Реки Лондона
Шрифт:
— Кого?
— Вашего призрака, — сказал он, — Николаса Уоллпенни. Он шпион, вор и плут. Последний из прихода Святого Джайлса. Рискнете предположить, где его могила?
— На кладбище церкви актеров?
— Точно, — сказал Найтингейл и ловко подцепил палочками ролл с уткой. — Так он появлялся снова?
— Нет, больше не появлялся, — ответил я.
— Призраки такие непредсказуемые, — проговорил он. — Как свидетели они очень ненадежны.
— Вы хотите сказать, они существуют?
Найтингейл аккуратно вытер губы салфеткой.
— Вы разговаривали с одним из них, — напомнил он, — так что вы думаете
— Я бы хотел получить подтверждение старшего по званию.
Он отложил салфетку и взял с подноса свою чашку.
— Призраки существуют, — проговорил он и отхлебнул чай.
Я изумленно уставился на него. Сам я не верил ни в призраков, ни в фей, ни в богов — но в последние пару дней у меня было чувство, словно я смотрю выступление иллюзиониста: вот-вот откуда-нибудь из-за занавеса появится фокусник и предложит мне вытянуть любую карту. Я совсем не был готов к тому, чтобы поверить в существование призраков, — просто если видишь что-то своими глазами, волей-неволей веришь, что оно есть.
А вдруг они и вправду есть?
— То есть вы сейчас хотите мне сказать, что в столичной полиции есть некое спецподразделение, которое занимается призраками, вурдалаками, феями, демонами, ведьмами и колдунами, эльфами и гоблинами? Если что, остановите меня, а то я перечислю всех сверхъестественных существ, каких знаю, — проговорил я.
— Вы даже еще толком не начали, — ответил он.
— Пришельцы? — предположил я, чтобы хоть что-то сказать.
— Нет, пока нет.
— А спецподразделение — оно есть?
— К сожалению, только в моем лице, — сказал инспектор.
— А в чем же будет заключаться моя… служба?
— Вы будете мне помогать, — ответил он, — в расследовании этого дела.
— Так вы считаете, в этом убийстве было что-то сверхъестественное?
— Давайте вы расскажете мне о показаниях вашего свидетеля, — предложил Найтиигейл, — а там видно будет.
И я рассказал ему о Николасе, о том, как убийца переоделся, прежде чем напасть, о записи с камеры наружного наблюдения и о том, что об этом думают в отделе расследования убийств. Когда я умолк, Найтингейл подозвал официантку и попросил счет.
— Жаль, я не знал этого всего вчера, — сказал он. — Можно было еще успеть найти следы.
— Какие следы, сэр? — удивился я.
— Следы сверхъестественного, — ответил он. — Они всегда остаются.
Ездил Найтингейл на самом настоящем «Ягуаре-Марк-2», с двигателем ХК6 на 3,8 литра. Мой папа ради возможности купить такую машину продал бы свою трубу — а тогда, в шестидесятые, это значило немало. Машина была не новая — несколько вмятин на корпусе и здоровенная царапина через всю водительскую дверь. Кожа салона тоже уже начала трескаться, но когда Найтингейл завел мотор, шестицилиндровый двигатель издал совершенно идеальный рокот, мягкий и мощный.
— Я знаю, вы сдавали естественные науки по программе А, — сказал Найтингейл, выруливая с парковки. — Почему не стали поступать?
— Отвлекся от занятий, сэр, — ответил я. — Туда, куда я хотел поступить, с моими баллами не брали.
— Неужели? Что же вас отвлекло? — спросил он. — Не музыка ли? Возможно, вы играли в какой-то группе?
— Нет, сэр, все было далеко не так интересно, — сказал я.
Мы проехали Трафальгар-сквер, и неброский значок столичной полиции на лобовом стекле
— Но вы владеете научными методами, не так ли? — спросил Найтингейл.
— Разумеется, сэр, — ответил я. А сам подумал — надо бы почитать в Сети про Бэкона, Декарта и Ньютона. Наблюдения, гипотезы, эксперименты — все, что найду, когда доберусь до ноутбука.
— Отлично, — сказал Найтингейл. — Мне нужен кто-то, кто способен мыслить ясно и объективно.
— «Ну точно в морг», — подумал я.
Официально это место называется Центр судмедэкспертизы имени Иэна Веста. Оно олицетворяет стремление Министерства внутренних дел превратить один из муниципальных моргов в роскошное заведение, как в американских фильмах. Чтобы неопрятные полицейские не умудрились как-нибудь запачкать тела и этим испортить улики, здесь созданы специальные смотровые, в которых установлены телеэкраны. Изображение транслируется туда непосредственно из операционной, где производится вскрытие. Таким образом, даже самые жуткие случаи воспринимаются не так тяжело и больше напоминают чернушный документальный фильм. Меня это более чем устраивало, но Найтингейл, напротив, сказал, что нам необходимо увидеть труп своими глазами.
— Зачем? — спросил я.
— Затем, что кроме зрения есть и другие формы восприятия, — сказал Найтингейл.
— Вы имеете в виду экстрасенсорное восприятие?
— Будьте готовы ко всему, — последовал ответ.
Лаборанты заставили нас облачиться в чистые халаты и надеть маски и только потом допустили в лабораторию. Мы не были родственниками погибшего, поэтому ради нас не стали прикрывать простыней место, где голова отделена от тела. И я вдруг очень порадовался, что не стал ничего есть в том ресторанчике.
Уильям Скермиш, судя по всему, был ничем не примечательным человеком. Средних лет, среднего роста, рыхлый, но не полный. Вопреки ожиданиям, мне не было страшно смотреть на отрезанную голову, на рваный край рассеченных мышц и кожи посередине шеи. Все считают, что первый труп, который видит полицейский, — это жертва убийства, но обычно это бывают погибшие в автокатастрофах. Я впервые увидел труп на второй день своей работы, когда курьера на велосипеде переехал грузовик, оторвав ему голову. После такого не то чтобы привыкаешь к виду трупов, но понимаешь, что всегда может быть еще страшнее. Я, конечно, смотрел на безголового мистера Скермиша без всякого удовольствия, но ожидаемого отвращения тоже не ощущал.
Найтингейл склонился над телом — так низко, что его лицо почти соприкоснулось с изуродованной шеей трупа. Покачав головой, он повернулся ко мне.
— Помогите перевернуть его.
Я совсем не хотел прикасаться к мертвому телу, даже в резиновых перчатках, — но трусить и отказываться было поздно. Тело оказалось тяжелее, чем я ожидал, — холодное, негнущееся. Я перевернул его на живот — оно легло на стол с тихим шлепком. Я поспешно отпрянул, но Найтингейл сделал мне знак снова подойти к столу.