Ремарк и миражи
Шрифт:
— А за этими «мнимыми льяносами» и скрывается легендарная крепость Кельчуа? — оживилась Инни.
— Было бы неплохо.
— И что мы предпримем?
— Будем спускаться к льяносам, — отведя бинокль от глаз, решил Роберт. — Понимаешь, тут такое дело. Когда к миражу подходишь достаточно близко, то он исчезает-пропадает.
— Сразу — исчезает? Был — и пропал?
— Нет, конечно же. Сперва конкретный мираж — по мере приближения к нему — начинает слегка подрагивать. Потом становится полупрозрачным. И, в конечном итоге, «испаряется»…. Всё понятно? Тогда — за мной…
Спуск с водораздела — по крутому горному склону — проходил достаточно непросто:
Только через полтора часа, прилично вымотавшись, они оказались на относительно ровной площадке.
— Привал, отдыхаем, — смахнув рукавом куртки пот со лба, объявил Роберт и тут же насторожился. — Что это за звуки?
— Трудно сказать, — старательно прислушиваясь, засомневалась Инэс. — Может, это кто-то мычит? Ну, там, в чилийских льяносах?
— Мычит?
— Ага. Точно такие же звуки обычно издают большие коровьи стада, бредущие на водопой. По крайней мере, в нашей Австралии…
— Вот же, чёрт! — зло сплюнул под ноги Роберт.
— Что случилось, милый?
— Ничего страшного. Просто мы пошли по ложному пути и потеряли целую кучу времени.
— С чего ты так решил?
— Миражи, милая, это насквозь оптическое явление. Да, «мнимое изображение» может переноситься на много-много километров. Но только само изображение, безо всяких там «мнимых звуков»…. Короче говоря, перед нами — самые настоящие чилийские льяносы, с самыми настоящими коровами и быками. Ничего не попишешь, но надо возвращаться на водораздел.
— Возвращаться? — предсказуемо заныла Инни. — То есть, лезть наверх по этим противным мокрым камушкам? Но зачем?
— Конечно, чтобы внимательно осмотреть три других ущелья. Как известно, сверху видно практически всё…. И не надо, пожалуйста, спорить. Так надо, любимая. За мной…
Жена, немного поворчав, с перспективой предстоящего подъёма на водораздел смирилась достаточно быстро. Чего нельзя было сказать о мулах. Усталые животные никак не могли понять, ради чего надо совершать такие дурацкие — на их взгляд — манёвры: изо всех сил упирались копытами и, с вожделением посматривая в сторону светло-голубых травянистых льяносов, отчаянно мотали ушастыми головами.
Как бы там не было, но через четыре часа — усталые, пропотевшие и на совесть искусанные злобными оводами-слепнями — они выбрались на перевал.
Выбрались, отдышались, попили водички из алюминиевых походных фляг, слегка перекусили, снова попили водички. Ну, а после этого немного поцеловались — молодожёны, как-никак.
— У нас, милый, дела, — неохотно отводя горячие губы в сторону, напомнила Инни. — Важные-важные такие, а ещё и безотлагательные. Мы же, если ты подзабыл, кровавого маньяка ловим…
— Ловим, — с сожалением снимая ладони с податливой женской спины, согласился Роберт. — Маньяка, будь он неладен…. Ладно, приступаем к осмотру.
— Чур, я первая воспользуюсь биноклем.
— Ладно, не вопрос. Вот, держи. Осматривай, красавица, местность и комментируй.
— Ага, сейчас. Только колёсики резкости подверну…. Итак. Первая левая — относительно чилийских льяносов — лощина. Ничего необычного и приметного. Кустики, деревца, камушки, травка с разноцветными цветочками. Птички какие-то активно перепархивают в разные стороны. Причём, достаточно крупные
— Дай-ка мне бинокль, — попросил Роберт, а минут через пять-шесть, завершив осмотр, объявил: — Сейчас уже начало седьмого вечера, пора задуматься о ночлеге. Ночевать — на водоразделе? Бред. Во-первых, неуютно. Во-вторых, опасно. В том плане, что ночью может задуть сильный ветер и сбросить палатку вниз по склону. Поэтому спускаемся с перевала и ищем подходящее местечко…. По какой лощине спускаемся? А по самой левой. Чем, собственно, не вариант?
— Отличный вариант, — одобрила Инэс. — В том плане, что очень романтичный. Установим палатку в семи-восьми метрах от обрыва и будем слушать, как ночной ветер гудит в каньоне. Красота. Я имею в виду, что будем слушать в перерывах.
— В каких ещё перерывах?
— В тех самых. Которые будут между любовными актами…
Они шагали по лощине.
Догорал печальный тёмно-малиновый закат.
— На этой поляне с крохотным родничком и установим нашу палатку, — решил Роберт. — Ага, здесь и пара-тройка сухих коряжин имеется, сейчас запалим костерок.
— А как же мой романтичный план? — возмутилась Инэс.
— Это ты имеешь в виду палатку, установленную на самом краю обрыва, и многочисленные акты любви?
— Конечно же.
— Акты, без вопросов, остаются. Куда же без них? А с визитом к каньону, пожалуй, повременим.
— Из-за лиловых сумерек? Мол, можно случайно свалиться?
— Ага, можно нечаянно упасть в пропасть, — подтвердил Роберт. — Если она, естественно, существует.
— Ты хочешь сказать, что…
— Утром разберёмся…. А сейчас я освобожу от поклажи наших верных мулов и установлю палатку, а ты разводи костерок и подумай о сытном ужине.
— Хорошо, милый. Как скажешь…. Робби, а ты меня любишь?
— Люблю.
— А как — любишь?
— Как оголодавшие аргентинские слепни и оводы — глупых путешественников и туристов, забывших прихватить с собой отпугивающий спрей…
Глава семнадцатая. Миражи, мины и финал
Утром они, одевшись, выбрались из палатки.
— Хорошая сегодня погода, — от души потянувшись и громко хрустнув всеми суставами-хрящиками своего молодого и сильного тела, объявила Инни. — Солнечно, безветренно и тепло. Ещё и капель — везде и всюду — звонко капает. Это голубовато-сиреневый иней, образовавшийся за ночь на листве кустарника, на траве, на камнях и на синтетическом полотне нашей палатки, активно тает. Прямо-таки, на глазах…. А какой воздух — чистый и очень-очень свежий, с лёгким цветочным привкусом. Амброзия натуральная…. И красиво здесь очень: горные величественные хребты, тёмно-синие и лиловые ледники, островерхие пики, седловины перевалов, провал каньона чернеет — мрачно и загадочно…. Позавтракаем, а потом сходим к нему?