Реликт (том 2)
Шрифт:
— Марс — колыбель Конструктора, — ответил Ратибор медленно; ответ вдруг родился во всей своей простоте и очевидности. — И он, наверное, просто захотел навестить свою родину.
— Ты прав наполовину, опер, — донесся тихий голос Габриэля Грехова, неизвестно каким образом вклинившегося в сеть «спрута». — Я снимаю свой контроль, действуй дальше сам.
И стало совсем тихо.
Только через шесть часов посол Конструктора перестал кружить вокруг Марса, водя его за собой на поводке притяжения, сопровождая свое кружение грохотом землетрясений и горных подвижек, сбив суточный ритм вращения, измучив людей ожиданием непредсказуемой беды. И наконец приступил к делу, то ли заранее рассчитанному, то ли рожденному в результате долгих раздумий или эмоциональных потрясений.
Сначала он разделился на две неравные части и некоторое время плыл по орбите в таком виде. Затем меньшая его часть потеряла блеск и прозрачность, потускнела, превратилась в расплавленную жидкую каплю диаметром около трех тысяч километров и стала формироваться в остывающий на глазах конус. Через час конус вылепился окончательно, остыл до багрового свечения, приобрел плотность каменной массы и вдруг двинулся к Марсу, постепенно ускоряя ход.
Первой реакцией Ратибора, утомленного сверхнапряжением и неизвестностью, было решение попытаться уничтожить приближавшуюся громаду на подходе к Марсу, но потом он проследил вектор движения конуса и остановил в горле готовый вырваться приказ.
— Чего ждем? — подал голос Демин. — Опоздаем с выпадом.
— Мы не пикадоры, — бросил Ратибор сквозь зубы, — а это штука — не бык для корриды. Следите за финалом, по-моему, «обкусанной» планете возвращают съеденный бок.
Трехтысячекилометровый конус преодолел расстояние до Марса и, не замедляя движения, точно шар в лузу, воткнулся в воронку Великой Котловины. Удар был столь мощен, что Ратибору показалось — Марс не выдержал, раскололся, окутавшись чудовищными вихрями песка и пеленой пыли. Однако толстая кора планеты выдержала, хотя долго не утихала, колеблясь наподобие камертона, доразрушая все то, что строили люди и что не было еще разрушено. По краям влипшего в породы Марса конуса вспыхнула плохо видимая сквозь пыль белая полоска пламени. Содрогнулись горные страны, трещины разорвали колоссальные пики и вулканы, низвергли их в пропасти; новые и новые толчки возвели на месте великих каньонов свежие горные вершины, раскололи равнины на плиты, засыпали долины обломками, превратили уголки дикой всхолмленной местности в ровные площадки…
Пыль, поднятая внезапным ударом, осела через сутки, и взорам людей предстал изуродованный новым катаклизмом лик Марса. Конструктор вернул то, что когда-то взял для строительства своего тела. И снова разрушил все, что создали люди за сто лет до его нового пришествия.
Спасательные операции начались сразу же, как только произошло столкновение конуса с планетой, и жертв почти не было; пограничники и спасатели действовали молниеносно, да и идти на помощь им было недалеко, расчет Ратибора, когда он рассредоточил флот над городами, оправдался.
Посол Конструктора не стал ждать завершения своей «благородной» миссии, он повернул к патрону сразу после падения «за платы» на место «укуса». Никто не гнался за ним, не спрашивал — зачем он это сделал. Ни у кого не возникло даже тени чувства мести, люди были ошеломлены, ошарашены, испуганы и восхищены одновременно, медленно приходили в себя, продолжая тем не менее свои прерванные дела и принимаясь за чистку примарсианской зоны от обломков своих космических сооружений, разбор завалов и восстановление городов на поверхности Марса, строительство временных поселков и монтаж энергостанций.
Ратибор стоял на гладком черном монолите и смотрел на странную остроконечную гору впереди, выраставшую из-за горизонта сверкающим ледяным пиком высотой в три с лишним десятка километров. Черное вещество под ногами практически не отражало свет, и казалось, что не стоишь, а висишь над пустотой, над внезапно распахнувшейся космической бездной. Иллюзия не пропадала, даже если человек пробовал монолит рукой или шагал по нему, ощущая неподатливую твердь. Это была «заплата», закупорившая Великую Марсианскую Котловину, которую создал когда-то в теле Марса Конструктор. Физики еще только приступили к исследованию вещества «заплаты», и «спрут» не мог оперировать достоверными данными. Единственное, что стало известно с достаточной точностью — масса «заплаты» оказалась больше массы «откушенного» куска, и сила тяжести в районе бывшего Великого кратера теперь чуть ли не в два раза превышала природное тяготение Марса.
Ратибор машинально топнул ногой, чтобы убедиться в реальности существующей под ногами опоры, и оглянулся: черная равнина, гладкая, как стекло, и в то же время совершенно не бликующая, не дающая глазу никакой визуальной информации, уходила за горизонт, и потому казалось, что человек висит головой вниз к центру полого шара с едва светящимися фиолетово-синими стенками, шара, имеющего открытый выход в космос. Портила это впечатление только сверкающая гора на другом краю горизонта, похожая на ровно отрезанный кусок льда. Торчала она точно в центре «заплаты», и быстрые на клички исследователи уже окрестили ее Ручкой Крышки, но Ратибору не надо было копаться в памяти, чтобы найти аналог этому пейзажу, он сразу узнал, на что похожа форма «заплаты»: именно таким рождался и рос на Марсе Прожорливый Младенец-Конструктор.
— Пошел полевой контроль, — донесся сквозь тихий говор оперативного эфира голос координатора. — ЭМ-диапазон в пределах нормы, но радиационный фон выше естественного природного на два порядка. Рекомендую всем работающим на «Крышке» заклеиться в защиту. Предельное время нахождения без последствий в указанной зоне — полчаса.
— Оформить распоряжение, — очнулся Ратибор. — Включить в глоб-контроль меры по обнаружению монополей и кварковых кластеров, и до тех пор, пока Примарсианье не будет очищено от «шлаков» Конструктора, движение не открывать.
— Принято к исполнению, — ответил координатор.
Не оглядываясь, Ратибор поспешил к стоящему («висящему») неподалеку драккару. Дежурство погранфлота у «залатанной» планеты, как отныне стали называть Марс, перешло из чудовищной по нервному напряжению и ответственности формы тревоги в спокойную стадию, и Ратибор без сожаления снял с себя полномочия оператора. Не отдохнув и минуты, он появился в зале спейсера «Клондайк», будто вернулся из обычного профилактического рейда по «злачным местам» Солнечной системы.
Железовский, прибывший на спейсер чуть раньше, встретил его взглядом исподлобья и кивнул на свободное кресло; он всегда был скуп на похвалы, давая подчиненным понять, что иного от них не ждал. Только дежуривший с комиссаром Баренц потихоньку показал безопаснику большой палец.
По залу бродили знакомые звуки: грохот движения горных ледников, гулкие удары растрескивающихся от столкновений айсбергов, металлический скрежет сталкивающихся машин, гул прибоя. Этот шум внезапно сменялся музыкальными аккордами, странными, вызывающими ассоциации неумелого робкого прикосновениях музыкальным инструментам. Впечатление было такое, будто кто-то учится играть на скрипке, пианино, валторне, саксофоне и флейте… одновременно!