Река – костяные берега
Шрифт:
– Правильно говоришь, Лапоть! – поддержал главаря четвертый из подельников, с явными признаками генетического отклонения: писклявый голос, чрезвычайно низкий рост, короткие ноги и непомерно большая голова были почти как у карлика. Неудивительно, что и кличка к нему приклеилась соответствующая: Гном. Он так привык к ней, что однажды не смог вспомнить свое имя и собирался как-нибудь заглянуть в паспорт, но все время забывал. – Ловко наш Красава тележку со склада спер! Додумался же в спецуху грузчика вырядиться – его там за своего приняли!
– Мощная тележка, полторы тонны выдерживает, если верить маркировке. – Главарь по кличке Лапоть повернулся к Красавчику и спросил: – Так где, говоришь, ты ее припрятал?
– Под горой, справа от села, в овражке. Ветками вербы прикрыл, чтоб не увидели. Там сейчас никто не ходит, сыро еще – гора тень дает, даже снег кое-где остался.
– Не
– Дочирикаешься сейчас!
Зяблик испуганно присел, прикрывая руками лицо. Гном зашелся гнусавым смехом, и подзатыльник в итоге достался ему.
– Ай! – Коротышка вскрикнул по-детски пискляво. – За что?!
– Ну-ка тихо! – зло прошипел Лапоть, теряя терпение. – Все дело провалите! Один ноет, другой ржет… идиоты! Поджали задницы и двинули тенью за мной!
Тропа, ведущая к звоннице, растворилась в сгустившихся сумерках, и пришлось подниматься в гору, увязая по щиколотку в грязи. Продвигались медленно, спотыкаясь и падая. Зубья припрятанных под куртками ножовок то и дело впивались в кожу, заставляя мужиков шипеть от боли и цедить ругательства. Обувь потяжелела от налипших комьев глины, одежда намокла от пота и мелкой мороси, роящейся в воздухе, а непрерывный студеный ветер бил в лицо, не давая дышать. Тучи клубились над звонницей, складываясь в причудливые картины, и Лаптю, не сводившему с колокола вожделенного взгляда, порой казалось, что с небес на него строго смотрят огромные внимательные глаза неизвестного старца-великана, лицо которого скрыто под развевающейся бородой. Лапоть считал себя мужиком не робкого десятка, в жизни не признавал никаких богов и считал, что байки о нечисти придумали такие же трусы, как Зяблик, который в потемках мог кота принять за черта. Но когда в глазах небесного деда сверкнули молнии, Лапоть взвизгнул, однако вовремя спохватился: сделал вид, что споткнулся и тотчас разразился бранью. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь заметил его испуг! Тогда точно разбегутся, а без помощи ему колокол до райцентра не дотащить. Нужно хотя бы до соседнего села добраться, а там он надеялся одолжить лошадь. В Кудыкино давно не было лошадей, и он понятия не имел, почему, но предполагал, что их съели в особенно голодные годы, как и всю остальную скотину и птицу. Только у Щукиных корова оставалась, и ту хозяин порешил этим утром.
Больше всего Лапоть боялся, что колокол окажется тяжелее двухсот пятидесяти килограммов. Если так, то весь план рухнет только потому, что им не под силу будет переместить больший вес на тележку. Перед тем как выдвинуться «на дело», Лапоть проверил «грузоподъемность» своих подельников с помощью весов и мешков с картошкой: сам он запросто поднимал сотню – два мешка по пятьдесят кило разом. Красавчик, тот тоже оказался не хилым – поднял семьдесят. У Зяблика от такого же веса подкосились ноги, и опытным путем был установлен Зябликов предел: не больше полусотни. А вот Гном совсем расстроил, но этого и следовало ожидать, с его-то гномьей комплекцией: больше тридцати этот карлик поднять не мог. Лапоть сложил результаты: вышло ровно двести пятьдесят – тот вес, который они вчетвером точно смогут поднять и переместить на небольшое расстояние. Дальше они повезут колокол на тележке, что намного легче. Лапоть и тут все проверил: нагрузив тележку картошкой с максимальным для них весом, он, хоть и с трудом, но смог катить ее один, толкая перед собой. Вдвоем получалось почти без усилий, но это по твердой земле, утоптанной и уже просохшей, какая была у него за домом: снег он там давно весь счистил. Дорога в соседнее село еще сырая, вся в лужах, поэтому катить тележку лучше втроем, а Гному можно поручить подкладывать доски в особенно вязких местах – досками Лапоть специально запасся. Он все предусмотрел, ведь давно мечтал, что однажды сделает это – сдаст чертов колокол «на лом». «Камазы» и в прошлом году приезжали в райцентр за металлом. Но, сколько Лапоть ни уговаривал водителей, те наотрез отказывались ехать в Кудыкино, едва взглянув на карту: к селу вела одна-единственная грунтовая дорога, а те прекрасно знали, каковы эти дороги в межсезонье.
