Реквием в Брансвик-гарденс

Перри Энн

– Да. Юнити Беллвуд была на третьем месяце беременности, – ответил он.

– Ого! – Смизерс принял удар. – O боже мой! Впрочем, нечто подобное должно было обнаружиться – к большому несчастью. Что вы делаете, чтобы выправить ситуацию?

– Я только что узнал об этом факте, – с удивлением отозвался Джон. – Едва ли мы сможем его замолчать. Он вполне может оказаться мотивом к совершению преступления.

– Надеюсь, что до этого не дойдет. – Сэр Джеральд взмахнул рукой, блеснув небольшими золотыми, с монограммой, запонками. – Мы отвечаем за это.

Затем

он наконец взглянул на Томаса:

– Остается ли какая-нибудь надежда на то, что это был просто несчастный случай?

– Четверо людей слышали, как она крикнула: «Нет, нет, преподобный!» – ответил суперинтендант. – Кроме того, там не обо что споткнуться.

– Какие люди? – потребовал ответа Смизерс. – Надежные? Им можно верить? Не могут ли они передумать, по основательном размышлении?

Корнуоллис с ничего не выражающим лицом стоял навытяжку. Питт достаточно хорошо знал его, чтобы видеть за этой маской неприязнь.

– Одной из них является жена Парментера, – проговорил помощник комиссара прежде, чем его подчиненный успел открыть рот.

– О! Отлично. – Смизерс был явно доволен. – Ее нельзя заставить давать показания против мужа. – Он потер руки. – Картина улучшается… Как насчет остальных?

Квадратики оконного переплета меркли на полу. Снаружи, с улицы, доносился ровный гул.

– Еще двое – слуги, – на этот раз ответил уже Питт.

Удовлетворение в глазах Джеральда еще больше окрепло.

– А последняя – дочь Парментера, и она непреклонна, – закончил суперинтендант.

Смизерс поднял брови:

– Молодая особа? Несколько истеричная, так? – Он улыбнулся. – Неуравновешенная? Быть может, влюбленная, ощущающая родительское неодобрение и отвечающая на него эмоциональным порывом? – Тело его расслабилось. – Нисколько не сомневаюсь в том, что ее можно уговорить снять показания. Или, в худшем случае, скомпрометировать их, если до этого дойдет. Однако я верю в то, что вы не допустите, чтобы это случилось. – Он многозначительно посмотрел на Томаса.

– Лучше будем надеяться на доказательство какой-нибудь другой версии, – ответил суперинтендант, пытаясь скрыть презрение к этому человеку. – Из нее получится превосходный свидетель. Она умна, наделена даром слова и чрезвычайно рассержена. Страстно верует в честность и справедливость… Едва ли ее можно уговорить скрыть то, что она считает чудовищным. Если вы надеетесь, что она даст ложные показания в защиту отца, то, на мой взгляд, будете разочарованы. Она чрезвычайно высоко ценила мисс Беллвуд.

– В самом деле? – холодным тоном проговорил Смизерс и с неодобрением посмотрел на Питта. – Ну, это вообще неестественно. Какая нормальная молодая женщина предпочтет наемную сотрудницу, сколь бы образованной та бы ни была, своему отцу? – Он посмотрел на Корнуоллиса. – Не думаю, что здесь можно еще о чем-то говорить! Слова излишни. Как скверно… Постарайтесь удалить ее показания из дела – ради благопристойности и семейных чувств…

Помощник комиссара к этому мгновению уже был до предела

рассержен, однако ощущал и смятение. Он и понятия не имел, чего от него добивался неожиданный посетитель. Проведенные на море годы научили его понимать людей и командовать ими, понимать умственные и физические требования к командиру, научили отваге и многим из путей мудрости. Однако в области человеческих взаимоотношений существовали и полностью неведомые Джону края: в частности, он абсолютно не ориентировался в женском обществе.

– Да, сэр, – произнес Питт, разглядывая Смизерса. Ему редко приходилось настолько быстро приобретать антипатию к человеку, да еще такую сильную. – Хотя если дойдет до суда, миссис Уикхэм почти наверняка даст показания о том, что слышала крик мисс Беллвуд, и обвинение найдет в ней вполне заслуживающую доверия свидетельницу. Ее понимание правосудия и цельность характера будут восприняты судом с уважением.

– Простите? – Джеральд был озадачен. – Вы говорили про дочь Парментера. А кто такая миссис Уикхэм?

– Она и есть его дочь, – ровным тоном пояснил Томас. – Она – вдова, у нее фамилия мужа.

Смизерс был вне себя от возмущения:

– То есть вы хотите сказать, что в своей гипертрофированной преданности этой мисс Беллвуд она предпочтет подругу собственной семье?!

– Я уже говорил, что мисс Уикхэм чрезвычайно восхищалась борьбой мисс Беллвуд за образование и политические права женщин, – поправил его суперинтендант. – И ее борьбой за справедливость в целом… А потому она едва ли переступит через собственные убеждения ради того, чтобы выгородить убийцу своей подруги, даже если он окажется ее кровным родственником.

Джеральд поднял брови:

– Ах вот оно что! Вы хотите сказать, что в ее лице мы имеем дело с так называемой «новой женщиной»! Одной из тех абсурдных и нелепых, лишенных женственности созданий, которые хотят вести себя как мужчины, и чтобы сами мужчины еще и смирились с этим? – Он резко хохотнул. – Ну, в таком случае неплохо, что вы просто проводите расследование, а не принимаете окончательное решение о том, как следует поступить с фигурантами дела! – Он повернулся к Корнуоллису: – Если этот презренный Парментер в самом деле виновен, лучше будет для всех, если удастся доказать, что на него нашло помутнение сознания… Тогда надо будет признать его виновным, но сумасшедшим, и со всем благоразумием и быстротой отправить дело на полку.

Сделав паузу, он пронзительным голосом продолжил:

– Беднягу, бесспорно, поразило безумие. Его следует поместить в надежное заведение, где он не сможет больше покуситься на чью-либо жизнь. Родным его можно сообщить только самое необходимое. Милосердие смягчит приговор правосудия.

И он улыбнулся – точнее, оскалился, – очень довольный произнесенной фразой.

Дождь горстью мелких камешков забарабанил в окно.

Побледневший Корнуоллис посмотрел на Смизерса.

– A что мы будем делать, если он невиновен? – спросил он негромким и спокойным голосом.