Река меж зеленых холмов
Шрифт:
– Только одно, - Семен поднялся таким же гибким слитным движением, что и Тархан.
– Кони, что пасутся у подножия - твои. Я привел их тебе в подарок.
– Вот как? Ты знаешь, что можно подарить такому человеку, как я…
– Знаю. Именно человеку. Не твоему клану, не твоему роду, а тебе лично. Эти кони выведены с применением генной инженерии. Они быстры и выносливы, могут в день покрыть пятьдесят верст, неся на себе двоих взрослых мужчин.
– Я принимаю твой подарок, - кивнул гулан.
– Мне нечем отдариться, но я не забуду. Я оставлю тебе своих коней, момбацу сан Панариши, чтобы ты мог вернуться домой.
–
– Неподалеку нас ожидает джип, на нем мы и вернемся. Есть только одна небольшая проблема - жеребцы стерильны. Они не дадут потомства. Но если мы станем добрыми соседями, ты получишь и других лошадей - ничуть не хуже этих, но при том плодовитых.
– Думаешь, ты подцепил меня на крючок?
– внезапно усмехнулся гулан.
– И что я за лошадей продам свою душу? Ты ошибаешься, шаман.
– Не думаю. Но дружба всегда крепче, когда получаешь за нее достойную награду, верно, момбацу сан Тархан?
– подмигнул ему Семен.
– И кони - лишь малая часть выгоды, которую ты можешь получить. А теперь не смею больше задерживать.
– Чистой тебе воды в пустыне, - откликнулся гулан. Он переливчато свистнул - охранники у подножия холма встрепенулись и потрусили к лошадям - повернулся и размашистым шагом пошел вниз с холма. Незадачливый Наваха, прижимая локоть к боку, пошатываясь и утирая кровь с лица, поплелся за ним.
Девушка, бросив на Саматту неуверенный взгляд, тоже было повернулась, но Саматта остановил ее, коснувшись плеча.
– Сама Мизза, - сказал он.
– И все-таки не забывай мои слова. Ты - человек, ничуть не хуже остальных. Тебе не грозит опасность внезапно сойти с ума. Это чушь, придуманная неумными людьми. Твои способности - дар, а не проклятие. Используй их с умом, во благо, а не во зло, и все закончится хорошо. Ведь все всегда заканчивается хорошо, верно?
– он слегка улыбнулся ей.
Девушка оглянулась на приостановившегося Тархана, потом снова взглянула на Саматту.
– Я запомню, момбацу сан, - прошептала она, после чего повернулась и со всех ног, насколько ей позволял балахон, бросилась вниз по склону.
– Для некоторых особо одаренных историков напоминаю, - фыркнул Семен, - что у гуланов с женщиной чужак может заговорить только с разрешения отца, мужа или иного близкого родственника. А за прикосновение вообще могут убить на месте. Так что ты, блистательный господин Саматта, невежа и грубиян, которого спасает только статус глупого иностранца. Но удачный у тебя вышел экспромт, ничего не скажешь. Я не сообразил на его родственных чувствах сыграть.
– Сыграть на чувствах?
– Саматта недоуменно посмотрел на него.
– Ты о чем?
– Ты хочешь сказать, что наобум палил? Ну и ну… - Семен покачал головой.
– Мати, ты что, не чувствовал его отношения к девочке?
– Я… - Саматта облизал губы.
– Нет, не чувствовал. А должен был?
– Да у тебя эмпатия отключена, что ли? Мужик страшно нервничал, что притащил ее сюда, в неизвестность, без надлежащей охраны. Возможно, он ее вообще в первый раз на серьезное дело взял. Я думал, что ты сам все прекрасно видишь.
– Рис, я не могу все время шпионить за людьми. Так невежливо. Если бы кто-то у меня в голове копался во время разговора, я бы точно обиделся. Иногда я смотрел на эмоции, но только мельком.
– Мати, - Семен в упор взглянул на него черными глазами, - ты странно рассуждаешь. Я понимаю, что катонийские понятия о вежливости у тебя в подкорке сидят, но не забывай и о мере своей нынешней ответственности. Ты просто не можешь себе позволить работать в белых перчатках. Какие вежливость и деликатность, ты вообще о чем? Не ты ли совсем недавно интересовался, как избежать смертей по нашей вине? Твоя неверная интерпретация реакции собеседника в ходе переговоров может привести к войне и к тысячам смертей. По-твоему, это адекватная цена за соблюдение этикета?
– Прости, - покаянно откликнулся Саматта.
– Не подумал.
– Прощать тебя не за что, просто прими к сведению. И учти, что вежливость - всего лишь правила, придуманные людьми, чтобы уживаться друг с другом с наименьшими проблемами. А у Демиурга методы совместной жизни с людьми совершенно иные. Целесообразность и последствия - вот что ты должен принимать во внимание в первую очередь. А если и это тебя не убеждает, то просто осознай, что Демиург, твердо намеревающийся ужиться в человеческом обществе, не ломая его, просто обязан вести себя по правилам, устанавливаемым другими. А наш добрый господин Тархан использованием эмпатии на переговорах не гнушается, как видишь.
Бывший Серый Князь замолчал, потер лоб и махнул рукой.
– Ну ладно, не стану нудеть. Сам все поймешь, не маленький. Главное, что наш большой сильный приятель в девочке души не чает, и ты заработал хорошее жирное очко в свою пользу. Да и насчет таранхая неплохо вышло. Сделаем мы из тебя дипломата в самые кратчайшие сроки, точно тебе говорю.
Он посмотрел вниз, где Таранхай внимательно осматривал одного из жеребцов.
– А нам пора отсюда топать. Наблюдателей здесь нет, так что предлагаю пробежаться ножками вон до того распадка, а там можно и в воздухе раствориться. Следы от шин я проложу на всякий случай. Если у тебя нет срочных вопросов, я пока помолчу - у меня в канале висит Дор, которому не терпится выяснить, как все прошло. Двинулись, что ли…
Тот же день. Область Мураташ, город Камитар
Домой в Камитар они добрались, только когда солнце уже опускалось за дальние холмы. Мизза с трудом сползла с лошади - она еще ни разу в жизни не ездила верхом весь день, и у нее болели бедра и стертая слишком большим и неудобным седлом промежность. Встав на землю, она покачнулась и чуть не упала, но вовремя успела удержаться за стремя. Пусть она женщина, но своей слабости не покажет. Тем более - дяде.
Повелитель Ветра спрыгнул на землю рядом с ней, отцепил от седла поводья новых чудо-коней и передал их конюху.
– Приставить охрану и глаз не спускать, - приказал он.
– Мизза, пойдем со мной.
– Да, дядя Тархан, - откликнулась девочка. Она откинула изрядно надоевший капюшон на спину, наслаждаясь прохладой вечернего воздуха, такой сладкой после целого дня, проведенного в душных тряпках. Вслед за дядей она поднялась по ступеням дома и через просторную прихожую прошла в комнату, залитую закатным светом. Ветер колыхал занавески, и от вида стоящей на столе еды у нее тихонько забурчало в животе. Она вдруг поняла, что ничего не ела весь день, и что злой голод впивается ей в живот холодными когтями.