Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
– Я что-то не понимаю.
– Сейчас поймешь... Ты согласен, что сейчас везде стало больше сделок, больше стали продавать и покупать товаров, хлеба, земли?
– Ну, согласен.
– Так вот. Теперь многие нуждаются в услугах людей, которые могут разъяснить им их возможности и права в новых отношениях с другими людьми. Например, помочь выгодно продать землю, на выгодных процентах заложить имение. Или наоборот, с барышом купить землю, купить и перепродать партию зерна... Сейчас в десятки и сотни тысяч раз увеличилось число людей, у которых появились свои собственные, независимые
– Ты стал трезвым человеком!
– Станешь...
– А у меня совсем другие причины.
– Какие же?
Наумов снисходительно посмотрел на Володю.
– Ты из материалистических соображений на юридический идешь, а я хочу изучить науку об управлении государством. Есть честолюбивые планы...
Володя быстро взглянул на Наумова.
– В самом деле?
– Ты знаешь, - доверительно придвинулся Наумов, - столько дураков управляют государством, что просто диву даешься, как нас до сих пор снова не завоевали какие-нибудь монголы. Взять хотя бы нашу губернию... Ты посмотри, какими интересами живут высшие начальствующие лица? Карты, взятки, пьянство, воровство. Среди таких монстров человек даже средних способностей может легко сделать карьеру... Ты прав, в России сейчас все так перепуталось, что люди готовы платить деньги только за то, чтобы им кто-нибудь хоть правильно объяснял, что на белом свете-то происходит...
– А ты, Наумов, тоже стал трезвым человеком.
– Ты же сам говоришь, что теперь везде такая жизнь.
– Я не это имел в виду.
– А я это. Для чего мы зубрили восемь лет всю эту гимназическую ерундистику? Чтобы идеализмом заниматься? Благодарю покорнейше. Я от жизни свое хочу взять, и если я лучше других понимаю, что составляет главный закон жизни, что ж, я этим пониманием не воспользуюсь в своих интересах?
– Конечно, воспользуешься.
Наумов разгорячился. Лицо его покрылось красными пятнами.
– Сейчас надо экономические науки изучать - время такое. Но не для дяди же изучать! Для себя, для своего дела...
– А кем бы ты хотел стать?
Наумов подумал, сказал нерешительно:
– Еще не знаю...
И добавил полушутливо, полусерьезно:
– Но меньше, чем на губернаторство, не соглашусь... В крайнем случае, дослужусь до вице в какой-нибудь Тьмутаракани.
Володя усмехнулся.
– Хвастаешь...
– Ну почему же? Ты посмотри, у нас-то какой губернатор!
Наумов замолчал, но ненадолго.
– А ты, Ульянов? Чего ты собираешься добиться? Управлять имением у какого-нибудь Штольца? Или быть ходатаем по делам купцов Разуваевых? Не очень-то свободна будет такая профессия или должность от прихотей хозяина.
– Ты меня неправильно понял - Володя смотрел на Наумова твердо и прямо.
– Об услугах частным лицам я говорил не потому, что собираюсь эти услуги оказывать, а чтобы показать
– Ну хорошо, управляющим у Штольца ты не будешь. А кем же ты будешь?
– Еще не знаю. У нас большая семья. Пенсия за папу невелика. Нужно помогать маме, и придется начать это как можно раньше...
– Ульянов, ты прости, конечно, за неделикатность... Но... ты понимаешь, о чем я хочу спросить?
– Понимаю.
– Ты не считаешь, что это будет мешать тебе в жизни?
– Я предпочел бы на эту тему не говорить.
– Но...
– Ты же умный человек, Наумов...
– Прости... Я же сначала извинился.
– Что ты хочешь спросить?
– Володя прищурился, взгляд его стал пристальным, глубоким.
– Ну, спрашивай.
– В гимназии и в городе все говорят, что... что ты тоже собираешься...
– Нет! Не собираюсь!
– резко ответил Володя.
– И не собираюсь собираться! Ты удовлетворен?
– Я понимаю, это неприятно тебе...
– Мне это совершенно, абсолютно безразлично!
– вспыхнул Володя.
– Разве ты не видишь? Разве не чувствуешь, что я холоден как лед?
– Володя, успокойся...
– Этот город с его обывательским любопытством заслуживает только презрения!..
– Володя, не надо...
– Мой брат был слишком честен, слишком благороден, слишком чист для этой жизни! Он хотел изменить ее геройским поступком, одним усилием, благородным примером!.. Нет, эту жизнь, как и этот город, нужно вывернуть наизнанку и выбить из нее всю: подлость, все лицемерие, всю трусость и предательство! А тем, кто настойчиво интересуется, кем я буду, можешь передать: управляющим имением у Штольца или ходатаем по частным делам купца Разуваева!.. Прощай!
Домой он вернулся уже поздно. Внизу никого не было. Из своей комнаты выглянула няня и тут же спряталась. Лицо у няни было заплаканное.
Володя постучал к ней, открыл дверь.
– Где Оля?
– спросил он.
– Ушла, - испуганным почему-то голосом ответила Варвара Григорьевна.
– А Митя? Маняша?
– Спят. Уложила...
Володя прикрыл дверь, вошел в столовую. На столе около лампы лежало письмо.
Холодеющими пальцами взял он письмо, придвинул лампу. Письмо было из Петербурга. Первая же фраза бросилась в глаза, пресекла дыхание, остановила сердце... «Сашу приговорили к смерти через повешение...»
4
Работа по зоологии называлась «Строение сегментарных органов кольчатых червей». За нее дали золотую медаль. Ректор, профессор Андреевский, вручая медаль, назвал его, Александра Ульянова, гордостью Петербургского университета... А Менделеев был огорчен, узнав, что он, Саша, выбрал зоологию, а не органическую химию. По-настоящему огорчен... И Бутлеров тоже был огорчен. Они оба хотели оставить его на своей кафедре, чтобы готовить в профессора.
А почему, собственно говоря, была выбрана именно зоология? А не физиология, например?.. Разве не интересно было бы стать учеником Сеченова?.. И принять на вооружение его, Сеченова, программу научной деятельности с ее почти святой преданностью эксперименту?