Реквием
Шрифт:
— Ох… боже мой, — выдыхаю я.
— Да, да, да. Это великолепно. Пошли. Мне нужно, чтобы ты зарегистрировалась, чтобы я мог пойти домой, — Джереми снова забрал мои сумки. Он уже на полпути вверх по истертым каменным ступеням, ведущим ко входу, прежде чем я вылезаю из гольф-кара.
Каким-то образом мгновение спустя у меня в руках оказывается блокнот. Я записываю свое имя в реестр. Зажав фонарик в зубах, неся по сумке в каждой руке, Джереми ведет меня по длинному, извилистому, темному коридору, предупреждая, чтобы я ни к чему не прикасалась, а затем ведет вверх по лестнице. Один пролет, потом еще один. Я мало что вижу в узком луче света, отбрасываемом фонариком, но чувствую, какой мягкий ковер под ногами. Чувствую запах пчелиного воска и слабый намек на что-то цветочное и чистое. Тишина
Джереми сворачивает направо, спеша по широкому коридору, жестом предлагая мне поторопиться и следовать за ним.
— Где все? — шепчу я.
— А как ты думаешь, где они, черт возьми? Все спят.
— Но еще же слишком рано…
— Ха! Сейчас, блять, два часа ночи! Как думаешь, почему я так отчаянно нуждаюсь в своей постели?
Он лжет. Быть такого не может.
— Но были сумерки. По-настоящему стемнело только тогда, когда мы ждали тебя.
Джереми резко останавливается и бросает мои сумки.
— Это здесь. «Секвойя» 13. Завтрак подается в шесть тридцать. Поскольку ты в «Секвойе», то идешь в комнату «Секвойи» для переклички, — делает вдох Джереми, оценивая меня очень проницательными, очень голубыми глазами. — Сумерки здесь субъективны, Принцесса. Иногда темнеет в четыре. Иногда вовсе не темнеет. Зависит от времени года и освещения.
— Освещения?
Джереми фыркает. Он, очевидно, думает, что я медлительная.
— Северное сияние? Авроральное свечение? Мы иногда видим их здесь. Они были сумасшедшими в этом году. А сейчас я ухожу. У тебя все?
Я киваю.
— Потрясающе, — Джереми убегает трусцой, оставляя меня одну, стоящую перед тяжелой дверью из темного дерева с золотой блестящей цифрой тринадцать.
3
СОРРЕЛЛ
Я сразу же вырубаюсь, слишком уставшая, чтобы должным образом оценить свое окружение.
Утром просыпаюсь под пение птиц, и от этого неистового щебетания у меня сводит зубы. Моя новая кровать — объемная, словно облако, мягкое и обволакивающее. Такая теплая и уютная, что я подскакиваю с неё, как только прихожу в себя, в ужасе от того, что могла мечтать о таком комфорте в подобном месте. Лучи холодного утреннего света проникают в комнату через большое окно в раме, выходящее на озеро, где Джереми приземлил «Супер Каб» ночью. Самолет уже улетел. Единственное, что сейчас скользит по поверхности воды — это пара очень крикливых канадских гусей.
— Заткнитесь на хрен, придурки.
Они не замолкают.
Быстро обнаруживаю, что у меня есть собственная ванная комната, которая просто прекрасна, вся из розового кварца, итальянского мрамора и зеркал. Совершенное излишество. В «Фалькон-хаусе» повезет, если я доберусь до самых простых, очень потрескавшихся, очень ветхих душевых кабин до того, как по утрам закончится горячая вода. Здесь же у меня есть доступ к моей собственной ванне? Нелепо.
Моя спальня достаточно большая, чтобы в ней легко поместилась ненавистная, чрезвычайно удобная двуспальная кровать, а также тумбочка и комод с другой стороны от двери. Под вторым окном стоит антикварный письменный стол, а под ним плюшевое кресло с откидной спинкой. Вдоль стен выстроились полки, готовые и ожидающие моих книг и всего ненужного снаряжения, которое Гейнор приготовила для меня, чтобы я выглядела как обычная учащаяся, прибывшая заканчивать свой последний год в старшей школе вдали от своих старых друзей и семьи.
