Река моя колыбельная...
Шрифт:
Женщины потрошили и солили рыбу, мальчики кормили потрохами прожорливого сома.
Время от времени громыхали тяжелые товарные эшелоны. На вагонах белели крупные надписи: «Казахстан — фронту». На платформах, идущих на север, мелькали зачехленные пушки, танки, самолеты, уголь, руда…
Навстречу им шли поезда с покореженной военной техникой: обломки самолетов, разбитые пушки, сгоревшие и подбитые танки, зеленые — наши и грязно-желтые с крестами на боках — танки врага.
Отгремели поезда, и на пустынном берегу снопа
К берегу, где стоял каик, подъехала высокая арба. На арбе сидела женщина со старым ружьем, треснутым в прикладе и закрученным медной проволокой.
Поговорив с жительницами старого аула, она тяжело вздохнула и сказала, кивая на мешок:
— Если Зейнолла-аги нет, не знаю, как быть с этим… Можно ли доверить детям?
— А что это? — спросила женщина в солдатской шинели.
Женщина с ружьем развязала мешок, высыпала оттуда звенящие узелки и сказала:
— Наш аул собрал для фронта…
На узелках были бирки с фамилиями. Она развязала один из них и вынула серебряные украшения с темной старинной позолотой и сердоликами. Вокруг разом завздыхали и заговорили:
— Мы тоже собрали…
— Только все забрала Дарья.
— Почему не доверить? — вдруг строго сказала женщина в солдатской шинели. — Они вон соль везут. Неизвестно, что теперь дороже.
Сказав это, она сняла с пальца сверкнувшее на солнце истершееся золотое колечко и протянула его женщине с ружьем.
— Возьми, — сказала она. — Мы теперь тоже из вашего аула. В прошлый раз я все отдала. Оставила это. А теперь и муж погиб, зачем мне оно…
Другие тоже сняли с себя оставшиеся скромные украшения и молча передали их женщине с ружьем…
Расставаясь, все плакали, целовали, благословляли и, видимо, в который раз безнадежно уговаривали ребятишек остаться на разъезде.
Плотно сжав губы, Дарига упрямо мотала головой.
— Нельзя… Дедушку надо найти. На руднике соль ждут целую зиму. Почту ждут. Вот сейчас почтовый пройдет, письма бросим и поплывем.
— Да, да… Дедушку… соль… почту, — сокрушенно отзывались женщины, понимая значение этих слов и все же снова отговаривали детей: — Подождали бы неделю… Скоро пойдут пароходы. Дарья сейчас страшная, как шайтан…
— Дедушку надо найти, — упрямо твердила Дарига. — И плоты…
Наконец, скрипя давно не смазанными колесами, арба поехала, увозя с собой опечаленных расставанием женщин.
На станцию прибыл пассажирский поезд. Вагоны были так переполнены, что люди боялись выйти, чтобы не потерять место. Только те, кто сидел на буферах и на нижних ступенях, слезали на землю и, разминая затекшие ноги, топтались на месте.
Двое чумазых беспризорников сидели на крыше вагона. Зоркими глазками приметив загруженный каик, они растолкали спавшего мужика. Заспанный мужик неопределенного возраста с косматой бородой, протирая глаза, долго разглядывал каик…
…Дарига и Мухтар бежали вдоль поезда. Добежав до почтового вагона, девочка дала Мухтару пачку писем и показала на щель. Едва дотянувшись, Мухтар стал совать в щель конверты и треугольники писем.
Поезд пронзительно загудел, вагоны, пролязгав буферами, дернулись и тронулись с места.
Мухтар на ходу засовывал в щель последний конверт.
Из окон вагонов, со ступенек тамбура и с буферов вагона пассажиры махали руками Дариге. И она тоже, смущенно улыбаясь, махала им. Поезд быстро набирал скорость…
Мухтар и Дарига вернулись к каику и остановились в изумлении.
На каике сидели чужие люди. Это были два беспризорника и косматый мужик. Бородач показывал Амиру какой-то фокус с исчезающим шариком, и тот удивленно чесал затылок. Увидев Мухтара и Даригу, Амир обрадованно сказал:
— Это пассажиры с поезда. Им надо на тот берег. Они такие фокусы умеют делать, как в цирке. Довезем, а?
Дарига неодобрительно осмотрела черными пытливыми глазами носатого и конопатого беспризорников, развязно расположившихся на каике и, почуяв тревогу, потупилась.
Носатый связал веревкой по рукам и ногам конопатого и проговорил, тараща глаза, смешную абракадабру:
— Хундуху, мундуху, шантха, матха. Ха! Хо! Ху!
Затем замер и махнул крест-накрест рукой перед самым носом конопатого. Конопатый испуганно замер, дернулся, и веревки упали на дно каика.
— Во дают! Видел?! — Амир восторженно глянул на Мухтара и Даригу.
Мухтар сдержанно улыбнулся, а Дарига еще более подозрительно оглядела беспризорников и бородача.
Когда каик вышел на середину реки, за рулем уже сидел косматый бородач.
Мухтар, нелепо улыбаясь, стоял, связанный по рукам и ногам ремнями, и пытался изо всех сил разорвать их.
— Ну давай, давай! — подначивал его носатый. — Что, слабо, да? Ну ладно, не рыпайся. Фокус без туфты! Морской узел! А теперь замри! Хундуху, мундуху…
Носатый ушловато забегал глазами:
— Во, блин! Слово волшебное забыл… Хундуху, мундуху… Забыл, блин! Ты не помнишь, мухомор? Как дальше? — спросил он конопатого.
— Откуда? — чересчур наигранно удивился конопатый, и оттого, что конопатый явно сфальшивил, ребята насторожились.
Мухтар, глянув на «голову» каика, увидел, что каик изменил направление и идет не к берегу, а на большой остров.
Обернувшись к бородачу, Мухтар крикнул:
— Куда вы правите? Вон там берег, а там остров! Развяжи! —
— Да? Легко сказать — развяжи, — ерничал носатый. — Тут без слова волшебного никто не развяжет. Вот вспомню слова, тогда, может, и развяжу, а сейчас посиди позагорай! — Носатый ткнул Мухтара, и тот упал на мешки.
Амир вскочил:
— Эй, ты! Хундуху, мундуху! Ты что толкаешься?! А ну развяжи!