Ремарк и миражи
Шрифт:
Минут через двенадцать-пятнадцать Роберт, утолив голод, предложил:
— Ещё поговорим на свободные и отвлечённые темы?
— Поговорим. Почему бы, собственно, и нет?
— Может, я вывалю все накопившиеся вопросы сразу? Во-первых, мы сэкономим целую кучу времени. А, во-вторых, так вам, юная леди, будет гораздо сподручней выстраивать цельный и полнокровный рассказ…. Согласны?
— Вываливайте, дяденька Ремарк, — манерно пристроив на края опустевшей тарелки вилку и нож, разрешила Луиза. — Постараюсь быть максимально-полезной.
— Первое. Что это за место такое — Талар? Чем данный населённый пункт отличается от других аргентинских городков? Второе. За какие заслуги донья Мартина Сервантес — в своё время — была назначена главой «Эскадрона смерти»? Третье. Где, когда и при каких обстоятельствах познакомились ваши досточтимые отец и матушка? И почему здесь все именуют Марию Сервантес — «Марой»? Э-э-э…. О чём бы ещё спросить? М-м-м…. Кажется, придумал. Четвёртое. Памятник Джеймсу Бонду (который, якобы, многократно посещал Талар), установленный рядом с ресторанной террасой. Это шутка такая, надо понимать?
— На этом перечень актуальных тем исчерпан?
— Пока да.
— Ну, и вопросики у вас, господин австралийский инспектор, — задумчиво усмехнулась юная представительница могущественного семейства Сервантесов. — Профессиональные и каверзные такие. Бьют, что называется, в болевые точки. Не в бровь, а в глаз. Впрочем, отвечу — раз обещала…. Первое. Талар — совершенно особое место, нейтральное, так сказать. Здесь ни что и ни кто не отвлекает от неторопливых разговоров. Понимаете, в прошлом веке наша Аргентина была ужасно и сверх всякой разумной меры политизирована (сейчас уже, слава Богу, гораздо меньше). В одних городах и городках преобладали коммунисты и социалисты, в других — хустисиалисты, в третьих — правые ультра и наци, в четвёртых — военизированные католики. Поэтому все-все приезжие — без единого исключения — тут же попадали под пристальный и всеобъемлющий контроль. Мол: — «А вдруг, у них другая и насквозь противоположная политическая ориентация? Враг, как известно, не дремлет, необходимо неустанно бдить и следить за всеми чужаками…». И где, спрашивается, было проводить судьбоносные встречи, не терпящие пошлой суеты и посторонних любопытных глаз-ушей? И только в Таларе (единственном — на всю страну!), проживали аморфные, равнодушные и сонные бюргеры. Лишь они. Только здесь можно было спокойно и непринуждённо поговорить — в комфортной и дружеской обстановке.… И постепенно все серьёзные и деловые люди, проживавшие и проживающие в Аргентине на текущий момент, полюбили этот маленький и неприметный городишко. Сегодня Талар — это такое своеобразное «шпионское гнездо». Ну, как в российском Санкт-Петербурге (по словам дедушки Палыча), знаменитый пивной бар «Два капитана», где представители различных спецслужб могут спокойно общаться между собой, не опасаясь начальственного гнева. Только в нашей Аргентине для означенных целей предусмотрен целый городок. И это, я считаю, абсолютно правильно…. Второе. У прабабушки Мартины, конечно же, имеется множество веских заслуг — как перед Аргентиной в частности, так и, вообще, перед всем прогрессивным человечеством. Но я расскажу лишь о самой первой и, возможно, о самой главной её заслуге. Этого, на мой скромный девичий взгляд, будет вполне достаточно — для общего понимания сути вопроса…. Итак, описываемые события произошли очень-очень давно. На окраине провинциального аргентинского города Мендоса, недалеко от речного обрывистого берега, стояла шикарная вилла с мраморными колоннами, принадлежавшая легендарной Иде Матьё, известной опереточной певичке. Говорят, что девица была очень симпатичной и смазливой, но — при этом — невероятно-ветряной. Мол, среди её многочисленных поклонников и ухажёров числился даже сам Мартин Борман. Ну, тот самый знаменитый нацистский преступник, скрывавшийся — после окончания Второй мировой войны — от международного правосудия…. И, вот, в