Ремарк и миражи
Шрифт:
«Не сдавайся, братец», — настойчиво советовал упрямый внутренний голос. — «Разгадка где-то совсем рядом. Близко-близко…. Спать очень хочется? А вон радио стоит на прикроватной тумбочке. Включи-ка…. Ага, какую-то негромкую и приятную музыку — в стиле танго — передают. Работаем дальше. Работаем. Не сачкуем…».
Проснулся он от каких-то глухих и размеренных щелчков. Проснулся, сел на кровати, огляделся по сторонам, а после этого подвёл краткие промежуточные итоги:
— Уснул, конечно же. До кровати-то добрёл, а раздеться уже не смог — усталость
Неожиданно глухие щелчки стихли, а ещё через пару-тройку секунд мужской глубокий голос торжественно произнёс:
— Сейчас восемь часов двадцать пять минут. Время, когда великая Эвита Перон стала бессмертной…
— Молодцы, всё же, аргентинцы, — завистливо вздохнул Роберт. — Умеют любить — на полную катушку, беззаветно. Вот, Эвита Перон умерла ужасно давно. Кажется, в 1952-ом году, а жители Буэнос-Айреса до сих пор боготворят её…. Фу, как здесь душно и накурено. Как в заштатном припортовом кабаке. Надо срочно проветрить…
Он поднялся с кровати, выключил радио и, повернув дюралевую ручку в сторону, распахнул окно.
Распахнул, набрал полную грудь уличного воздуха, а выдохнув, восторженно пробормотал:
— Незабываемые ароматы: безграничная вольная свежесть и ярко-выраженная приятная «горчинка». Нет, вчера окружающий воздух пах совсем по-другому. Совсем…. Что же произошло? Ага, листва на ближайших платанах уже не однородно-зелёная, в ней теперь полным-полно тёмно-бурых и светло-лимонных «нитей». Прав, всё же, оказался дедуля: это осень, соскользнув с длинных тёмно-сизых облаков, пришедших с северо-востока, пожаловала в аргентинскую столицу. Ну, здравствуй, Госпожа Осень. Добро пожаловать…
Роберт, прикрыв оконные створки, направился в сторону туалета, но был остановлен резким телефонным звонком.
«Гостиничный телефон названивает», — тут же напрягся подозрительный внутренний голос. — «Легко догадаться, кого мы сейчас услышим. Опять, наверное, начнёт угрожать и обзываться. Мол: — «Уматывай, сволочь австралийская, из нашей прекрасной Аргентины, пока цел…». Спорим? Ну, как знаешь, братец. Было бы предложено…».
Подойдя к тумбочке, стоявшей возле входной двери, он снял телефонную трубку с рычажков аппарата и поднёс её к уху.
— Молчишь, Ремарк? — поинтересовался резкий механический голос, в котором, впрочем, чётко ощущались благостные и умиротворённые нотки. — Наверное, в штанишки вчера наложил, сыщик знаменитый, да и напился до потери пульса? А нынче дискомфорт испытываешь?
— С чего бы это, вдруг? — насмешливо хмыкнул Роберт. — Сижу в комфортабельном и уютном номере. Собираюсь на завтрак. Пивка холодненького — пару бутылок — обязательно закажу…. С чего, спрашивается, грустить-то? А, вот, господину Барракуде-младшему несладко сейчас приходится. В тюремной камере, я имею в виду…
— Серьёзно?
— Ага. Повязали вчера субчика уругвайского. А ещё и «сывороткой правды» напичкали под самую завязку. До сих пор, наверное, весенним соловьём заливается.
— Ну-ну, — недоверчиво протянул собеседник, а после двухсекундной паузы заявил: — Повезло тебе, Ремарк.
— В чём конкретно?
— И тебе. И твоей смазливой жёнушке. И, вообще, всем-всем-всем…. В чём, спрашиваешь, повезло? А во всём. Осень наступила…. Понимаешь, инспектор?
— Пока не очень, — признался Роберт.
— Это же так просто. Ну, не убиваю я осенью. Никогда и никого. Осень, по моему мнению, лучшее время для мирных медитаций и философских размышлений…
— Так — гораздо понятней. Спасибо большое — за развёрнутые и ёмкие разъяснения.
— Ха-ха-ха! — развеселился голос. — А ты, Ремарк, ничего. По крайней мере, с чувством юмора.
— Это у нас семейное.
— Я в курсе…. Ладно, инспектор, живи пока. В том плане, что несколько ближайших месяцев. Повезло тебе, сыщик…
Раздались короткие гудки.
— Странная ситуация обозначилась, — вернув телефонную трубку на рычажки аппарата, проворчал Роберт. — Я уже вычислил мотивы преступлений: и убийств ветеранов «АнтиФа», и убийств археологов из «Клуба четырёх». Даже могу предположить (с девяностодевятипроцентной уверенностью), куда наш маньяк сейчас отправится…. Разве этого мало? Много, конечно же. Но кто он? Или же она? Не знаю. Слишком много достойных кандидатов и кандидаток — на эту роль. Слишком…. Сам голос? Очевидно, что злодей (злодейка?), говорил через специальный «искажающий» аппарат. То есть, это мог сделать — кто угодно: и мужчина, и женщина, и даже ребёнок…
Он посетил туалет и душ, оделся — с учётом наступившего осеннего похолодания, и отправился на завтрак в уже знакомый безымянный ресторанчик, расположенный рядом с «Меблированными комнатами Жоржиньо».
— Доброе утро, мистер! — приветствовал его пожилой официант с большим тёмно-лиловым родимым пятном на лбу. — Занимайте, вот, этот столик…. А где же ваша очаровательная и вежливая спутница? Улетела на несколько дней в Мендосу? Замечательный выбор. Просто превосходный. Горный воздух, потрясающие природные красоты, экологически-чистое питание и всё такое прочее…. Вам — как и всегда?
— Пожалуй. Только сделайте, пожалуйста, упор на «мраморную» говядину. Что-то запал я на неё.
— Сделаем в лучшем виде, не сомневайтесь…. И, конечно же, два пива? Или же три?
— Двух бутылок будет вполне достаточно…
Минут через семь-восемь, когда всё запрошенное было доставлено, Роберт поинтересовался:
— Сеньор Рауль, а почему я сегодня не вижу доньи Хелены? Уж, не приболела ли, часом?
— А наша непредсказуемая «мисс Марпл» отправилась в романтическое путешествие, — язвительно усмехнулся официант. — Зашла вчера — уже ближе к вечеру, и сообщила, мол: — «Встретила старинного школьного дружка. Проснулась старая любовь. Отбываю — на неопределённое время. Не знаю, когда вернусь. Не поминайте лихом. Самолёт — через четыре часа…».