Религия
Шрифт:
Затем рыцари пожали урожай дрожащих от страха фракийцев, разбежавшихся по полю. Удара в грудь от несущегося боевого коня было достаточно, чтобы сломать грудную кость и ребра. Смертоносные копыта взлетали и опускались с таким звуком, словно билась глиняная посуда. Рыцари свешивались с седел и истребляли мечущихся новобранцев целыми верещащими стадами. Хлебопеки, кузнецы, арапы, мясники, повара бросались из стороны в сторону загнанными оленями, кричали на странных языках, заслышав грохот нагоняющих всадников. Их сгоняли в покорные блеющие стада и предавали мечу, копья пронзали им внутренности. Стоя на коленях, они молили о пощаде, пока их рубили, вспарывали, отсекали конечности и оставляли умирать.
Взрывы расцветали желтым и оранжевым, черные столбы дыма поднялись в небесную лазурь,
Проезжая через разоренную долину, словно аргонавт, которому дарован свободный проход через страну смерти, Тангейзер внимательно смотрел по сторонам — как бы самые неистовые из воинов не напали на него; но крест у него на груди не вызвал никаких подозрений, и он снова добрался до границы лагеря без всяких затруднений. Дорога на Мдину была свободна, кобыла, кажется, поняла это, потому что хотела мчаться вперед, хотя уже была утомлена всем пережитым. Тангейзер успокоил ее перед путешествием, затем бросил последний взгляд на кровавую картину, оставшуюся сзади. Если и нужен был миг, чтобы усомниться в милосердии Бога, то это был он. Однако из чувства противоречия, к которому склонно сердце человека, Тангейзер сейчас искренне надеялся, что Он все-таки существует.
Едкие облака дыма заползали в низины, все, преданное огню, стонало в унисон с агонией людей и животных. Затянутые дымным маревом руки рыцарей продолжали подниматься и опускаться — они были как марионетки в руках безумного кукловода. Столбы дыма от горящего зерна, шелка и плоти, экскрементов, пороха и горелого хлеба — словно у отчаяния имелся собственный запах, — смешиваясь, тянулись в стороны и поднимались вверх. На холмах Тангейзер увидел вспышки турецких мушкетов, выстрелы которых, учитывая отсутствие иного эффекта, могли бы показаться салютом кровавой резне. Со стороны города за холмами, где шла еще одна кровавая бойня, Тангейзер услышал исступленные завывания турецких горнов, призывающих к спешному отступлению.
План де Луньи удался. Святой Михаил продержится еще один день.
Кавалеристы тоже услышали горны. Они перестроились и начали отступление по опаленному полю, добивая по пути все, в чем еще теплилась какая-нибудь жизнь. Позади них остался только мертвый турецкий скот, а перед собой они гнали табун испуганных лошадей. И, как раньше на мысу Виселиц, де Луньи не потерял ни одного человека, ни одного боевого коня.
Тангейзер потер глаза, разъедаемые вонючими испарениями. Спина у него болела, он сильно проголодался. Плечи у него поникли. Хотя полдень едва миновал, жизненные силы Тангейзера были на исходе, а ему еще предстояло проделать немалый путь до завтрашнего восхода. Тангейзер похлопал лошадь, и она помчалась по каменистому подъему, ведущему в Мдину.
Еда, которой его накормили по прибытии туда, была обильной, но невкусной, хотя, возможно, он неверно воспринимал вкус. Маршал Копье расспрашивал его о турецких потерях и их моральном духе. Мальтийского проводника он получил, точнее, Тангейзеру предложили сопровождать уже назначенного гонца: требовалось доставить последнее сообщение от вице-короля Гарсии де Толедо из Мессины. Они отправятся с наступлением темноты, пешком. Тангейзер снял свою одежду: она так сильно пропахла дымом, что ночью запросто могла бы выдать его часовому. Затем он отправился на соломенную подстилку спать. Ему снились чудовищные преступления, в которых он тоже принимал участие.
Сон оказался слишком коротким, чтобы восстановить его силы. К тому времени, когда Тангейзер со своим мальтийским проводником проделал крошечный отрезок пути в сторону Эль-Борго, он еле ковылял и был близок к тому, чтобы позорно рухнуть на землю.
Мальтийского
Гуллу нес донесение в медном цилиндре, на поясе у него висел глиняный горшок с тлеющим углем. В цилиндре содержалось еще и некоторое количество пороху: если ему будет угрожать неизбежный плен, Гуллу должен был засунуть уголь в цилиндр, чтобы избегнуть таким образом пыток. Жилистый мальтиец по широкой дуге обогнул Марсу, пройдя сначала на юг, потом на запад, вниз по крутым склонам и через зазубренные хребты, по такой пересеченной местности, какой Тангейзер не видел со времен похода через Иран. Если бы у него еще оставались силы посмотреть наверх сквозь пот, застилающий глаза, он смог бы угадать их местоположение по звездам. Турецкие орудия молчали, лишая всякого ориентира. Но Тангейзер вместо того смотрел себе под ноги, спотыкаясь о камни позади Гуллу Кейки, который, хоть он и растворялся время от времени в темноте, всегда дожидался его где-нибудь впереди, словно отставшего ребенка.
Они карабкались по голой скале к хребту, четко вырисовывавшемуся на фоне неба цвета индиго, когда на Тангейзера дохнуло запахом разложения. Этот безнадежный запах заставлял предположить, что ему не удастся добраться до вершины скалы, но он добрался и, испустив облегченный вздох, посмотрел вниз на сторожевые огни Эль-Борго. Они находились на каком-то из склонов горы Сан-Сальваторе, вражеские позиции должны быть где-то неподалеку, однако за всю ночь они не увидели ни одного турка, и Тангейзер не видел ни одного и сейчас. Тангейзер считал себя опытным лазутчиком и следопытом, но Гуллу был настоящим мастером этого дела. Воодушевление Тангейзера померкло, когда Гуллу указал за Калькаракский залив и принялся делать лягушачьи движения руками. Он предлагал отправиться дальше вплавь. Тангейзер замотал головой и изобразил, основываясь на недавнем опыте, утопающего человека. Презрение Гуллу, которое постепенно сходило на нет, вернулось в полной мере, однако же он нисколько не огорчился. Он снова исчез в темноте, и Тангейзер последовал за ним.
Гора Сан-Сальваторе, которую Тангейзер считал просто слишком большим холмом и на самом деле не раз на нее поднимался, располагалась в стороне от дорог и состояла из сплошных складок, как слоновья шкура. Эти складки были достаточно глубоки, чтобы скрыть человека. Тангейзер с Гуллу ползали по ним взад-вперед, по собственным ощущениям Тангейзера, приблизительно час, так и не заметив никого живого. Когда они подняли головы в следующий раз, они уже находились на южном конце залива Калькара. Бастион Кастилии поднимался в каких-то пятистах футах от того места, где они залегли. Слева, еще через сотню футов от бастиона Кастилии, тоже выходящий на воду и завершающий линию фортификаций, поднимался бастион Германии и Англии. Под ним находились Калькаракские ворота.