Река
Шрифт:
А речи все продолжаются. Говорят со всех концов, со всех столов. В палатке пахнет кислыми газами — кто-то не удержался — и водочным перегаром. Речи продолжаются даже после полуночи. Гости начинают чувствовать усталость. В павильоне нет вентиляции, и поэтому трудно дышать. Наконец, около половины второго мы выходим из-за стола. Время для сладкого, для кофе и коньяка.
Я посматриваю на жениха. Он уже с трудом держится на ногах. Однако находит дорогу к столу с тортом, правда, с помощью Ребекки. Вместе со своей красивой невестой
Когда вальс подходит к концу и нанятый оркестр Норвежского радио исполняет последние такты не очень удачно выбранного вальса из «Веселой вдовы», Кристиан замечает меня, забившегося в угол, уставшего от светской болтовни, уставшего от тревоги за Марианне. Ни для чего другого во мне сейчас нет места.
— Ты! — кричит Кристиан Лангбалле и освобождается от цепкой хватки своей новоиспеченной жены. — Тебе от меня не уйти!
— Кристиан! — кричит Ребекка.
— В чем дело? — восклицает Дезире Фрост и закрывает рот рукой.
Я чувствую приближающуюся опасность и бегу из павильона в главное здание, где стоит стол, заваленный подарками. Он бежит за мной, охваченный бешенством.
— Стой! Стой! — кричит он. — Ты так легко не отделаешься!
Я уже у выхода, но там стоит кучка гостей. Мне через них не пробраться. Я оглядываюсь и вижу, что Кристиан Лангбалле взял курс прямо на мою кобальтовую вазу. Он хватает ее со стола, поднимает над головой и со всей силы швыряет в меня.
— Это тебе по заслугам, вдовий ёбарь! Дрочитель роялей! Проклятый лизун сладких местечек… Кобель!
Дорогая ваза от «Norway Design» попадает мне в плечо и падает на пол. Я чувствую резкую боль. Он мчится ко мне, окончательно потеряв над собой власть. Но путь к выходу освободился. Я бегу туда. Кто-то увидел, насколько опасно мое положение, и открыл для меня дверь.
Я исчезаю в ночи. На земле появился тонкий слой снега. Поскользнувшись на последней ступеньке, я падаю на дорожке перед подъездом.
Но меня никто не видит. Мои невидимые друзья в доме быстро закрыли за мной дверь. Из дома доносятся крики и вопли.
Я бегу в темноте по направлению к Музею народного искусства. Мне хочется убежать от боли в плече, но больше всего хочется убежать от охватившей меня тоски. У меня такое чувство, будто я погрузился во мрак. Он путает мои мысли. В нем все становится неузнаваемым или невидимым.
Я перестаю бежать и перехожу на шаг. И иду полночи. Прихожу в Скёйен. Потом поднимаюсь к Аббедиенген и дальше, к Бьёрнслетта. А оттуда уже прямая дорога в Рёа и на Эльвефарет.
Наконец я в доме Скууга и ставлю пластинку Джони Митчелл «Вудсток»: «We are stardust. We are golden. And we’ve got to get ourselves back to the garden».
Я
Вдруг все становится опасным.
Звонок с Багамских островов
Проходит два дня.
Ребекка звонит мне в семь утра.
— Ты можешь сейчас говорить? — спрашивает она.
— Конечно. Ведь я совершенно один. Да и не один тоже мог бы говорить. Марианне знает, что ты для меня значишь.
— Я сейчас на Багамах. Здесь время не совпадает с норвежским. Кристиан только что заснул. Я не могла не позвонить и не попросить у тебя прощения за то, что произошло на свадьбе.
— Если уж просить прощения, то не тебе.
— Тебе сильно досталось?
— Да. Ключица сломана. Правая рука парализована. Теперь я могу играть только концерт Равеля для левой руки.
— Не смейся надо мной!
— И не думаю.
— Я только хотела сказать, что Кристиан совсем не такой, как ты думаешь. Ему очень стыдно за случившееся. Он слишком много выпил. Некоторые парни плохо переносят алкоголь.
— Я знаю.
— Не сердись на него. Он настоящий уютный медвежонок. Между прочим, ты произнес изумительную речь. Я гордилась каждым твоим словом.
— У меня были добрые намерения.
— Не сомневаюсь.
— Как вам там на Багамах? Валяетесь на берегу? Пьете ром? Вы счастливы?
— Да, я никогда не была такой счастливой. Но когда солнце светит прямо в лицо, когда слишком жарко, когда я лежу в шезлонге с закрытыми глазами, знаешь, о чем я тогда думаю?
— Нет.
— Попробуй угадать.
— Глупая. Мы теперь должны забыть друг друга.
— Мы никогда не забудем друг друга, — говорит она.
— В твоих словах нет логики. Тогда объясни, как ты можешь быть счастлива без меня?
— Я счастлива, потому что ты — это ты, а Кристиан — это Кристиан. И потому, что вы находитесь там, где находитесь, ты — с одного бока, а он — с другого. Но, наверное, надо быть женщиной, чтобы это понять.
Новогодний вечер
Я сижу в поезде, последний день 1970 года. Выпал снег, но не очень много. Я нашел новых квартирантов в квартиру Сюннестведта. Двое студентов, оба пианисты. Я еду к Марианне. Она уже давно мне не звонила. Боюсь, что это недобрый знак. Но пытаюсь утешить себя тем, что ее лечат, что она принимает разные процедуры. Ей сейчас не до меня.