираясь на локти, он навис над ней, и она ощутила между ногами его набухший член. Он хочет ее, хотя решительно отрицает это.
– Вы
– Попытаюсь.
– Бесполезно. Для меня это дело чести.
– Но почему мы не можем делать то, что хотим?
– А я и делаю что хочу, ханум. Ласкаю ваши груди.
Но искушенную в такого рода делах Джорджи трудно было обмануть. Она видела, что он жаждет настоящей близости. И решила сделать все возможное и невозможное, чтобы, обессиленный борьбой, он упал в ее объятия.
Глава 12
Они оба по-прежнему ждали наступления ночи.
Их чувства были обострены до предела. Во время изнуряющих переходов под палящим солнцем Чарлз, поглощенный мыслями о прошедшей ночи, все чаще думал о том, что рано или поздно наступит момент, когда он не сможет больше отказывать ей в близости и вынужден будет сдаться. Нельзя до бесконечности испытывать свою силу воли.
В свою очередь, Джорджи, искушенная в подобного рода делах, изумлялась все больше и больше. В Вэлли мужчины никогда не тратили время на любовные игры, а сразу приступали к делу.
Но однажды ночью Чарлз не выдержал, уложил ее на подушки и сделал то, о чем они оба давно мечтали. Это было как взрыв, как извержение вулкана.
Всю ночь они наслаждались друг другом. Потом уснули усталые.
Она проснулась, когда солнечные лучи только начали просачиваться в палатку, и тотчас склонилась над ним.
Но он не позволил ей дотронуться до себя и снова стал ласкать ее сосок. А она так мечтала о полной близости! Но в последующие пять дней он лишил ее этого блаженства и поступал как хотел, ни на минуту не оставляя в покое ее грудь.
Его одержимость ее грудями была слишком опасна для него. Что случится с ними, когда они доберутся до настоящего, реального мира? Впрочем, об этом он не хотел задумываться. В их мире не существовало никого, кроме них самих. Никто не мог ни видеть, ни слышать их, ни узнать о них, и он мог делать с ней что пожелает и все, что обещал ей, и удовлетворять свое вожделение и утром, и вечером.
У них оставалось по крайней мере еще пять дней и пять ночей, когда они могли наслаждаться.
Неужели всего пять?
А казалось, их путешествию не будет конца. Пять дней… Она сидела на верблюде и оглядывала горизонт в поисках места, где они могли бы устроить привал. Но впереди, насколько хватало глаз, были только песок и солнце.
Впрочем, Рашми знал все тайны пустыни и уверенно вел их вперед. Должно быть, он знал и их тайны, но ему хорошо заплатили, чтобы он располагался подальше от их палатки и не любопытничал.
По мере того как они продвигались на северо-запад, то и дело впереди вырастали песчаные дюны.
– Никогда не ходите одна по дюнам, – предостерегал ее Чарлз. – Вы заблудитесь, потеряете способность ориентироваться, начнете вертеться на месте, и уж если потеряетесь, то наверняка погибнете.
– Я и не собираюсь ходить одна, – пробормотала она, а он бросил на нее проницательный взгляд. Он желал уединения с ней еще больше, чем она, и не мог дождаться этого момента.
Тремя часами позже на горизонте показалась едва различимая точка.