Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
Цесаревич Ника не жалел слов, рассказывая Марии Федоровне о великодушии и милосердии папа при решении участи осужденных. Императрица, слушая сына, величественно кивала головой. Генерал-лейтенант Оржевский, стоя у дверей в малый приемный зал, где томились в ожидании высочайшего выхода агенты охранки, учтиво улыбался.
Вошел царь. Оржевский, щелкнув каблуками, вытянулся у двери.
– О, Александр, - двинулась навстречу мужу Дагмар, - Ника рассказал мне только что о вашем большом сердце. Это
Александр Александрович поцеловал жене руку, взглядом поблагодарил старшего сына, повернулся к адъютанту.
– Готово?
– Так точно, Ваше Величество. Ждут.
– Тогда пойдемте. Дети, вы должны быть впереди.
Гога и Ника встали перед родителями. Александр Александрович с поклоном предложил жене руку. Генерал-лейтенант Оржевский торжественно распахнул двери.
Когда царская семья показалась в зале, у подполковника Секеринского дрогнула ляжка. Откинув назад плечи, он резко мотнул головой в сторону дверей, затаил дыхание.
По шеренге агентов прошла дрожь. Все замерли, подавленные величием переживаемой минуты.
Царь с женой и сыновьями остановился в нескольких шагах от Секеринского, потом, освободив руку Дагмар, вышел один вперед, прошел вдоль строя, вглядываясь в лица сыскных и надзирателей. Усы и глаза выстроившихся двигались за императором, как стрелки компаса.
– Здорово, ребята, - тихо сказал Александр Александрович с левого фланга.
– Здравия желаем, Ваше Императорское Величество, - так же тихо, как учили, ответили агенты.
– Подполковник Секеринский, - позвал царь, - подойдите ко мне.
Секеринский вышел из строя, почтительно приблизился к императору.
– Представьте мне чинов полиции, спасших меня и мою семью.
– Вольно, - еле выдохнул подполковник и повел царя вдоль шеренги.
– Агент Шелонков, в службе двенадцать лет, замечаний не имеет.
– Агент Варламов, поведение безупречное, предан престолу и вере.
– Надзиратель Тимофеев, в службе с семьдесят четвертого года, замечаний не имеет.
Царь жал руки агентам, похлопывал по плечу, улыбался. Сыскные таращили на царя глаза, сопели от полноты чувств.
– Агент Свергунов.
– Агент Шевылев.
– Агент Свердзин,
– Надзиратель Борисов.
Царь дошел до конца шеренги, отступил на три шага назад, в пояс поклонился сыскным.
– Спасибо, ребята, что отвели руку злодеев от моей головы.
– Рады стараться, Ваше Императорское Величество!
– За себя спасибо, за жену мою и за детей.
– Рады стараться, Ваше Императорское Величество!
– А теперь, ребята, хочу познакомить вас со своей семьей, которая жива благодаря вам.
Дагмар, Ника и Гога двинулись вдоль шеренги. Императрица жеманно протягивала полицейским
Сыскные не дыша пожимали августейшие руки.
Когда церемония представления кончилась, Александр Александрович кивнул адъютанту и подошел к стоявшему на правом фланге Борисову.
– Хочу наградить вас, ребята, за преданность, за верную службу.
– Рады стараться, Ваше Императорское Величество!
– гаркнули сыскные громче, чем надо, в предчувствии царских милостей.
Император брал с большого серебряного подноса, который нес за ним генерал-адъютант Оржевский, медали «За усердие» и лично надевал каждому агенту на шею.
– Побереги, Борисов, меня и мою семью и впредь.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество!
– Побереги, Тимофеев, меня и мою семью и впредь.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество!
– Побереги, Свердзин, меня и мою семью и впредь.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество!
– Побереги, Свергунов, меня и мою семью и впредь.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество!
– Побереги, Шевылев, меня и мою семью и впредь.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество! Всем участникам задержания злоумышленников на
Невском проспекте царь вручил по тысяче рублей.
Глава семнадцатая
1
Ночью взломалась Волга... Несколько дней перед этим шел мокрый снег. Ручьи и потоки бешено подпирали спину реки. Снег сгорал от земли, лед - от воды. Волга посинела, вздулась. Энергия великой перемены, до этого копившаяся тайно, скрытно, вышла наружу, плеснула через край, забушевала на просторе. Весна - вечное обновление живой жизни, вечная смена завершенного ее кольца на последующее - открыла все створы, выбила все клинья, распахнула настежь последние шлюзы своего зеленого половодья.
Ток жизни бил по древесным жилам. Первые редкие побеги вспыхивали в расщелинах старых стволов... Володя стоял в саду. Пахло прелью, мокрой рогожей, сырым ветром. Слышался шелест - искрясь и трепеща, на светлом фоне голых ветвей опускались еле различимые серебристые льдинки-кристаллики.
Это был уже не снег, но еще и не дождь. Льдинки-кристаллики, задевая за ветки деревьев, шелестели печально и грустно. И было похоже на то, что кто-то большой и невидимый слегка колышет прозрачный ледяной занавес, за которым неясно и расплывчато угадывался старый сад ульяновского дома и сам дом с мезонином и маленьким белым балконом второго этажа, на который выходили окна из Сашиной и Аниной комнат.