Реквием
Шрифт:
Там, где Рут холодна и бесчувственна, Гейнор теплая и милая. Она слишком много чувствует. Я вижу ее беспокойство за меня, написанное на ее добром лице, и это задевает меня за живое. Женщина выглядит потрясенной до глубины души, как будто хочет сказать еще так много, но знает, насколько бесполезно было бы пытаться. Так что не делает этого.
В тот момент когда я возвращаюсь в машину, волна усталости накатывает на меня с разрушительной силой. Боль пронзает мою голову, пульсируя прямо за висками. Мне приходится зажмуриться от света, который мгновение назад был тусклым и серым, а теперь ослепительно яркий.
— Ты в порядке, милая? — тихо спрашивает Гейнор.
Я киваю.
— Просто устала. И у меня ужасно болит голова. Господи.
Я слышу, как Гейнор роется в центральной консоли: шорох бумаги, шуршание пластика, звяканье пузырька с таблетками.
— Вот, — она стучит по тыльной стороне моей ладони своей. — Возьми это.
Одному Господу известно, сколько «Тайленола» она мне дает; Гейнор всегда немного перебарщивала с лекарствами. Благодарная, я бросаю их в рот, проглатывая таблетки всухую. Откидываюсь на спинку сиденья.
— Черт, появилась из ниоткуда, — говорю я, морщась, когда стук внутри моего черепа усиливается.
— Не волнуйся, милая. — Голос Гейнор звучит странно далеко, но ее тон успокаивает. — Обезболивающие скоро подействуют. Поспи немного. Я разбужу тебя, когда мы доберемся до места.
«Туссен».
Это дурацкая французская фамилия или что-то в этом роде.
Я даже не знала, как это произносить, когда Рейчел впервые показала мне брошюру и сообщила, что подает заявление. Она прекрасно провела время, обучая меня, как это произносится, прыгая по тренировочному залу, повторяя «Тус-сен, Тус-сен» с нелепым французским акцентом, заставляя окончание звучать гнусаво и нелепо. Она все повторяла и пыталась надрать мне задницу, когда я сказал ей, что звучит как «Тусон». Как Тусон, штат Аризона. Очевидно, она не сочла это сравнение подходящим.
Я сплю, и мои сны — это воспоминания, сливающиеся воедино, полные смеха и очень яркие.
Когда Гейнор будит меня, уже поздно. Небо — пурпурный, сумеречный синяк. Перед нами раскинулась длинная, изрытая колеями, безумно выглядящая полоса неровного асфальта. Выглядит так, словно мощное землетрясение раскололо дорогу на части, полностью разрушив ее. Это, по сути, единственное правдоподобное объяснение, которое я могу придумать, чтобы оправдать то, что я вижу, когда выбираюсь с пассажирского сиденья.
Вдоль дороги большой покосившийся знак гласит:
Место встречи академии «Туссен».
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ОПАСНОСТЬ ОБВАЛА!
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ОПАСНОСТЬ ВНЕЗАПНОГО НАВОДНЕНИЯ!
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ОПАСНОСТЬ ОПОЛЗНЯ!
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ОПАСНОСТЬ СХОДА ЛАВИНЫ!
Наберите 55311 из телефонной будки для получения помощи.
— Что за чертовщина? — Я все еще сонная. Ноги кажутся немного ватными. Слабыми.
Гейнор хмыкает, оценивая испорченную
— Могу ошибаться, — говорит она, — но думаю, что впереди может быть какая-то чрезвычайная опасность.
Я фыркаю на колкость, пиная кусок разбитого асфальта с дороги. Он падает в подлесок, подпрыгивая на толстом ковре из сухих сосновых иголок.
— Возможно, ты права. Ты где-нибудь видишь телефонную будку?
— Вон там, — указывает налево Гейнор, где в центре расчищенного участка земли действительно стоит небольшая телефонная будка. Она выкрашена в красный цвет, но в полумраке я этого не заметила.
Гейнор направляется к ней. Я следую за ней, все еще чувствуя головокружение и немного шатаясь на ногах.
— Повсюду следы шин, — замечает Гейнор. — Никакой травы. Похоже, это какая-то поворотная петля. Рейчел ничего не говорила об этом?
Я, прищурившись, смотрю назад на разрушенную дорогу, пытаясь разобраться в ситуации.
— Нет. Не говорила.
Холодно, и наступающий вечер пахнет дымом. Воздух кажется слишком неподвижным, слишком насыщенным, слишком напряженным, и странное покалывание поднимается вверх по моей шее. Каким-то образом я могу сказать, что мы единственные люди на многие, многие мили вокруг. Я это чувствую. Последние лучи солнечного света быстро исчезают в таких местах, как это. Скоро совсем стемнеет; черт знает, что за звери прячутся там за деревьями, ожидая покрова ночи, чтобы начать выслеживать свою добычу.
Позади меня Гейнор начинает говорить, и я чуть не выпрыгиваю из своей кожи.
— Да, да, о, добрый вечер. Да, мне очень жаль. Я знаю, мы приехали немного позже, чем я надеялась, — вежливо хихикает Гейнор. — Да, все верно. Соррелл Восс. Ну, нет, ах, вообще-то я Гейнор Петтигрю, ее опекун, но… да. Да. О! Ах да. Хорошо. Да, я уверена, что мы справимся. Скоро увидимся.
Женщина вешает трубку, кладя ее на место в телефонной будке, и я поднимаю брови, ожидая, что она скажет мне, что, черт возьми, происходит. Женщина выглядит немного взволнованной, когда поворачивается ко мне лицом.
— У нее был приятный голос. Форд. Директор Форд. Она сказала, что мы должны идти по тропинке, которая ведет на запад от телефонной будки, вниз по склону к причалу. Они собираются послать кого-нибудь встретить нас.
— Здесь есть причал?
Гейнор кивает.
— Там внизу есть озеро, в той стороне, — она показывает пальцем. — Ты не видела. Ты спала.
— Ясно.
Все это очень необычно, но неважно. Мы уже зашли так далеко.
Гейнор помогает мне с двумя сумками, вытаскивая их из багажника.
— Господи, детка, что у тебя там, кирпичи?
— …у тебя там, кирпичи? — заканчиваю предложение вместе с ней, прекрасно зная, что она собирается сказать.
Гейнор показывает мне язык — очень по-детски.
— Вообще-то, это книги, — говорю я ей.
— А-а-а. Ты захватила свою коллекцию Шекспира. Трагедии.
— Нет. Это пятнадцать экземпляров «Поваренной книги анархиста»1.
— Соррелл!
— Что? Это все разные издания. В некоторых из них есть обновленная информация. О, и еще я захватила книгу о ядовитых растениях и о том, как их использовать.