Религия древних египтян
Шрифт:
Бог солнца Бес был богом Востока. Поэтому он был владыкой Пунта, т. е. южных стран на обоих берегах Красного моря, а в более поздние времена – особенно Аравии, где, как предполагалось, находился дом бога солнца и его священной птицы феникс. Эта сравнительно поздняя связь Беса с землями Пунта не является аргументом в пользу его арабского происхождения. Вся его внешность и одеяние указывают скорее на какую-то африканскую и, несомненно, негритянскую страну к югу от Египта, которая была местом, где он появился. На заре истории Египта негры жили на южных границах этого царства, но после того, как несколько хамитских народов заняли большие территории южнее египетских, негры были превращены в рабов и изгнаны дальше на юг. Цивилизация этих хамитских народов зависела от цивилизации египтян, поэтому они почитали не первоначальный африканский образ Беса, а ту его форму, которая затем пользовалась поклонением в Египте. Они лишь часто изображали его в виде человека нормального роста, а не карлика.
В
Таурт, «великую», обычно изображали как бегемотиху, стоящую на задних лапах, с непропорционально большим животом и обвисшей грудью; ее передние конечности покоятся на амулете, который олицетворяет кровь Исиды. Ее головной убор
состоит из солнечного диска и двух длинных перьев. Временами ее изображают с человеческой (женской) головой, увенчанной коровьими рогами, которые, по-видимому, временами имеют право носить египетские богини. Таурт считалась матерью и кормилицей богов, она помогала при рождении и богов, и царей. Она имела своего двойника в образе Апет, богини-бегемотихи из Фив, для которой там был возведен небольшой храм в эпоху Птолемеев. Здесь, как полагали некоторые, Апет родила Осириса, тогда как эту честь оспаривал храм в Омбосе. Еще позднее Таурт была известна просто как Рерт, бегемотиха, которую изображали обитающей в «доме младенца».
Однако до этого господствующий синкретизм отождествлял ее с Исидой Хатхор и снова с Баст из Бубастиса, с Буто из Пелусия, с богиней Менхт с головой львицы из Гелиополя, с Ренпт (т. е. олицетворение года) из Мемфиса и другими богинями. Ее изображение в виде покрытой глазурью глиняной фигурки было излюбленным амулетом, который, как и амулет, изображающий Беса, считался профилактическим средством при родах и был одним из самых распространенных из множества египетских амулетов, которые перешли в другие страны. Ее изображение в некоторой степени перешло также и в искусство других стран; есть воспоминания о фигуре Таурт, изображенной в сценах на стене в Микенах. В поклонении мертвым функции Таурт совпадали с функциями коровы Хатхор; она должна была быть Хранительницей Западной Горы, через которую пролегала дорога в Царство мертвых. В конце эпохи Нового царства она, как и Бес, вернулась в Эфиопию, где, по-видимому, были ее корни, когда эта страна была населена неграми, которые ничего не знали о египетской культуре. В самом Египте ее популярность, как и популярность Беса, началась в эпоху Нового царства и усилилась в течение более позднего периода в истории религии Египта, когда бытовало явное предпочтение всему самому необычному, что содержалось в древних текстах. Причем особое значение придавалось этому и в культе, и в вере.
Рис. 38. Таурт и корова Хатхор появляются из Западной Горы. Скальная гробница в Анибехе. Эпоха Рамсеса VI
Поразителен тот факт, что в это время, когда была так сильна тенденция египетской религии объединять и использовать каждый религиозный феномен, явно не возникала склонность подвергнуться влиянию религии греков. Также и язык, который показал себя очень восприимчивым к семитским словам, был закрыт для проникновения греческих и латинских слов и редко использовал термин, заимствованный либо из того, либо из другого, вместо какого-либо египетского слова. Точно так же египетская религия, очевидно, оставалась не подверженной влиянию веры македонских правителей этой страны. Можно обнаружить лишь очень отрывочные намеки на греческие идеи; например, замена в текстах названия Хадес на Дуат (подземное царство). В то время, когда эллины демонстрировали величайшее старание в присвоении чужих богов, просто принимая одних и объявляя других аналогами своих собственных богов, египетская религия отвергла свою прежнюю либеральность и перестала перенимать чужих богов.
Ненависть и презрение к чужеземцам, характерные для египтянина в период упадка, которые он с удовольствием демонстрировал даже своим чужеземным правителям, были теми чувствами, которые он также приписывал своим богам. Они также испытывали такое же презрение к этому молодому народу варваров с Севера вместе со всеми его богами, которые, как выразился бы Платон, не имели истории и поэтому не имели этого заслуживающего доверия доказательства своего существования, которое дают древние предания.
