Река меж зеленых холмов
Шрифт:
"Пятьдесят четвертому? Она же говорит - пятый".
"Не знаю, кто ее программировал, но либо он не знаком с таблицей стандартных частот, либо намеренно сдвинул ее каналы в неиспользуемую область, чтобы никто случайно не нащупал. Мати, не хочешь подключиться? А то мне боязно. Там композитный сигнал предлагается для восьми каналов восприятия. Вдруг там какая психоделика - глянешь одним глазком, и у тебя крыша поехала. А ты у нас заторможенный, у тебя крышу сразу не сорвет, и я тебя вытащу".
"В таком случае тебе первому соваться нужно. У тебя крыша уехала еще в детстве, и всех моих педагогических усилий не хватило, чтобы вернуть ее на место. Наверное, порол мало. У меня вообще-то дипломатическая встреча, и короткий перерыв, который я запросил, давным-давно прошел".
"Тогда мы Кару попросим. У нее нервы стальные, из них корабельные канаты вить можно, и воображение напрочь отсутствует. Она с ума сойти может не больше, чем кухонная табуретка. А я личность гениальная и творческая, меня беречь нужно, холить и лелеять. Звать?"
"Тогда уж и Риса зови. Пусть помогает разбираться. Может, он посоветует кого из Старших привлечь, если уж без них никак нельзя. Только погоди немножко, я девочку из зала переговоров в другую комнату выведу".
"Валяй. Пропустишь самое интересное - твои проблемы".
"Вот только забудь мне запись включить! А то уши надеру, и не посмотрю, что уже взрослый мальчик".
"Не поймаешь. Конец связи".
Мизза радовалась тому, что боится.
В последние дни она все глубже и глубже погружалась в пучину серого безысходного отчаяния, такого же серого, как и мир, в котором теперь жила Бокува. Несколько раз Мизза заглядывала туда ночами - лишь для того, чтобы Бокува снова вышвыривала ее обратно в реальность, как выбрасывают за дверь нашкодившего щенка. В конце концов она перестала даже и пытаться… но серая мгла успела прочно поселиться в ее сердце. Она почти перестала есть. Аппетит пропал и не возвращался, и мир казался все более мертвым и пустынным. Ее эмоции постепенно затухали, и в конце концов равнодушие прочно поселилось в ней, неподвластное даже дразнилкам Сахмата, а в школе - ехидным перешептываниям за спиной. Последние два дня она не ходила и в школу, а просто лежала круглые сутки у себя в комнате, бездумно уставившись в потолок и прижимая к груди деревянную разноглазую куклу. Сегодня утром, когда дядя Тархан пришел за ней и сказал, что ей опять нужно сидеть за стенкой и сигналить, когда кто-то врет, она лишь молча кивнула. И ни разу не нажала кнопку на своем тяжелом браслете. Вовсе не потому, что чужак не соврал ни разу. Просто ей было все равно.
Теперь она боялась. Она даже не пыталась понять, что происходит: что говорит Бокува, что отвечает ей чужак. Ей становилось страшно, когда большой сильный мужчина, в остальном вполне нормальный, внезапно становился… пустым. Неподвижным лицом и совершенно не излучающим никаких эмоций, словно его вытаскивали из тела, оставляя здесь, рядом с ней, пустую оболочку наподобие змеиной шкуры.
Она боялась - но в то же время и радовалась. Значит, она сама еще способна испытывать эмоции. Значит, не все внутри еще выгорело. И… Бокува говорит с чужаком. А кукла никогда еще не говорила ни с кем, кроме нее, Миззы. Видимо, она тоже чувствует в нем что-то, чего нет ни в ком другом.
Может, Саматта Касарий - не человек. Но кто же тогда он? Не тролль же, в самом деле, и не бог!
– Мизза, - неподвижно замерший в кресле чужак пошевелился и опять наполнился жизнью, - мне нужно продолжать совещание. Я хочу, чтобы ты подождала в другой комнате. Не бойся и не расстраивайся. Я… поговорил со своим воспитанником. Он слушает нас сейчас, и он поможет тебе и Бокува. И я пока что рядом.
Он протянул руку, и Мизза отпрянула от него, скорее, по многолетней привычке, чем от реального страха. Человек или нет, но он, кажется, хорошо к ней относится. И совершенно ее не боится. Она заставила себя замереть, и его широкая тяжелая ладонь осторожно опустилась на макушку девочке, осторожно оглаживая ей волосы. Мизза замерла, прислушиваясь к непривычной ласке. Все-таки он, наверное, хороший, как дядя Тархан.
– Пойдем, - чужак стремительно выпрямился и, подхватив Миззу за плечи, поставил ее на ноги. Потом он взял из воздуха молчащую куклу, сунул ей в руки, распахнул дверь и выглянул наружу.
– Извини, господин… э-э-э, сан, могу я тебя побеспокоить?
Он отступил назад, и в комнату вперевалку вошел полный мужчина в необъятной цветастой кофте и широченных шароварах - управляющий поместья. Его взгляд недружелюбно скользнул по Миззе, обдав ее волной неприязни и боязливой настороженности, и остановился на чужаке. От его фигуры тут же потекла приторная почтительность пополам с презрением.
– Скромный слуга в твоем полном распоряжении, момбацу сан Саматта Касарий!
– проблеял он.
– Жду распоряжений.
– Во-первых, пожалуйста, сходи за саном Тарханом и сообщи ему, что я готов продолжать. Во-вторых, девочке нужно отдохнуть. Отведи ее в какую-нибудь свободную комнату и проследи, чтобы ее не беспокоили.
– Как угодно момбацу сану, - управляющий низко поклонился.
– Сама Мизза, прошу, пойдем со мной.
Мизза искоса взглянула на чужака, и тот, слегка улыбнувшись, кивнул ей. И она, чувствуя себя странно спокойной и безмятежной, улыбнулась в ответ и вышла из комнаты в большой холл.
В холле управляющий поспешно отшагнул подальше и махнул рукой отиравшейся невдалеке молодой девушке в бедной, но опрятной и чистой одежде - наверное, служанке. Мизза еще ни разу не видела ее раньше.
– Эй, ты!
– высокомерно сказал мужчина.
– Отведи девчонку куда-нибудь в комнату и пригляди за ней.
Затем он повернулся и зашагал в сторону небольшого приемного зала, откуда доносились приглушенные голоса. Девушка поспешно подошла к Миззе и положила ей руку на плечо.
– Тебя ведь Миззой зовут, да?
– сказала она.
– Ты дочь сана Мистана? Пойдем со мной.
Девочка молча кивнула, покрепче прижав к себе куклу. Не все ли равно, куда идти? Хотя… эта служанка ее не боится. Хорошо хоть так. И она покорно поплелась за ней, следуя ласковому, но непреклонному велению ее руки.
В небольшой комнате на втором этаже служанка усадила ее на небольшую мягкую кушетку у окна.
– Есть хочешь?
– спросила она.
– Нет, - Мизза помотала головой.
– Не хочу. Ничего не хочу.
– Тебе только так кажется. У тебя вид такой, словно тебя неделю вообще не кормили. Посиди-ка здесь, я сейчас на кухню сбегаю, принесу чего-нибудь.