приснопамятном 1955-ом году, через несколько дней после свержения аргентинского диктатора Хуана Перрона, Борман тайно прибыл в Мендосу — на очередное любовное свидание с прекрасной и пылкой Идой…. Интересуетесь, инспектор, на чём он прибыл? К вилле певицы — на паровом катере. А к реке Мартин Борман — в сопровождении многочисленной и надёжной охраны — прилетел из Чили, на двухмоторном самолёте…. Но здесь беднягу уже поджидали суровые и беспощадные советские диверсанты (а также их местные соратники), посетившие Аргентину по личному приказу самого Климента Ворошилова. От дома Матьё — к речному берегу — вёл секретный подземный ход. И одна из русских шпионок, вошедшая в полное доверие к легкомысленной Иде, спрятала в этом инженерном сооружении пару десятков ампул с нитроглицерином. Когда Мартин Борман, сойдя с катера, вошёл в тайный коридор, то наши (я не оговорилась — наши), засевшие на вершине ближайшего холма, стрельнули пару раз — в нужное место — из армейского гранатомёта. Прибрежную почву, естественно, сильно тряхнуло, и нитроглицерин, сдетонировав, взорвался. Подземный ход завалило, дом Иды Матьё полностью разрушился, начался страшный пожар…. Следствие, которое проводилось откровенно вяло, констатировало, что всего при взрыве погибло более пятидесяти человек. Причём, личностей большинства из них установить так и не удалось…. Озвучиваю имена-фамилии людей, входивших в этот супер-успешный диверсионный отряд: Алекс и Мария Сервантесы (они же — Крестовские), их дочь Мартина, а также Оскар Рамос и Анхен Мюллер. Кем были — на самом деле — двое последних в списке, извините, не скажу. Не имею права. Государственная тайна. Вот, такая история…. Третье. Про моих доблестных и неповторимых родителей. Алексей Никоненко являлся сотрудником спецслужбы «АнтиМетро, которая организационно входит в состав российского ГРУ. Была плановая командировка в Буэнос-Айрес, в рамках межправительственного соглашения между Россией и Аргентиной. Совершенно ничего особенного, примечательного и экстраординарного. Немного выстрелов и гранатных взрывов, пара-тройка успешно-разгаданных подземных тайн. Вот, во время той памятной командировки отважный идальго Никоненко познакомился и влюбился без памяти в нежную и трепетную Марию Сервантес, которая — на тот момент — являлась лишь рядовым бойцом «Эскадрона смерти». Влюбился, несколько раз спас девушке жизнь, после чего — как честный и благородный человек — женился на ней и вышел в отставку…. Свадьба была очень шумной, роскошной и весёлой. Говорят, что на ней даже тогдашняя Президентша Аргентины присутствовала. А через некоторое время после означенной свадьбы и я появилась на Свет…. Сейчас папочка с головой ушёл в суровые сельскохозяйственные будни-заботы. Занимается фамильными скотоводческими асьендами Сервантесов, коих насчитывается целых шесть (или же семь?), штук, и разбросаны они практически по всей стране. Но иногда — по маминой просьбе — он оказывает ей помощь. В делах «Эскадрона», я имею в виду…. Теперь про — «Мару». Любимый писатель папочки — Александр Бушков. Я тоже пробовала читать произведения этого широко-известного автора, но мой русский язык, к сожалению, ещё оставляет желать лучшего, и больше двух с половиной книг я так и не осилила…. Так вот, у Бушкова есть цикл фантастических романов под общим названием — «Сварог». Там крутой российский десантник Станислав Сварог попадает в параллельный мир и становится (после многочисленных схваток и сражений), королём многочисленных нездешних земель. А главную героиню этих неординарных и занимательных книжек зовут, как раз, Марой, и она — до мельчайших деталей — похожа (по словам бесстрашного кабальеро Никоненко), на мою любимую мамочку. Поэтому и «Мария Сервантес» — как-то незаметно для всех — преобразовалась в «Мару Сервантес». Мамуля как-то пошутила, что нечаянно обзавелась дельным армейским прозвищем. Мол: — «Куда же без него? Несолидно даже…».
— И, как? Прижилось прозвище? — понимающе усмехнулся Роберт.