Глава 7
ПОКЛОНЕНИЕ ЖИВОТНЫМ
Поклонение животным всегда рассматривалось как поразительное явление в религии Египта: Отцы Церкви считали его одним из самых ужасных заблуждений языческого духа. Апологеты христианства использовали его в качестве иллюстрации бессмысленных глупостей языческого культа, тогда как греческие философы стремились увидеть в нем глубокое символическое учение. Среди современных критиков Древнего Египта также преобладает подобное расхождение во мнениях по этому вопросу. Некоторыми из них египетский культ животных приводится в качестве доказательства существования тщательно продуманного пантеизма и восприимчивого понимания жизни животных. Другие сравнивают его с негритянским фетишизмом и выдвигают в качестве доказательства низкий уровень, на котором существовали мысли и чувства в долине Нила в древности; третьи, с другой стороны, принимают его за пережиток доисторической религии этого народа, а четвертые – за результат неуклонной деградации религиозной мысли.
Что-то можно сказать в поддержку каждой из этих точек зрения, и все же ни одна из них не свободна от ошибки. Маловероятно, что в настоящее время будут предприняты какие-либо попытки превознести культ животных и рассматривать его как особенно возвышенную фазу духовной жизни Египта. Но в этой главе мы попробуем показать, как случилось так, что египтяне приняли эту форму культа путем логического развития веры в соответствии с принятой у них традицией религиозной мысли. При рассмотрении этой темы следует четко разделять две различные точки зрения, которые впоследствии объединились и смешались: поклонение отдельным животным и выделение некоторых видов животных как священных.
Идея воплощения бога в животном имеет исключительно египетские корни. Египтянин представлял себе, что мир иной устроен так же, как и этот, что жизнь блаженных мертвецов такая же, как и у живущих на земле, и что мертвые так же пьют, едят, испытывают голод и жажду, радуются и страдают, имея лишь одно преимущество перед живыми: они больше не привязаны к одной оболочке, а могут изменять свой облик на облик животных, или растений, или даже богов. Также не существовало существенного различия между богами и людьми. Жизнь бога была в действительности длиннее, чем жизнь человека, но смерть клала конец как жизни одного, так и другого; и сила бога – хоть она и была больше, чем у человека, – была тем не менее ограниченна. Во всех областях мысли человек – и только он один – был для египтян мерой всех вещей.
Так как тело необходимо для того, чтобы осуществлять жизненные функции, душу мертвого нельзя было представить себе как неосязаемую, нематериальную субстанцию, а только как нечто, которое живет благодаря телу. Бог тоже находился в таком же положении, и, чтобы общаться с людьми, он по необходимости должен был иметь воплощение, иначе он не мог ни выразить себя в человеческой речи, ни действовать с видимым результатом. Из текстов мы узнаем, что в длинной беседе бога с царем бог кивал или простирал руки, а богиня выступала в роли акушерки при рождении принца и выкармливала своей грудью ребенка, который был рожден, чтобы править на земле, будучи представителем бога, породившего его. Для нас также идеи почти неизбежно являются аллегорией; но только не для египтянина. У него отсутствовала всякая способность воспринимать абстрактную мысль, он мог понимать только то, что было представлено как конкретная реальность. Использование идеограмм в египетской письменности подтверждает это реалистичное умонастроение: египтянин хотел не только делать вывод о значении, исходя из символа, но и видеть его, поэтому он рисовал крокодила после написания его названия, пьющего человека – после слова «пить», фигуру, делающую ударяющее движение, – после слова «ударять» и так далее. Даже для понятий, которые не допускали никаких точных изображений, египтянин изобретал идеограммы часто посредством довольно сложного хода мысли. Например, за словом, означающим «испытывать голод», следует символ человека с пальцем, указывающим на губы. Этот способ давать указание на значение слова подсказан той же самой последовательностью мыслей, которая заставляет современного итальянского попрошайку указывать на свой рот, в то время как он говорит: «Умираю от голода!» И опять-таки за словом «плохой» следует изображение маленькой птички; а птицы были самым распространенным вредителем сельскохозяйственных культур в этой стране. Слово «чистый» сопровождал символ воды или человека, на которого льется вода; а слова, выражающие чисто абстрактные идеи, такие как «хороший», «красивый» и т. д., писали при помощи изображения папирусного свитка, потому что в начертанном виде они представляли собой видимую реальность. Один и тот же побудительный мотив формировал и язык, и письменность, и египетские предложения построены и расставлены таким образом, чтобы их можно было читать как текст, описывающий ряд картинок.