Река
Шрифт:
Мамина рождественская музыка. Она любила эту сонату, особенно вторую часть. Медленные отрывки, серьезное возвращение темы, с каждым разом все более сердечное.
Да, думаю я. Сердечность. Долгие, грустные звуки, не перестают петь.
Работник клиники забирает Марианне утром на третий день Рождества. Она бессильно целует меня в щеку сухими губами.
— Мальчик мой, — говорит она. — Не бойся. Все будет хорошо. Помни, что я врач. Я знаю все, через что мне предстоит пройти.
Меня это не успокаивает, но что я могу сказать.
Я провожаю ее до машины.
— В клинике будет праздничная встреча Нового года. Может, ты приедешь? У тебя хватит сил? Остаться в клинике на ночь нельзя, но там поблизости есть небольшая гостиница, я могу оплатить твой номер.
Работник клиники кивает, чтобы поддержать меня.
— Разумеется, я приеду. И я в состоянии сам заплатить за номер.
— Значит, мы скоро увидимся, — говорит Марианне и улыбается, искренне обрадованная.
— Жду с нетерпением, — говорю я.
Свадьба Ребекки
Я нервничаю больше, чем на сцене в Ауле. Ребекка Фрост выходит замуж, и я должен буду произнести за столом речь, как положено свидетелю. Господи, я даже не думал о том, что скажу по этому случаю. Нужно быстро что-то придумать, и это должна быть хорошая речь, потому что Ребекка этого заслуживает.
К счастью, я купил ей хороший подарок в «Norway Design» — синюю стеклянную вазу.
Но меня пугает перспектива снова оказаться среди людей, покинуть этот дом страха и скорби, делать веселое лицо, болтать с веселыми и радующимися родственниками Ребекки, которые, конечно, начнут у меня спрашивать, не имея в виду ничего плохого, о моем предстоящем дебюте. У меня остались не самые лучшие воспоминания о посещении особняка Фростов на Бюгдёе. Когда я был там после дебюта Ребекки и впервые понял, в каких отношениях находятся моя сестра и Аня.
Однако на этот раз Катрине там не будет. Она далеко, в Сринагаре, ищет самое себя с помощью гуру и не намерена возвращаться в Норвегию раньше лета.
Венчание происходит в церкви во Фрогнере. В Норвегии не так много церквей, способных вместить всех друзей, приглашенных на церемонию семьями Фростов и Лангбалле.
Я прихожу заблаговременно и сержусь на себя за то, что не успел к этому событию купить себе новый костюм. Ребекка несомненно сразу увидит, что на мне все тот же траурный костюм, мой единственный, который она видела на мне в торжественных случаях. Теперь рукава мне уже так коротки, что это смешно. И даже я понимаю, что произвожу впечатление мальчика в коротких штанишках.
Хорошо еще, что я не располнел.
Декабрь в Норвегии — самое темное время года. Снега еще нет. Со всех сторон из темноты в освещенную церковь стекаются гости. Сегодня опять очередь Ребекки. Милая Ребекка, думаю я. Уверена ли ты, что поступаешь правильно?
Они с Кристианом отказались от квартиры Сюннестведта. На свадьбу родители подарили им квартиру на Бюгдёй Алле. Это означает, что мне придется искать новых жильцов, но я не в силах сейчас думать об этом. Только не сейчас. Почему никто не написал книгу о страхе? — думаю я. О страхе в литературе написано
Я здороваюсь с родителями жениха и невесты, коротко приветствую Кристиана и его свидетеля, который напоминает более брутальный вариант самого жениха. Зовут его Гилберт Вогт. Я им явно не нравлюсь. Их интересует, какую роль я играю в жизни Ребекки. На Кристиане смокинг от «Фернера Якобсена», на лбу у него испарина. Мировые знаменитости из классической среды ждут в галерее, когда на них обратят внимание. Сельма и Турфинн Люнге тоже здесь. Естественно, что они среди приглашенных. На этот раз Сельма одета более скромно. Никакой этакой бирюзы. Она, как и я, в черном, словно на похоронах. Я киваю им со своего места около алтаря, и они дружески кивают мне в ответ. После всего, что случилось, мы стали ближе друг другу, думаю я. Они перестали быть пугающими представителями мировой культуры. Это люди, к которым я могу обратиться в трудную минуту. Они знают, что мне пришлось пережить в настоящее время.
Церемония начинается. Отворяются двери. Мы все встаем. Входит Ребекка в белом подвенечном платье, и мы надеемся, что на этот раз она не споткнется. Она и не спотыкается. Она медленно движется по центральному проходу в сопровождении отца, в то время как органист играет свадебный вальс Мендельсона из «Сна в летнюю ночь», эту каверзную пьесу, которая насмехается над моногамией и любовью во всех ее проявлениях. Я не понимаю, почему именно это произведение из пьесы о неверности, влюбленности и заблуждениях должен скрепить брачные обещания людей, у которых не хватает фантазии даже на то, чтобы быть неверными. Неужели все дело только в музыке?
Да, думаю я. Только в музыке. Так велика ее сила.
Невесту передают жениху. Наконец жених и невеста стоят рядом, готовые к совместной жизни, которая для них уже началась. Я тоже стою там, сразу за ними, и думаю о том, что мне рассказала Ребекка об их соитии в примерочной «Стеена & Стрёма», в подвальчике Аулы, возле «Фредерикке», а теперь, возможно, и на сцене в Ауле. Но именно здесь, в церкви Фрогнера, они этого сделать не могут, думаю я. Здесь они могут только обвенчаться друг с другом, прямые, как две жерди. И только Бог знает, зачем они это делают. Но Ребекка уже доказала мне, как легко она относится и к своему счастью и к своим страстям.
Меня охватывает грусть, подавленность, страх за все, что связано с будущим. Я думаю о своей речи и еще не знаю, о чем, собственно, буду говорить. Но я должен пройти через это испытание. Мы с Гилбертом Вогтом подходим к этой паре, которая на мгновение кажется мне стоящей на вершине свадебного торта, хотя они стоят на потертой дорожке в церкви Фрогнера и обмениваются кольцами.
— Обещаешь ли ты, Кристиан Лангбалле, верой и честью…
Конечно, он обещает.
И Ребекка Фрост тоже обещает.