— Прижилось, — горделиво улыбнувшись, подтвердила Луиза. — Даже недоверчивые журналисты и вредные репортёры постепенно переняли. Теперь так и пишут в своих глупых газетёнках, мол: — «Мара, руководительница знаменитого «Эскадрона смерти», особа смертельно-опасная, но — на удивление — справедливая…»…. Четвёртое, про бронзовый памятник Джеймсу Бонду. Официально считается, что знаменитый «агент 007» является образом собирательным. То есть, насквозь выдуманным книжным и киношным героем. Но дедушка Палыч — на голубом глазу — уверяет, что тут не обошлось без обычной маскировки. Мол: — «Хитрые и осторожные спецслужбы специально наняли — за очень-очень большие деньги — маститых писателей и известных кинорежиссеров, чтобы окончательно запутать ситуацию. Мол, на самом-то деле никакого Джеймса Бонда не было и в помине. Но он, тем не менее, был. Штатским гадом буду…». Да и скрытная прабабушка Мартина как-то случайно обмолвилась, что в далёком 1969-ом году, будучи в служебной командировке (где-то на знойном карибском побережье), она лично прострелила этому английскому мутному деятелю левую ляжку…. Ага, вон и мой обожаемый папочка поднимается по ступеням. Привет заслуженному рыцарю плаща и кинжала! Находящемуся — якобы — на заслуженном скотоводческом отдыхе…
Через полминуты к их столику подошёл широкоплечий русобородый мужчина средних лет с очень живыми тёмно-синими глазами, одетый в чёрные джинсы и тёмно-зелёную футболку с короткими рукавами. Подошёл, приветливо кивнул Роберту, крепко пожал протянутую руку, а после этого, неодобрительно покачав головой, мягко пожурил дочку:
— Твой юмор, Луиза Никоненко-Сервантес, иногда носит весьма специфичный характер…
— Отдаёт армейской казармой? — невинно потупившись, уточнила девчушка.
— Вот, именно.
— Это папочка, благодаря тебе. А ещё мамочке, дедушке Палычу и прабабушке Мартине. Яблоко от яблони, как говорится…
— Всё-всё, — покорно замахал мускулистыми руками бородач. — Вопрос с повестки дня снят, егоза…. Надеюсь, ты не разболтала нашему зарубежному гостю пару-тройку государственных тайн?
— Как можно, папочка? Только благородно предупредила его, что бар «Милонга» является опорным пунктом нашего легендарного «Эскадрона», и не более того.
— Луиза Никоненко-Сервантес! Мы же с тобой, кажется, договаривались…
— Да шучу я, шучу. Успокойся. Ничего такого я господину иностранному инспектору не говорила. Честное и благородное слово.
— Кха-кха-кха…
— Папочка, так я пойду?
— Куда?
— В тир, конечно же. Мамочка уверяет, что меткость сама по себе не приходит. Надо регулярно и целенаправленно тренироваться. Особенно, если дело касается стрельбы из пистолета.
— Иди, егоза. Иди.
— Всем — пока! — поднимаясь из-за стола, вскинула вверх правую ладошку Луиза. — Как говорится, встретимся на похоронах наших заклятых американских друзей. Шутка такая, понятное дело…. Ремарк, до встречи. Приятно было познакомиться.
— И мне — аналогично…
Луиза, вышагивая на каблуках-шпильках на удивление уверенно и элегантно, ушла.
— Та ещё штучка, своевольная, капризная и непредсказуемая. Вся в мать пошла, — с нежностью глядя вслед дочери, пробормотал Никоненко. — Тир? С этим, увы, ничего не поделать. Трепетная любовь к огнестрельному и холодному оружию — отличительная черта всех девушек и женщин из рода Сервантесов…. Ну, что, Ремарк, обрисовать тебе общую аргентинскую картинку? То бишь, здешние современные реалии? Мол, кто есть кто, и что есть что?
— Спасибо, но уже не надо, — насмешливо улыбнулся Роберт. — Сеньорита Луиза мне уже всё-всё обрисовала. Причём, развёрнуто, подробно и очень доходчиво.
— Понятное дело. Кто бы сомневался…. Интересуешься, взяли мы киллера или нет? И кто он такой?
— Интересуюсь. И даже очень.
— Арестовали, конечно, Барракуду-младшего. Живым и здоровым. Так, только парочка фингалов на лице, да правая рука вывихнута.
— А почему, коллега, не вижу особой радости на твоей мужественной физиономии?
— Не с чего радоваться, — чуть заметно поморщился новый знакомый. — Хотя, с одной стороны, конечно, хорошо, что повязали этого фашиствующего молодчика, за которым числится много серьёзных грешков. Но, с другой, ничего путного по прояснению сегодняшней мутной ситуации не получили. Ну, не знает Барракуда имени-фамилии заказчика: ни на убийство Дитера Кастильо, ни на твоё, «маньячный» инспектор. Мол, общался с нанимателем сугубо через Интернет, а конверт со щедрым авансом, и вовсе, обнаружил в собственном почтовом ящике.