Река моя колыбельная...
Шрифт:
— Эй, меня тут волки сожрут… Эй, слышишь?!
— Падаль волки не жрут, только шакалы, — отозвался табунщик и, обернувшись к конопатому, сказал: — Ладно, оставайся с ним.
— Зачем он мне? — обиженно промычал конопатый.
— Охраняй! — строго сказал табунщик.
Волоча за собой каик с плотами, буксирный катер причалил к берегу. Сразу же за пристанью виднелся рудник, к нему вела узкоколейка, а чуть в стороне стояли дома рабочего поселка,
Около каика собрались рабочие, в большинстве женщины. Амир и Мухтар удивленно разглядывали, как, бережно ссыпая в кулечки, люди фасовали соль.
Под восторженный гомон детишек несколько щуплых мужиков выгружали сома-людоеда.
К полудню, разобрав плоты, женщины-рабочие загрузили лес в маленькие вагонетки, велели мальчикам сесть на паровоз, и поезд тронулся в сторону рудников…
На бампере паровоза был укреплен транспарант: «Смертью для черных фашистских свиней лейся горячий дарьинский свинец!»
В больничном саду, где огоньками желтели скороспелые яблоки, робко чокали соловьи.
Дорожкой сада, тяжело переваливаясь на костылях, шел в сопровождении ребят табунщик.
Мальчики с пыльно-серыми лицами улыбались, сверкали зубами и глазами. Девочка весело рассказывала:
— Амир совсем аульной работы не понимает. Я ему говорю: «Иди, лошадь напои!» А он спрашивает: «А она не лягается?».
Амир изумленно посмотрел на Даригу.
Девочка звонко засмеялась.
— Хорошо, — сказал табунщик и, посмотрев на дверь больницы, проговорил: — Вы останетесь здесь, а я пойду узнаю… разрешит ли врач пройти к дедушке.
— Сапар-ата, этот сад посадил дедушка, — сказала Дарига. — Можно мы яблок ему нарвем?
— Они еще зеленые, — сказал табунщик.
— Ничего, — хором отозвались ребята и побежали к деревьям.
…Стихли соловьи в саду. Дарига, как обезьянка, быстро перелезала с ветки на ветку, а за пей так же быстро лез Амир. Па самой макушке дерева, усыпанной яблоками-скороспелками, Амир догнал Даригу.
Она стояла на самой высокой ветке яблони, и тоненькая ее фигурка легко качалась вместе с яблоневой ветвью. Ощущая, как новое, пугающее чувство охватывает его, Амир опустил глаза и увидел, что на жемчужной россыпи росистой травы притаились их большие тени, как тени взрослых людей. Где-то рядом, в притихшем саду, снова раздалось робкое чоканье соловья…
Из белого домика больницы вышел табунщик и, понуро ссутулившись, грузно повис на костылях. Дети выжидательно смотрели на табунщика. Тот молчал и большими прыгающими пальцами теребил тесемку, развязывая кисет.
— А где дедушка? Нас к нему пустят?.. — спросила Дарига.
— Мы ему яблок нарвали. Тут спелые есть… много, — Амир постучал по оттопыренной рубахе, набитой яблоками.
Табунщик шумно вздохнул:
— Дедушки нет там… Его увезли в город…
Не выдержав пытливого взгляда девочки, табунщик отвернулся и, скрипя костылями, зашагал к воротам.
Когда табунщик и дети пришли к каику, они замерли от неожиданности. Все вещи с баркаса были выброшены, а двое подростков скучно рубили топорами фашины на бортах старого каика.
— Эй, вы! Что вы делаете?! — срывающимся голосом крикнул Амир.
Подростки от неожиданности перестали рубить, но оглядев детей и инвалида, презрительно засмеялись.
Амир и Мухтар рванулись к трапу.
— Подождите, дети, — остановил их табунщик и крикнул подросткам: — Кто вам велел это делать?
— Начальник, — заносчиво отозвался одни из ребят. — Лес в штольнях прогнил, а менять нечем.
— Подумаешь, лодки! — криво усмехнулся задиристый подросток. — Вон в поселке дома разбирают — и ничего!
— Это же дедушкин каик, — выдохнула Дарига.
— А дедушка ваш умер! — ляпнул заносчивый подросток и, придурковато хохотнув, добавил: — Зачем ему каик? На гроб?
Дарига с ужасом посмотрела на табунщика. Табунщик глянул на изумленно моргавших мальчиков и вдруг, яростно взмахнув костылем, крикнул подросткам:
— А ну слезайте оттуда! Быстро!
Подростки, пожав плечами, заткнули топоры за ремни и, опасливо поглядывая на разгневанного табунщика, быстро спустились по трапу на берег.
Занеся вещи на каик, Амир и Мухтар удивленно разглядывали длинную черную очередь на берегу.
У шатра, свернувшись в комочек, вздрагивая всем телом, беззвучно плакала Дарига. Табунщик опустился рядом с ней, уложил на дно лодки костыли и сказал Амиру:
— Поднимай парус…
Вдруг на пристани поднялся переполох. Люди выбегали из домов, кричали, стреляли вверх из ружей… Загудели пароходы и катера. Люди бежали по берегу, толкая друг друга в воду.
Амир поднял парус. Парус раздулся, и каик заскользил по глади затона.
Проплывая мимо барж, мальчики увидели, как плясали люди на палубе, что-то кричали им, размахивали руками.
— Победа! Они кричат: победа-а-а! — крикнул, высовываясь из-под паруса, Амир. — Война кончилась! Победа!
Легко и быстро скользя по воде, каик вышел на широкое течение большой реки.
Девочка, подняв заплаканное лицо, жалобно проговорила:
— Де-ду-шка… всегда говорил… «Вот кончится война… и тогда… будет хорошо.» А как же будет хорошо… без дедушки?
Табунщик мягко привлек к себе девочку и, смахнув слезы, отвернулся.