Реквием
Шрифт:
Дэвид кивнул и скрылся в чаще.
— А я считаю, это не шутки. — Саймон кивнул в сторону реки.
Уилл поморщился.
— И ты туда же?
— Когда живешь на виду, то все всё замечают. — Саймон прибавил шаг, поспевая за Уиллом. — На твоем месте я бы поостерегся. Ты ведь не хочешь, чтобы ее брат стал твоим врагом.
— Она была замужем за братом Грея, — напряженно проговорил Уилл. — Так что он ей приходится деверем.
— Не важно, кем он ей приходится. Изенда говорила, Грей поклялся заботиться о Кристин после гибели ее мужа.
— Боже, Саймон, о чем речь? Я пошел вымыть миску. Потом пришла она. Что, надо было не замечать ее?
— Дело не в ней, Уилл, а в тебе! — неожиданно выпалил Саймон. — Прошло больше года. И сколько еще ты намерен здесь прятаться?
— Прятаться? — Уилл повернулся. — Я сражался.
— Но это не твоя война, Уилл. Это война Уоллеса, Грея и остальных. Даже Дэвида. Они сражаются за свой дом.
— Это и мой дом.
— Твой дом остался на Святой земле.
— Дом там, где ты родился.
— Нет. Дом — место, которое ты обжил. Где тебе привычно, удобно и хорошо. Уилл, мы дружим с малолетства, и я знаю — тебе здесь непривычно и нехорошо.
— Хватит об этом. Сколько раз я тебе говорил?
Они шли с полминуты молча. Затем Саймон начал снова:
— Я от тебя не отстану, пока ты не назовешь дату ухода.
— Вот одолеем Эдуарда, тогда…
— Ты называешь войной грабежи и убийства, какие вы творите в Англии? Обездоливаете простых людей и думаете, будто расправляетесь с Эдуардом? — Саймон устремил на него твердый взгляд.
Уилл остановился.
— Я никогда никого не грабил. Я не… — Он замолк.
— Не ты, так твои люди, которые называют тебя товарищем.
— Уоллес пытался остановить разбои, как тебе хорошо известно. — Уилл пожал плечами. — Но ты не можешь их осуждать, Саймон. Они мстят. Мстят за семь лет тирании. Мстят за Берик и Эдинбург. И добывают себе прокорм. Ведь прошлый урожай весь пропал на полях. Мы победили у Стирлинга, но пшеница от этого не выросла выше, а скот не стал тучнее. Еду приходится брать в Англии, иначе страна будет голодать.
— А что станет с людьми в Нортумберленде и Камбрии? Что будут есть зимой они?
— Найдут прибежище в Ньюкасле и Карлайле, — угрюмо буркнул Уилл, зная, что это не ответ.
После битвы у Стирлингского моста шотландское восстание не затихло, а разрослось. Весть о невероятной победе над англичанами распространилась со скоростью лесного пожара, обжигая сердца и умы шотландцев. Англичане перестали быть неостановимой, наводящей ужас силой, а сделались просто людьми, уязвимыми, как все прочие. Эндрю Морей так и не оправился от полученной раны, и после его смерти сотни шотландцев со всей страны начали стекаться под знамена Уоллеса. Несколько недель после битвы, когда запах крови был еще свеж, неистовый молодой гигант повел свое войско на Англию.
Двинувшись вдоль берегов Туида к Нортумберленду, они уничтожали урожай на полях, угоняли домашний скот, сжигали монастыри, грабили города, безжалостно убивали людей. Население северной Англии в полной мере заплатило за жестокость своего короля. Те, кто успел убежать до появления мародерствующих шотландцев, вернулись в свои опустошенные города, где не осталось ни единого зернышка и негде было укрыться. Их дома шотландцы сожгли. И это накануне зимы. Скоро Ньюкасл наводнили сотни бездомных. А шотландцы отвозили награбленное к себе, стремясь накормить свои голодающие семьи.
Народ северной Англии остался без защиты — король Эдуард пребывал во Фландрии, — и шотландцы, не встречая сопротивления, вошли в раж, изливая на английские города и села годами сдерживаемую ярость. Уоллес пытался восстановить порядок, даже приказал повесить нескольких, но после Стирлинга плотина прорвалась и ее невозможно было остановить. Скверно было и то, что все эти бесчинства творились под именем Уильяма Победителя — так в народе стали называть Уоллеса. И для людей во всех английских графствах зло олицетворял именно он. На него была направлена вся ненависть. Временное облегчение в северной Англии наступило только в середине зимы, когда выпал первый снег и шотландцам пришлось отступить.
— Ты обещал подумать о возвращении во Францию, — проговорил Саймон, наблюдая за Уиллом. — Может быть, Роберу удастся вернуть тебя в Темпл. Ведь Гуго столько лет был твоим другом. Но в любом случае это не дело тебе оставаться здесь, притворяясь, будто никогда не был рыцарем. Ведь в этом заключалась вся твоя жизнь. Нельзя давать волю своему горю. Элвин погибла, но ты остался жить. И я знаю, ты скучаешь по дочери. Это можно прочитать в твоих глазах, когда при тебе Изенда обнимает Элис, бранит Маргарет или хвалит Дэвида. Да я и сам, черт возьми, скучаю по Роуз! Скучаю по нашим товарищам, по нашему дому.
— Она не моя дочь, Саймон. — Слова вырвались у него невольно. Уилл сам удивился, когда их произнес.
— Гарин? — спросил Саймон после молчания. — А я все не понимал, что он такое тогда говорил во время пожара дома Андреаса. Ты точно знаешь, что он ее отец?
Уилл собирался что-то ответить, но сказал другое:
— Я обещал подумать о возвращении во Францию до того, как пришла весть, что сюда идет войско Эдуарда. Сейчас я нужен здесь.
Уилл направился к шатру Уоллеса.
— Но ты больше нужен там, — крикнул Саймон ему вслед, но он не обернулся.
После битвы у Стирлинга Уилл вновь начал радоваться общению с другом. Ведь Саймон оставался единственным по-настоящему своим среди чужих. Однако после набегов на Англию Саймон снова взялся докучать ему вопросами о возвращении к прежней жизни, как будто это было неизбежно. Он думал, что бежать в Шотландию Уилла вынудило горе по Элвин и тревога за родственников. Но как расскажешь ему правду? Ведь тогда придется рассказать и о братстве, и обо всем остальном.