Когда Лапоть добрался до звонницы, сердце готово было выскочить из груди. Он сделал над собой усилие, чтобы не рухнуть на четвереньки от изнеможения, лишь обхватил вылизанный дождями деревянный столб, прислонившись к влажной древесине горячей щекой, и подумал потрясенно: «Как же этот Звонарь ходит сюда дважды в день? Ведь он меня лет на двадцать старше!» Вспомнилось, как в детстве вся сельская детвора во главе с самим Лаптем донимала дядю Юру просьбами «дать позвонить», и тот, обычно суровый и неприступный, однажды сделал им всем подарок: взял с собой на гору и, по очереди усаживая каждого к себе на плечи, позволил подергать веревку, к которой крепился колокольный язык. Лапоть – тогда еще Гришка – просто обалдел от восторга и чувство это помнил до сих пор. Наверное, поэтому он попытался договориться со Звонарем о продаже колокола: по-хорошему ведь хотел! Поделиться предлагал! Ясно, что, обнаружив пропажу, Звонарь сразу поймет, кто вор, но Лапоть его не боялся. Ничего постаревший дядя Юра ему не сделает, в этом не было никаких сомнений. Только вот, что удивительно, его терзало какое-то гадливое чувство к самому себе, прежде ему незнакомое.
За спиной послышалось тяжелое дыхание приближающихся подельников.
– Ф-фу, зараза! Я уж думал, не дойдем! – задыхаясь, прохрипел Гном. – Снизу-то близко казалось!
– А мне показалось, что мы на одном месте топчемся! – Зяблик плюхнулся прямо на землю и прислонился спиной к одному из столбов, образующих основание звонницы. – Гора будто заколдованная!
– Вечно тебе чертовщина мерещится! – с презрением произнес Лапоть, вспоминая глаза небесного старца и думая о том, как хорошо, что Зяблик их не заметил.
В это время Красавчик стоял, задрав голову, и внимательно изучал перекладину, на которой висел колокол.
– Металлические скобы, – определил он. – Жаль, я думал, будут кожаные ремни.
– Что? Значит, не выйдет? – спросил Зяблик скорее с надеждой, нежели разочарованно – похоже, даже обрадовался тому, что операция закончится, не начавшись.
– Еще как выйдет! – огорчил его Красавчик. – Просто мы не крепление будем пилить, а балку, на которой колокол висит.
Все четверо одновременно посмотрели вверх, оценивая сложность предстоящей работы. Гном присвистнул, а Зяблик заныл:
– Что, пилить, сидя на ней? Это ж самоубийство – на такой высоте!
– Нет, дурень! Отпилим с двух концов, а когда балка упадет, колокол сам слетит с нее, – объяснил Красавчик.
– А если вся эта хрень развалится? – Голос Зяблика дрожал, будто тот готов был заплакать.
– Чего паникуешь?! Нормально все будет! – рявкнул Лапоть и попытался потрясти столб, за который держался. – Крепко стоит, никуда не денется. Залезай!
– Почему сразу я? Вдвоем же надо! – Зяблик исторг стон умирающего.
– Ты – с одной стороны, Красавчик – с другой. Гном слишком мелкий, сил маловато, долго пилить будет. Ну, а я, на правах вожака, буду снизу весь процесс контролировать, – пояснил Лапоть и, хлопнув ладонью по столбу, скомандовал: – Старт!
Отступив назад, он с довольным видом наблюдал за карабкающимися по перекладинам подельниками, уверенный в успехе операции. В его воображении колокол уже стоял на грузовых весах в пункте приема металла в райцентре, а в руках приятно похрустывала только что полученная толстая пачка денег. Казалось, сытая жизнь была не за горами: полки холодильника в его доме вскоре прогнутся под тяжестью хорошей еды, морозилка заполнится мясом, а в сенях станет тесно от ящиков с водкой и даже – а почему бы и нет? – с коньяком! Может быть, если не забудет, он купит жене какой-нибудь подарок. Да, и еще шоколадных конфет ребятне. Они их в жизни не пробовали.
Голос, полный ярости, грянул за спиной у Лаптя, прервав его мечты.
– Стой, паразиты! Не трожь! Урою всех!
Прежде чем на голову Лаптя обрушился кулак разгневанного Звонаря, появившегося внезапно, будто из-под земли, главарь шайки успел услышать донесшийся сверху поросячий визг Зяблика, а следом – хруст треснувшего дерева, после чего мощный удар сбил его с ног. Опрокинувшись на спину, он замер, потрясенный разворачивающимися событиями: один конец поперечной балки с треском оторвался от основной конструкции и рухнул вниз, а другой, надломленный, еще держался каким-то чудом. Колокол заскользил вдоль балки вниз, ускоряясь, и край купола с ходу врезался в лоб не успевшего отскочить Звонаря. Страшный удар отбросил его далеко в темноту. Лапоть пытался найти взглядом место падения, но тут его отвлек крик Гнома – коротышка мчался вниз с горы, спасаясь от катящегося следом колокола. Он попытался уклониться в сторону, но колокол, как заколдованный, подскочив, повернул следом и настиг несчастного, после чего тот исчез из поля зрения Лаптя. Судя по жутким воплям, Гному здорово досталось. Почти сразу же к его крикам добавилась матерная брань Красавчика и причитания Зяблика, в которых Лапоть разобрал только: «так и знал, что все плохо кончится» и «говорил же, что гора заколдованная».