Реликтовая популяция. Книга 3
Шрифт:
– Но, Камрат…
– Кроме меня и Сестерция.
– И меня, – подал голос Невлой. – Да и Т”евара вот говорит, что не устал.
– Да, я и тебя, Невлой, имел в виду. А Т”евара упрощает наше положение… – Камрат был доволен. Добровольное решение Невлоя и Т”евары и вправду почти снимало проблему размещения команды на ночлег. И если на Невлоя он надеялся, то Т”евара по своим габаритам стоил К”ньеца и Ф”ента вместе взятых, и кое-кого в придачу к ним. Поэтому Камрат дальше уже не советовался, а распоряжался: – Я иду впереди, а вы, Невлой и Сестерций, будете толкать платформы.
– Я тоже могу толкать, – хрюкнул Т”евара.
– Конечно, можешь, – кивнул Камрат. – А теперь попробуем разместиться.
Две платформы – почти шесть берметов в длину. Даже трети бермета достаточно, чтобы нормально уложить молодого дурба – это одна платформа, вторая – для всех остальных, в принципе, при таком расчёте маловата. Однако путры и Знающие, не в пример дурбам, из-за своих незначительных габаритов могли лечь вчетвером не поперёк, а вдоль платформы, оставляя достаточно места для женщин, Харана и Свима, Ольдима и Орея. Вначале разместились женщины: Грения и Думара голова к голове легли между Гелиной и Жаристой, а миниатюрную Илону положили в ряд с путрами – Х”вьюсей и К”ньяной, по краям вполне комфортно устроились К”ньец и Ф”ент, под бок которого улёгся Орей. Места для Харана и Свима нашлось немного. А Ольдим, помыкавшись, втиснулся между молодыми дурбами.
С людьми и путрами разобрались, но дело застопорилось из-за заплечных мешков. Какие-то из них подложили под голову, устроили в ногах, но всё равно они мешали размещению команды.
Словом, на укладку, под смешки и бурчание, ушло много времени. В мире наступила ночь, стало совершенно темно, и лишь слабое свечение ауры Сестерция позволяла видеть хоть что-то.
Камрат прошёлся вдоль платформ. Предупредил Сестерция:
– Пойду впереди. Почти вслепую, так что не торопись, чтобы не сбить меня с ног. Невлой, если что, пусть ко мне приходит Т”евара… Впрочем, можешь и сам… И не шумите…Кажется, всё. – Камрат вернулся назад, чтобы возглавить движение, обернулся и коротко скомандовал: – Пошли!
Камрат усталости не испытывал, но, принимая решение бодрствовать, думал об этом. В конце концов, он не торн, коему достаточно энергии мобла, и не двейрин, организм которого мог выдержать, как он теперь знал, и не такие передряги. Шёл легко, иногда оглядывался, видел клубок свечения, созданный Сестерцием, и опять устремлялся в темноту. Однако постепенно, когда за спиной, наконец, затихли звуки, на него вдруг накатилось чувство одиночества, никогда ещё в полной мере не посещавшее его. Ведь он всегда был в окружении людей и путров, ему приходилось принимать какие-решения. А сейчас он остался один на один с самим собой.
Возможно, ощущение одиночества возникло от напоминания Ей-Фея, что он – Аба-Ава. А может быть, к тому добавлялось другие тревожащие его мысли, что перекликались, хотя он о том не знал, с думами Харана. Неужели сам он – ничто, а лишь средство достижения цели, поставленной перед ним другими? Но он же во всём видел себя обычным человеком! И он, по сравнению со многими людьми, не обладал какими-то особыми, на его личный взгляд, данными. Это Малион – Проводник, это Невлой и Знающие способны улавливать какие-то недоступные его органам чувств изменения в окружающей среде. Это Харан может врачевать, а Гелина знать древний язык…
Но если вспомнить… Он же теперь помнит всё, возможно, даже с того самого первого мгновения, когда появился на свет из утробы матери… Мать… Он никогда и никого не называл словом – Мама, но помнил её, правда, как застывшее в неизменности заплаканное лицо. Отца же не знал и не знает… А вот и Гелина, и Грения, и дурбы знают своих матерей и отцов, каких-то родственников…
Камрат, погружённый в полу грёзу, почти с прикрытыми глазами механически переставлял ноги.
Наконец, что-то извне привлекло его внимание. Он встряхнулся и увидел белёсое пятно, вдали перекрывающее дорогу. Позвал Невлоя.
– У нас что-то впереди.
– Вижу… Свет.
– Наверное. Надо бы… – начал Камрат.
– Да, конечно, – понял его с полуслова Невлой. – Мы пойдём с Т”еварой. Для связи.
– Хорошо. Зови Т”евара, а я пойду, помогу Сестерцию.
– Только вы не торопитесь за нами… Эй, Т”евара!.. Ко мне! – позвал Невлой. Хрюкнув, путр резво обежал платформы, остановился перед Невлоем, ожидая его распоряжений. Невлой сказал: – Мы с тобой пойдём в разведку. Видишь свет?
– Да.
– Вот и посмотрим, что это такое. А вы, Камрат, – вновь напомнил он, – идите помедленнее.
Камрат пропустил мимо себя платформы, осмотрел спящих, отметил их неудобные позы.
Кратко объяснил Сестерцию суть случившегося.
– Я тебе помогу.
– Скажу пока только тебе, Камрат, – словно заговорщик, проговорил торн. – Моблы дали мне не только энергию. Я узнал, как они устроены. Да… Это же просто! Они сделаны инженерами. Понимаешь?.. Простыми инженерами.
– Понимаю… И что?
– А то… – Сестерций выпрямился, аура его вспыхнула. – Я знаю теперь, как ими управлять.
– Молодец, Сестерций! – искренне обрадовался Камрат. – И как?
– А вот… Убери-ка руки… Видишь, они сами… Толкать не надо.
– Так. Здорово! Но-о, Сестерций… А как остановить, ты знаешь? Это важнее, чем их запустить.
Он не договорил, стукнувшись коленом о платформу, сбавившую скорость движения.
– Как же! – самодовольно произнёс Сестерций. – Всё теперь знаю.
– Молодец! – похвалил его Камрат. – Завтра расскажешь все как это делать… А сейчас, раз тебе помогать не надо, я пойду вперёд. – И уже озабоченно проговорил: – Что-то там высмотрит Невлой…
Глава 19
Стало как будто теплее.
Когда команда ступила на дорогу, то люди почувствовали благодатную прохладу. Как ни старалась до того их одежда уберечь от перегрева, но стояло лето, а днём и вечером солнце прогревало атмосферу, лишённую на отдачу тепла за свои пределы, порой до высокой температуры. Так что в коридоре дороги появилась возможность вздохнуть свободнее и смахивать обильный пот, покрывающий лица.
Но по мере повышения воды за барьером, стало холодать, правда, терпимо, во всяком случае, никто не жаловался, что замёрз, за исключением Лептока. Впрочем, он не столько замерзал, сколько мучился от влаги, пропитавшей его рюкзак, и воды, попавшей в сапоги.