Реквием в Брансвик-гарденс

Перри Энн

Голос его не дрогнул на этих словах: в нем не было нерешительности.

– Хорошо, – проговорила Шарлотта спокойным тоном. – Можешь ничего не говорить мне; я и так рада, что ты сделал это. Просто счастлива за тебя…

– Ты и должна была радоваться, если я тебе хотя бы чуточку небезразличен… – отозвался священник и, осекшись, залился румянцем: – Ну, я… я не это хотел сказать…

Его спутница расхохоталась, хотя зарделись и ее собственные щеки:

– Знаю, что не хотел! И конечно же, ты мне небезразличен. Я давно привыкла считать тебя другом, а не только зятем. И мне воистину приятно,

что ты обрел себя.

Кордэ вздохнул:

– Не радуйся так. Похоже, я вообще ничем не способен помочь бедняге Рэмси. Каков толк в моей вере, если я не могу помочь близкому мне человеку, давшему мне столь многое? – Он снова нахмурился. – Почему я настолько пуст сейчас, когда нужно предложить ему кое-что из того, чем он наделил меня? Почему я не способен найти нужные слова? Он-то их для меня отыскал!

– Быть может, нужных в таком положении слов попросту не существует, – ответила миссис Питт, старясь сказать то, что хотела, и при этом не огорчить его… и не лишить достойных восхищения силы и сострадания.

Экипаж остановился на перекрестке, пропуская открытое ландо, занятое несколькими модно одетыми юными леди, хихикавшими и старавшимися не смотреть на Доминика. Старания их претерпевали полный провал. Одна из этих девушек даже просто повернулась на своем месте, провожая его глазами… Кордэ как будто бы совершенно не замечал вызванного его персоной смятения. Когда Шарлотта видела его в последний раз, ему не хватило бы сил сохранить такое спокойствие.

– Тогда может найтись нужное время и нужный жест! – с пылом возразил он. – Должно существовать нечто такое, что я смогу сделать! Он никогда не отчаивался, не разочаровывался во мне, хотя, думаю, это было совсем непросто. Я был упрям, полон возражений, зол на себя и на него – за то, что он хотел моего успеха и верил в него. Это было такое трудное дело… И я сопротивлялся Рэмси, потому что он заставлял меня сделать это, заставлял поверить в то, что нужно стараться.

– Но ты хотел, чтобы тебе помогли? – спросила Шарлотта.

Доминик повернулся к ней:

– Ты хочешь сказать, что Рэмси не нуждается в помощи?

– Не знаю. А ты?

Глаза его расширились и потемнели.

– Ты хочешь спросить, верю ли я в то, что он убил Юнити?

Это было правдой.

– А ты в это веришь? – настаивала женщина. – Зачем это ему? Неужели она и в самом деле представляла такую опасность для его душевного мира? Неужели один сомневающийся способен пошатнуть истинную веру? – Шарлотта вглядывалась в лицо собеседника. – Или дело не в этом? Или Юнити была красавицей, пусть и не в обыкновенном понимании красоты?

– Она была… – Тень промелькнула в глазах Кордэ. Нечто в нем закрылось, пресекая откровенность предшествовавшего мгновения, и миссис Питт мгновенно ощутила это. – Она была переполнена… жизненной силой, самой жизнью… – Он пытался подобрать нужные слова. – Трудно представить ее мертвой.

Сказав это, Доминик удивился самому себе.

– Наверное, я и сам еще не признал ее мертвой, – добавил он задумчиво. – Чтобы поверить в ее смерть, мне потребуется какое-то время… видимо, не одна неделя. Какой-то частью себя я до сих пор верю в то, что завтра она вернется домой, выскажет свое мнение по поводу приключившейся

с ней истории и поведает нам, что она означает и что нам надлежит делать.

Он мельком улыбнулся, но в этой улыбке его веселье мешалось с горечью:

– У нее имелось собственное мнение по всякому поводу.

– И она всегда произносила свои мнения вслух? – уточнила миссис Питт.

– O да!

Шарлотта внимательно смотрела на зятя, стараясь прочитать выражение по профилю его лица, обращенного к пологу и перильцам спереди экипажа. Она так и не поняла, нравилась Доминику Юнити Беллвуд или нет. Спокойное выражение на его лице и едва ли не облегчение от того, что она ушла, что ее смерть избавила его от какой-то тяжести, вдруг сменились скорбью, уместной при недавнем соприкосновении с внезапной смертью. Рот мужчины изогнулся в насмешке над самим собой, однако в словах его не было объяснения.

– Ты тоже работал с ней? – спросила его свояченица, подразумевая, что Кордэ симпатизировал Юнити, но опасался обнаружить это впрямую. У нее не было права интересоваться его симпатиями. Слишком уж тонкой была ниточка их дружбы, скорее обладавшая длиной времени, чем толщиной понимания или доверия. Их соединяли общие переживания, перенесенное совместно горе… и тот давний ужас. Если посмотреть на эту тянущуюся из прошлого дружбу, она казалась Шарлотте неизменной, однако тогда, в ту пору, они были очень разными, чужими друг другу, ощущавшими только собственное одиночество.

– Нет, – ответил Доминик, по-прежнему глядя вперед, словно ему было важно знать, куда они едут. – Она занималась исследованиями лично с Рэмси. Я не имел к их работе никакого отношения. Должно быть, скоро меня назначат служить в какую-нибудь церковь… Как и Мэлори, я нахожусь здесь временно.

Миссис Питт показалось, что, прячась за всеми подроб ностями, он не рассказал ей кое-что куда более важное.

– Однако ты же встречался с ней за столом и по вечерам, в свободное от работы время, – заметила Шарлотта. – Ты должен был как-то познакомиться с ней и понять отношение к ней Парментера…

Не желая того, она уже требовала от своего старого друга откровенности.

– Да, конечно, – согласился он, прикрывая ее ноги соскользнувшей с них полстью. – В той мере, в которой можно познакомиться с человеком, которого… мнений и верований которого не разделяешь. Это все такая пустая трата времени. Которую приходится делать осмысленной ради других людей. Теперь я вижу в этом свое дело… придавать смысл боли и смятению, поступкам людей, мерзким за пределами всякого объяснения. Тебе тепло?

– Да, спасибо тебе, – улыбнулась Шарлотта, хотя личный комфорт в данный момент абсолютно ничего для нее не значил. Она не замечала холода.

– Для этого нужна большая доля отваги, – искренне проговорила молодая женщина. Впервые с того дня более четырнадцати лет назад, когда Доминик явился на Кейтер-стрит в качестве потенциального жениха Сары, она ощутила восхищение им – его мужской сутью, а не красотой лица. На этот раз в восхищении этом не было миража, не было никакого погружения в собственные мечты или планы на этого мужчину. Шарлотта поняла, что улыбается. – Если я смогу помочь тебе, пожалуйста, разреши мне сделать это.