Здесь очень красиво, и я абсолютно ненавижу это.
Принимаю душ, стиснув зубы от волн нервов, которые появляются из ниоткуда, без приглашения. Они не рассеиваются и к тому времени, как я сушу волосы, и заканчиваю наносить тушь и блеск для губ. И продолжают приставать ко мне, пока я одеваюсь.
Слава богу, что в этом богом забытом месте не заставляют своих учеников носить форму.
Мне никогда раньше не приходилось надевать ничего подобного. Ни в одной из начальных школ, между которыми меня мотало в детстве, когда я переходила из одной приемной семьи в другую. Ни в государственной средней школе,
Это облегчает жизнь нескольким сотрудникам, нанятым для стирки и уборки в доме. С пятнадцатью молодыми девушками в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет, черная одежда у всех, гарантирует, что гардероб каждой легко стирается, и никто не спорит о том, чьи футболки или джинсы выбираются из сложенных в корзины для белья после дня стирки.
Конечно, девочки-подростки все равно будут ссориться из-за таких вещей, но все знают, что ссоры из-за мелкой ерунды не одобряются и немедленно наказываются. Поспорите с другой девушкой из-за одежды, и вы быстро обнаружите, что вам выделили одну пару дырявых спортивных штанов и одну выцветшую футболку на всю неделю. Вам придется стирать эти вещи самостоятельно каждый вечер после тренировки, если не хотите чертовски вонять.
У меня никогда раньше не было собственной одежды, поэтому я никогда не возражала против того, чтобы принять то, что осталось в корзинах после всех. Все, о чем я когда-либо заботилась — это иметь вещи, которые хорошо сидят и в которых удобно тренироваться.
А это?..
Я смотрю на свое отражение в зеркале моей новой комнаты, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Синие джинсы. Белая рубашка. Все новое и хорошего качества. Я выгляжу… Думаю, что выгляжу хорошо. Я даже не подумала проверить одежду, которую Гейнор положила в мои сумки. Меня так мало заботили подобные вещи, что это просто не имело значения. Но теперь же я даже не узнаю себя. Мои черты лица такие же, как всегда. Мои разномастные глаза — один голубой, другой зеленый — всегда были и всегда будут самой поразительной чертой во мне. Моя кожа чертовски бледна. Хотя переносица слегка усыпана веснушками — доказательство того, что этим летом я действительно видела немного солнца. Мои волосы темно-черные (по словам Рут, цвета воронова крыла), прямые, как стрела, и почти до талии. Мне всегда казалось, что мои губы, естественно ярко-красные, выглядят немного великоватыми для моего лица. Черная одежда, которую я носила в течение многих лет, скрывала очертания моей фигуры, но теперь, оценивая себя в зеркале, я вижу, что у меня есть изгибы. Изгибы, которых я раньше даже не замечала.
Помимо всего этого… как я выгляжу? Я похожа на девушку с миссией мести? На девушку, отчаянно скучающую по своей лучшей подруге?
Нет.
Я вижу обычную девушку, которой скоро исполнится восемнадцать, одетую в обычную одежду, собирающуюся начать свой первый день в новой школе.
Какого хрена?
— Через пять минут перекличка! Все должны быть в комнате «Секвойи» к восьми. Открывайте двери и спускайте свои задницы вниз, дамы!
Голос по ту сторону двери моей новой спальни достаточно приятный. Певучий и звонкий. Однако громкий хлопок по двери — это нечто совсем другое. Это не терпит возражений. Какими бы изнеженными и избалованными ни были люди, которые будут окружать меня в ближайшие недели, я все равно нахожусь в тюрьме. И я не могу позволить себе забыть об этом.
— Майра! О. Боже. Мой! Перестань уже расти! Тебе никто никогда не говорил, что быть такой высокой отвратительно?
— Карла! О… БОЖЕ мой. Ты сделала татуировку на груди? И ты определенно увеличила себе сиськи. Чертовски ненавижу тебя, девочка. Родители не позволят мне сделать себе такие же, пока мне не исполнится двадцать один год.
— Смотри куда идешь! Черт, Лео. Как ты умудрилась стать еще более неуклюжей во время каникул?