Реквием
Шрифт:
— Прихвостни Эдуарда разоряли наши земли еще до того, как Баллиол восстал против англичан и лишился трона. Ты сражался за веру на заморских землях, но и мы здесь воевали уже семь лет. — Уоллес оживился. — Присягнув на верность Эдуарду, шотландские бароны пустили на свои земли волка. Голодного свирепого волка. Наши города и замки наводнили английские воины. Они вели себя так, как будто это их земля, а мы их рабы. Называли нас, не таясь, грубыми и грязными. Наши протесты быстро подавляли вначале угрозами, затем кулаками, а после и мечами. Шотландские бароны дрожали лишь за свое добро, остальное их не интересовало.
— Шесть лет назад недалеко
Сзади раздался стук копыт и крики. Уоллес быстро пошел через кусты обратно. Уилл следовал за ним. Впереди они увидели Грея, Адама и остальных командиров, окруживших двух всадников.
— Что случилось? — крикнул Уоллес.
— Прибыли лазутчики, — ответил Адам, направляясь к нему. — Предатель вместе с Джоном Уорреном ведет английское войско на Стирлинг.
— Понятно. — Уоллес кивнул. — Они собрались пересечь там Форт и двинуться на север, намереваясь вернуть земли, откуда мы их выгнали. Думаю, в первую очередь они попытаются захватить Перт, затем Данди. — Он вздохнул. — Но мы встретим врага в Стирлинге.
— Лазутчики принесли еще одну весть, — весело продолжил Адам. Его покрытое шрамами лицо сияло. — К нам желает присоединиться со своим войском Эндрю Моррей.
На лице Уоллеса появилась свирепая улыбка.
— Собирай людей, кузен. — Он бросил взгляд на Уилла. — Мы выходим.
14
Лагерь англичан, Стирлинг, Шотландия 11 сентября 1297 года от Р.Х.
Утро в тот день выдалось солнечным и золотистым. Трава посверкивала росой, ослепительно вспыхивали в лучах солнца воды Форта. Но уже было по-осеннему свежо, и граф Джон Уоррен, с мрачным видом обозревавший местность, не пожалел, что поверх доспехов надел плотную мантию из золотисто-синей парчи. Он еще не оправился от простуды, подхваченной на охоте: кашлял, текло из носа. Сидеть бы ему сейчас в своем замке в кресле у хорошо натопленного камина, а не на боевом коне во главе войска. Как же ему опротивела эта мерзкая холодная страна.
— Сколько можно ждать? — произнес рядом громкий голос. — Скорей бы вернулись доминиканцы.
Уоррен поморщился и скосил глаза на Хью Крессингема, подъехавшего на гнедом жеребце.
Став казначеем Шотландии, Крессингем быстро изменился, превратившись из толстого напыщенного чиновника в тучного высокомерного вельможу. Чтобы посадить его на коня, требовалось четыре оруженосца. Уэльские лучники потешались, глядя, как надрываются несчастные. В широком седле и яркой кольчуге Крессингем напоминал огромного блестящего слизняка. Ремешок его шлема исчезал между двумя подбородками, а лоб, несмотря на холод, покрывали капельки пота. Уоррен, уже не такой крепкий и жилистый, как в молодости, рядом с этой дряблой жабой все же выглядел настоящим витязем. Такой хлюпик не имел права надевать
— Мы начнем наступление, когда я отдам приказ, — угрюмо бросил граф.
Крессингем вскинул брови.
— Вот как? А мне показалось, вы его уже отдали.
Уоррен помрачнел, но спорить не стал. Крессингем был прав. Он отдал приказ ночью, и на рассвете по длинному узкому мосту над чернильными водами Форта протопали три сотни уэльских лучников, а за ними последовали пять тысяч пеших воинов. Затем поднялось солнце, но Уоррен продолжал сидеть в шатре. Увидев, что основное войско стоит на месте, авангард развернулся и, раздраженно ворча, промаршировал по мосту обратно.
Свою медлительность граф оправдывал нездоровьем и апатией. Но не это было главным. Те два дня, что они провели у Стерлинга, почти непрерывно шел моросящий дождь, и только этим утром, когда небо прояснилось, Уоррен мог внимательно осмотреть местность. И его начали одолевать сомнения.
Здесь, на равнине, у воздвигнутого на высокой скале замка, почва была твердой, но за мостом, где река делала петлю, тянулись непроходимые для тяжелой конницы заболоченные луга. Через них была проложена более или менее твердая пешеходная дорожка, которая заканчивалась у вулканической скалы Эбби-Крейг. Но дорожка эта была узкая, в ряд по ней могли проехать не больше четырех всадников. Что касается моста, то переход через него сам по себе представлял серьезную трудность. По нему тоже в ряд могли пройти лишь четыре воина.
Теперь, когда солнце осветило речную долину, можно было разглядеть шотландцев, расположившихся на пологих склонах меньше чем в миле на север, слева от скалы. Значит, войску Уоррена придется двигаться к врагу по этой самой дорожке, где справа и слева топь. А потом сражаться на склоне. Незавидная перспектива.
— Чем дольше мы будем здесь топтаться, тем больше уйдет денег, — проговорил Крессингем в ответ на напряженное молчание Уоррена. — Король Эдуард повелел подавить мятеж немедленно. Ему нужно войско во Фландрии. Там тоже забунтовали. Да и воинам не терпится. Они жаждут битвы. — Он вскинул похожую на обрубок руку. — Молодая кровь играет. Давайте же отпустим вожжи.
Больше всего на свете графу сейчас хотелось сбросить казначея с седла, но он подавил в себе это желание. Крессингем находился в фаворе у Эдуарда, даже несмотря на то что, по слухам, часть собранных денег жирный боров прятал в свой кошель. Уоррену следовало бы винить себя. Будучи наместником короля в Шотландии, он все заботы об управлении переложил на казначея, а сам большую часть времени развлекался охотой в своем поместье в Йоркшире. Так что ему приходилось укрощать в себе ненависть к этому вельможе. С целью сэкономить провиант Крессингем уже отправил обратно в Берик резервные полки. И в случае необходимости мог навредить еще сильнее.
— Отпустим вожжи через час. Если к тому времени доминиканцы не вернутся, начнем переходить мост.
Не ожидая ответа, Джон Уоррен развернул коня и поскакал назад, где его ждали рыцари. Граф был уверен — посланные на переговоры с шотландцами два монаха-доминиканца скоро вернутся. Он также испытывал непоколебимую уверенность в результате переговоров. Числом шотландцы сильно им уступали, да и были значительно слабее. Как могут разбойники и воры, собравшие войско из простолюдинов, надеяться победить знатных английских рыцарей? Они наверняка сдадутся.