Ремарк и миражи
Шрифт:
— Ой, ли? — засомневался Роберт.
— Точно тебе говорю. Барракуду допросили жёстко и качественно, с применением «сыворотки правды»…. Знаешь, Ремарк, что это такое?
— Наслышан. Небось, новейшая разработка российского ГРУ?
— Это точно, — горделиво напыжился Никон. — Шестого последнего поколения. Знатная вещь. Для тех, кто понимает, конечно…
— Значит, Барракуда-младший не имеет никакого отношения к убийствам ветеранов «АнтиФа»?
— Ни малейшего и без сомнений.… С тобой же, отставной «легионер», у него вышла следующая картинка. Из винтовки, стреляя из окна третьего этажа, Барракуда промазал. Началась ответная пальба, поднялся шум, и незадачливый киллер решил — от греха подальше — смотаться. Подбежал к автомобильной стоянке, а там Морис Мюллер что-то устанавливает под днище его БМВ. Барракуда, понятное дело, наглому корреспонденту физию начистил и ногу в голени сломал. А «маячок» переставил под днище геологической машины — с её пассажирками он ещё до этого познакомился: приехал на объект загодя, опасаясь утренних пробок, увидал двух симпатичных девиц, разговорился, узнал, кто они такие и куда направляются…. Короче говоря, Барракуда не просто так хитрый «маячок» переставил, а с далеко-идущими каверзными планами, мол: — «Перехвачу ушлого австралийского инспектора в безлюдной пампе. На этот раз, тварь настойчивая и упорная, уже не уйдёт…». И, кстати, перехватил бы…
— Спасибо за своевременное предупреждение.
— Не за что. Заходи ещё.
— Жаль, — запечалился Роберт. — Сразу два перспективных фигуранта «отвалились». И Барракуда-младший. И Морис Мюллер. Тупиковая, так сказать, ветвь…
— Хочешь, Ремарк, подслащу горькую пилюлю?
— Подсласти, не вопрос.
— Вон по той лестнице поднимайся на третий этаж и поворачивай налево. В «пятом» гостиничном номере тебя ждёт один знающий человек. Пообщайся с ним. Глядишь, многое и прояснится.
— Что — за человек?
— Не скажу, — загадочно ухмыльнулся в густую русую бороду Никоненко. — Типа — сюрприз будет…
Роберт, неторопливо поднимаясь по скрипучим ступеням деревянной лестницы, недовольно ворчал под нос:
— Затейников в Аргентине — и не сосчитать. Лишь бы тумана напустить и запутать по полной программе. Деятели, тоже мне…. Ну, и кто меня там ждёт? В «пятом» номере? Что ещё за «знающий человек»? Могущественная Мара Сервантес — собственной персоной? Или же донья Мартина, её легендарная бабушка? Может, Танго прилетела из Австралии? Или же «Эскадрон» доставил сюда, в Талар, ветерана «АнтиФа» Грегори Благоева? Интересное кино…
Глава двенадцатая. Осенние сюрпризы
Он поднялся на третий гостиничный этаж и повернул налево.
Дверь «пятого» номера оказалась чуть приоткрытой, и оттуда явственно тянуло сквозняком.
Роберт, открыв дверь пошире, заглянул внутрь.
«Богато и со вкусом обставленное помещение», — недоверчиво хмыкнул наблюдательный внутренний голос. — «Пышные ковры на полу. Картины — в массивных позолоченных рамах — на стенах. Шикарная мебель, включая антикварный письменный стол тёмно-зелёного бархатного сукна и кожаную чёрную «тройку»: диван и два кресла с резными подлокотниками морёного дуба…. У распахнутого настежь окна стоит человек. То есть, высокий мужчина с седыми волосами до плеч, облачённый в чёрные брюки со стрелками и клетчатую рубашку-ковбойку. Волосы — седые-седые, практически белоснежные, с благородным платиновым отливом. Спина чуть сгорблена. Плечи устало опущены вниз. Следовательно, этому человеку уже достаточно много лет…».
— Осень приближается, — отстранённо глядя в окно, произнёс — на безупречном немецком языке — пожилой мужчина. — Она совсем уже рядом. Буквально-таки в двух-трёх шагах…. Возможно, восседает вон на тех дальних тёмно-сизых облаках, заходящих с северо-востока. Облака подплывут — завтра, на ветреном рассвете — к Буэнос-Айресу, и она тихонько спустится с них на землю…
«Не просто «на безупречном», а на «немецком книжном»…», — подумалось. — «То есть, на так называемом «hochdeutsch». Большая редкость по нынешним безалаберным и откровенно-грязноватым временам…. Кто этот человек? Житель одного из аргентинских поселений «мофов» и «бошей»? Или же…. Да, нет. Ерунда ерундовая. Привиделось…».
