Реквием
Шрифт:
— Это я вижу. Какого хрена ты сидишь так близко ко мне?
— Ты выглядела замерзшей, — Тео кивает на мои ноги, которые прикрыты простой черной толстовкой.
Я срываю её с себя и бросаю ему.
— Мне не нужно, чтобы ты совершал случайные добрые поступки ради меня, придурок.
— Ладно. Тогда подхвати гребаную пневмонию. Посмотрим, волнует ли меня это.
Парень берет толстовку, блокнот и ручку и встает, собираясь уйти, но мой тупой рот открывается прежде, чем я успеваю заткнуть себя.
— Ты действительно думаешь, что прикрытие моих ног,
Такой ничтожный поступок. Если он думает, что, следуя за мной повсюду и совершая подобные мелкие поступки, я смогу его простить, то пусть подумает еще раз.
Тео останавливается. Оборачивается.
— Я не пытался заслужить твое прощение, Восс.
— Что тогда? Тебе просто нравится тыкать медведя или что-то в этом роде? Хочешь почувствовать, как сильно я тебя ненавижу? Как сильно я, блять, презираю тебя? Да?
Тео одаривает меня ровной, холодной улыбкой.
— Мне насрать, если ты меня ненавидишь. Продолжай.
Возмутительно. Этот парень чертовски выводит меня из себя.
— Твое высокомерие не знает границ. Мне не нужно твое гребаное разрешение! Ты убил мою лучшую подругу. Я буду ненавидеть тебя до самой смерти, и найду способ ненавидеть тебя еще долго после этого. Я никогда, черт возьми, не перестану ненавидеть тебя. Я…
Парень опускается передо мной на колени. Двигается так быстро, что у меня нет надежды остановить его. Внезапно его руки оказываются в моих волосах, а его рот…
О, боже.
Его рот…
Его губы обрушиваются на мои. Тео целует меня так грубо, что я не могу дышать, не могу двигаться, реагировать, думать. Какого черта он делает? Я прижимаю руки к его груди, готовая оттолкнуть его от себя, переполненная таким гневом, что, кажется, это может убить меня. Но потом…
Что я делаю?
Я не отталкиваю его.
Его запах поражает меня — бергамот, мята, свежий, прохладный зимний воздух — и что-то происходит внутри меня. Какая-то часть меня раскрывается. Всхлип вырывается из моего рта и попадает в его. Звук такой надломленный и страдальческий, такой звериный и раненый, что мой разум просто становится… пустым.
Прикосновение его губ становится нежнее. Парень скользит руками вверх по моим рукам, и осторожно удерживает меня на месте, заставляя мой рот открыться. Его горячее дыхание касается моего лица, быстрое и настойчивое, обдувает мои щеки, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая, слишком быстро. Когда его язык скользит мимо моих губ, чтобы коснуться моего, я застываю, парализованная страхом, с которым не могу считаться.
Его губы…
Боже, прикосновение его губ так возбуждает. Меня так отчаянно тянет к нему, и я не могу этого объяснить. Он — проклятие и чума, и мне становится все хуже от него с каждым днем. Как бы мне ни было стыдно, как бы ни было страшно, я обнаруживаю, что сдаюсь этому ублюдку, растворяюсь в нем, как будто я была в изнурительном путешествии годами и наконец-то оказалась дома.
Мой язык работает против его языка, пробуя на вкус, принимая его глубже в свой рот, и по
Моя голова кружится, когда Тео притягивает меня ближе, так что наши груди соприкасаются, наши животы, наши бедра, наши…
Господи, помилуй.
Наши бедра соприкасаются, и я чувствую его. Тео крепко прижимается ко мне, его эрекция натягивает переднюю часть джинсов, упирается мне между ног, оказывая давление на ту часть моего тела, о которой я даже не подозревала, что она может болеть так, как болит прямо сейчас. Что это за безумие такое?
«Как он может быть мне так нужен, после всего, что сделал?»
Этот вопрос возвращает меня в чувство, но также и освобождает меня, отвязывает от якоря, заставляет плыть по течению, снова покидая мое тело. Я дергаюсь назад, отталкиваясь от него, испытывая отвращение к себе за то, что позволила всему зайти так далеко.
Глаза Тео широко раскрыты, зрачки расширены, когда он смотрит на меня сверху вниз. Его лицо раскраснелось так, что у меня поджимаются пальцы на ногах.
— Ненавидишь меня сейчас? — задыхается он.
— Да! — я отползаю от него, подальше от опасности, которую он представляет. Грязь скапливается у меня под ногтями, когда я царапаю землю, используя ее, чтобы получить поддержку и увеличить расстояние между нами. Как только убеждаюсь, что парень не сможет снова наброситься на меня, вытираю рот рукой, пытаясь стереть ощущение его губ. — Совсем с ума сошел?
Яркий румянец на его лице рассеивается прямо на моих глазах. Я наблюдаю, как возвращается высокомерное, холодное выражение, к которому я так привыкла.
— Наверное, раз захотел поцеловать тебя.
— Да пошел ты, — выплевываю я. — Целовать кого-то без его разрешения все равно считается сексуальным насилием. Я должна сообщить о тебе Форд!
Тео опускается на пятки, наблюдая за мной, уголок его рта изгибается в жестокой ухмылке.
— Серьезно, Восс? Сексуальное насилие? — тихо смеется Тео. — Не было похоже на насилие, когда ты засовывала свой язык мне в горло и стонала мне в рот, как изголодавшаяся по сексу кошка. Но мы назовем это так, как тебе нравится.
— Я не просила тебя целовать меня!
— Но и не запретила. И когда ты отстранилась, я не удерживал тебя. Ты была вольна принять или отвергнуть меня с самого начала.
— Ух! Ты такой… — я нащупываю нужные слова. — Ты такая задница!
— Весь день, каждый день, — соглашается он.
У меня, блять, все плывет перед глазами. Поднимаясь на ноги, я покачиваюсь, фигурально и буквально выведенная из равновесия тем, что только что произошло. Я никогда раньше так ни на кого не реагировала. Это было интуитивно. Плотски. Я никогда ничего не хотела так, как хотела его в тот момент.