Реквием
Шрифт:
— Кемпбелл, рад тебя видеть, — приветствовал его Уоллес. Он стоял у костра с потрепанной картой в руках. Рядом Адам и Грей тоже сосредоточенно ее изучали. После великой победы минул год, и Уоллес изменился — стал старше и угрюмее. Такая бойня не могла не оставить следы. Его глаза стали чуть другими, а на лице и руках появилось больше шрамов. — У нас новость.
— Англичане?
— Да. Идут в Роксбург. Передовой отряд будет там через несколько дней. С ним следует король.
— Известно их число?
— Лазутчики дознались, что у них семь тысяч конников и большое пешее войско под командой Бека и Уоррена.
— Граф, конечно, хочет искупить свою трусость у Стирлинга, — презрительно проговорил Адам.
— У них больше двадцати тысяч пеших воинов, — закончил Уоллес.
— Боже, — пробормотал Уилл.
Грей буркнул:
— Этот ублюдок намерен расправиться с нами.
— Мы получили также весть, — продолжил Уоллес, глядя на Уилла, — что войско Эдуарда приняли тамплиеры в своем прицептории в Листоне. Теперь рыцари идут с этим войском на север под командой Брайана ле Джея.
Уилл почувствовал тяжесть в груди.
— Неужели тамплиеры будут сражаться за Эдуарда? — спросил Уоллес.
Он неохотно кивнул:
— Если великий магистр приказал, будут.
— У них больше тяжелой конницы, чем у нас дубин, — пробормотал Адам. — Мы не имеем и тысячи коней.
Уоллес переместил на него взгляд голубых глаз.
— Мы знали, что этот день придет. И весь этот год готовили войско, обучали копейщиков. Ничего не меняется. Будем действовать по плану. — Он повернулся к Уиллу. — Поручаю тебе и Грею разорить наши земли на юге и востоке. Горожане укроются в лесу. У них будет время собраться. Пусть не медлят. — Уоллес стиснул зубы. — Я хочу, чтобы там сожгли всю пшеницу до зернышка, отравили всю воду, а скотину угнали в лес. Пусть Эдуард приведет свое войско на выжженную и мертвую землю. Когда закончите, идите на север. Мы станем лагерем у Стирлинга.
— А ты уверен, что Эдуард поведет свое войско туда? — спросил Грей.
Ответил Уилл:
— Дорога на север идет через прицептории тамплиеров в Листоне. Если Эдуард сделал там остановку, значит, идет на Стирлинг. Туда, где его войско потерпело позорное поражение. Он хочет взять реванш.
— Стоит жара, — пробормотал Уоллес, глядя в неподвижное голубое небо. — Пусть ей помогут голод и жажда. Мы ударим, когда его воины ослабнут и падут духом.
— А потом благодарные подданные падут к твоим ногам! — неистово воскликнул Грей.
Уоллес промолчал.
Уилл чувствовал, что подобные речи ему не нравятся. Уоллеса тяготила слава, возросшая после Стирлинга настолько, что даже могущественные шотландские бароны были вынуждены признать его за равного и пожаловали ему почетное звание хранителя королевства.
Церемонию посвящения устроил граф Роберт Брюс. Этот молодой человек открыто перешел на сторону повстанцев, бросив вызов своему отцу, верному прихвостню Эдуарда. Его примеру последовали многие лорды и епископы. Однако, даже получив высокое звание, Уоллес продолжал жить в Селкеркском лесу в тех же условиях, что и товарищи. Уилл однажды спросил его, почему он так поступает, и Уоллес ответил, что презирает баронов, чьи алчность и высокомерие привели к крушению Шотландии. Бароны это чувствовали, и многие негодовали, что он поднялся до их ранга. Они боялись его могущества.
— Если мы собираемся опередить англичан, то надо выходить, — сказал Грей.
Он пошел собираться, а Уилла задержал Уоллес.
— Ты сможешь сражаться против своих братьев тамплиеров?
Уилл ответил не сразу, удивленный и самим вопросом, и суровостью, прозвучавшей в нем.
— Ты сомневаешься в моей верности?
— Ты мне верен, Кемпбелл, я не сомневаюсь. Ты доказал это не раз. Но Темплу ты служил много дольше, чем мне. Я бы понял тебя, если бы ты отказался сражаться против ордена, которому присягнул на верность.
Уилл задумался. Перед ним возникло высокомерное лицо Эдуарда, и он ощутил в себе лишь нарастающее нетерпение встретиться с ним на поле битвы. И больше ничего.
Он отрицательно покачал головой:
— Я останусь верен тебе, которому не присягал.
Прицепторий Темпла в Листоне, Шотландия 21 июля 1298 года от Р.Х.
Эдуард закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Потная шелковая рубашка прилипла к спине. Из распахнутого окна веяло жаром как от очага. За стенами прицептория расположился лагерь английского войска. Его монотонный гул перебивали звуки арфы. Музыка, призванная успокоить короля, наоборот, раздражала его своей назойливостью.
Он поднялся с постели.
— Довольно.
Музыка стихла.
Приблизился паж с кубком вина.
— Выпьете, милорд?
Эдуард глотнул и поморщился.
— Да оно горячее.
— Извините, милорд. Бочки долго стояли на солнце.
Он швырнул кубок, облив стену и другого пажа.
— Убирайтесь с моих глаз!
Пажей не требовалось подгонять. Они исчезли, оставив короля мерить шагами покои. На душу давила тяжесть. Тревоги толпились, налезая одна на другую, мешая ясно мыслить. Он не понимал, как это получилось. Ведь всего месяц назад все складывалось так удачно.
Посланные по всей стране глашатаи и священники в церквях создали ему поддержку народа, объявив войну почти священной. Эдуард собрал пеших воинов и лучников из Уэльса и Ирландии, призвал конников и арбалетчиков из Гасконии, поднял на ноги всех вассалов, а церковники тем временем приводили его подданных в состояние неистовой ненависти. По всему королевству была послана весть о злодействах Уоллеса и его разбойников, о том, что шотландцы людоеды, что они разоряли английскую землю, пожирали младенцев, насиловали монахинь, жестоко и бессмысленно убивали священников. Когда Эдуард с войском выступил в поход, за него молилась вся Англия. Его призывали сокрушить ненавистных шотландцев, отомстить за зверства в Нортумберленде и Камбрии, убить монстра Уоллеса и его злобных пособников.
Они двинулись к Эдинбургу, единственному из замков, устоявшему против шотландских бунтовщиков. Но утолить жажду мести, навести ужас на население и разграбить города не получилось. Земля, куда бы они ни ступали, лежала брошенной. Вначале это короля удивляло. Но шли дни, нещадно палило солнце, накапливалась усталость после долгих утомительных переходов. И он потерял покой.
На всем пути от Роксбурга до листонского прицептория тамплиеров они не встретили ни одного человека. Во всех деревнях дома стояли пустые с распахнутыми настежь дверями. Английские воины заходили, пинали мебель, переворачивали бочки, открывали шкафы и, не найдя ничего ценного, двигались дальше месить кольчужными сапогами пыль на полях, где, на сколько хватал глаз, цвели оранжево-красные маки. Губы трескались, кровоточили, доспехи натирали кожу, на ногах вспухали мозоли. Рацион становился все скуднее, а потом еда и вовсе закончилась. Иногда лучникам удавалось подстрелить круживших над падалью ворон, и немногие счастливчики тайком делили между собой горькое мясо. Но большинство воинов засыпали с пустыми желудками и просыпались с мыслями о еде.