Монолог, тем временем, перейдя на время в поэтическую плоскость, продолжился:
— Говорят, что осень — бесконечна. И чиста — при этом — невзначай. В небе бьётся — призрачная вечность. А любовь — начало всех начал. Говорят, что осень — безвозвратна. Нет дороги — призрачной — назад. И любовь — ни в чём не виновата. Да и я — ни в чём не виноват. Говорят, что осень — безысходна. Листьев опадающий кошмар. Жёлтое исчадие природы. Старенький заброшенный причал…. Жёлтое исчадие природы. Старенький заброшенный причал…. Действительно, осень — уже на подходе. Дай Бог, не последняя. Но, судя по предчувствиям, очень короткая. Такое иногда случается в нашей непредсказуемой и капризной Аргентине. Порой тихая и тёплая осень может продолжаться добрых четыре месяца, а потом — почти сразу после её ухода — наступает нежная и трепетная весна. Но бывает и по-другому. Пришла ранняя осень, а уже через полторы недели стала поздней: то есть, всего-то за десять-двенадцать дней все зелёные листья на деревьях кардинально поменяли свой цвет и облетели. Двухнедельная звонкая осень, на смену которой приходит долгая, дождливая и промозглая зима. Бр-р-р! Мрак полный и законченный…. Лучше уж, на мой взгляд, третий, достаточно нейтральный и спокойный вариант, когда поздняя осень — тихая-тихая, очень грустная, с полуголыми ветками деревьев — царит добрых два месяца…. А что это у нас — с неуклонно-нарастающим сквозняком? Никак, гости пожаловали?
«Пиит хренов», — прокомментировал грубый и нетактичный внутренний голос, — «Но, вместе с тем, надо признать, и талантливый. Безусловно…. «Жёлтое исчадие природы», понимаешь. Охренеть и не встать. Не каждому дано — выражаться таким…э-э-э, таким нестандартным и изысканным слогом…. Оборачивается…. Мать моя женщина! Это же…. Блин горелый, как любят выражаться наши русские друзья. Лицо — из заветных детских воспоминаний, рачительно отложенных на отдельную полочку нашего общего с тобой, братец, подсознания…».
Старик обернулся и, близоруко щурясь, выдохнул:
— Внучок, это ты?
— Я, конечно же, — согласился Роберт. — Вот, приехал проведать. Как ты и просил.
— Чего же стоишь в дверях, как не родной? Иди, оболтус, сюда. Обнимемся, что ли…
Они крепко обнялись, пожали друг другу руки, даже ладошками по спинам — практически синхронно — постучали.
— Крепкое у тебя, потомок, рукопожатие, — одобрил Ганс Моргенштерн.
— Аналогично, уважаемый предок.
— Что-то не вижу на твоей белобрысой мужественной физиономии следов несказанного удивления.
— Я чего-то такого и ожидал, — признался Роберт. — И трупа твоего не видел. И, вообще…
— Не мог представить, что заслуженный представитель нашего славного семейства даст так бездарно прикончить себя? Словно годовалого телёнка на провинциальной деревенской бойне?
— И это тоже…. Но больше всего в этой истории меня смутил охранник, якобы застреленный в твоём подъезде. Ну, не «по-маньяцки» это…
— Что, Робби, ты имеешь в виду?
— Все маньяки — по своей природе — существа очень упёртые, упрямые и даже консервативные. В том плане, что они всегда добиваются того, чего хотят. И, добиваясь желаемого, никогда не отступают от намеченного ритуала. А ещё терпеть не могут — портить себе удовольствие от исполнения задуманного…. Понимаешь?
— Пока не очень, — отрицательно покачал седовласой головой старик. — Поясни, пожалуйста, внучок.
— Не вопрос…. Итак, маньяк идёт убивать. Причём, не просто — убивать, а убивать — заветную жертву, о смерти которой мечтал, вожделел и грезил. То бишь, тебя, дедуля. И тут на его пути встаёт охранник — совершенно чужой и посторонний, если зрить в корень, человек. Ну, не было его в «маньячных» грёзах и мечтах. Совсем — не было…. Истратить «желание убить» на этого случайного и незнакомого персонажа? Испортив, тем самым, свой долгожданный праздник? Да, никогда. Маньяк в данном раскладе был, просто-напросто, обязан — оглушить охранника и, крепко связав его по рукам и ногам, двинуться дальше, к твоей квартире…. Ладно, предположим, что завязалась незапланированная жаркая схватка, в процессе которой сотрудник «Эскадрона» был, всё же, убит. Бывает, так получилось. В этом случае злодей должен был расстроиться и, сплюнув в сторону, убраться восвояси. Мол: — «Так не пойдёт. Перебил себе аппетит. Тьфу…. Гурман я, или как?». «Маньячная» диалектика. Ничего не попишешь…