Ремарк и миражи
Шрифт:
— Только что мы ехали по пампе, а теперь оказались в сельве, — пояснил Роберт. — Так называется тутошний субтропический лес. То ещё местечко, между нами, опытными путешественниками, говоря. Мрачное и аховое — сплошные ядовитые змеи, скорпионы и пауки…. Любимая, почему ты молчишь? Задумалась? О чём?
— А, что такое? — нервно встрепенулась Инэс. — О чём задумалась? Да, об этом странном деле. Едем — чёрт знает куда: искать в суровых и первозданных Андах «стационарные» миражи. Для чего — искать? А чтобы узнать — что за ними скрывается. Вернее, что и кто…. Миражи, понимаешь. Возможно, что и в Буэнос-Айресе мы с тобой, милый, блуждали среди сплошных миражей…
— Среди каких — миражей?
— Виртуальных, конечно же.
— Что конкретно — смешно?
— Ситуация, конечно же, смешная. Мол, сидят на древних каменных развалинах люди — то ли пять человек, то ли даже шесть. Сидят себе и, отринув всё сущее, усиленно медитируют. А среди них — один злобный и законченный маньяк, вынашивающий коварные и кровавые планы…
— Считаешь, что многовато будет? — умело крутя автомобильную баранку из стороны в сторону, и не отрывая взгляда от раздолбанной дороги, понимающе усмехнулся Роберт. — И какое число тебя больше — по сегодняшним ощущениям — устраивает?
— В данном конкретном случае — «два» или «три». То есть, двое или трое.
— И какие будут предположения по персональному составу медитирующих?
— Предположения? — задумалась Инни. — Ладно, попробую сформулировать…. Вариант первый: брат-сестра Мюллеры и красотка Лусия Месси. Поясняю. Ты, милый, считаешь, что все маньяки — записные одиночки. Но Морис и Исидора являются близнецами, следовательно, и психика у них может быть весьма-похожей. То есть, с одинаковыми маниакальными наклонностями. Кроме того, у Мюллеров явственно присутствуют крепкие немецкие корни — об этом говорит и их приметная фамилия, да и характерная внешность. Морис говорил, что у них с сестрой в Парагвае проживает много близких и дальних родственников. Понятное дело, что имелись в виду парагвайские поселения «мофов» и «бошей». А если он врал? Если их «родовое гнездо», всё же, расположено именно на аргентино-чилийской границе? Тогда многое становится понятным, и разрозненные пазлы постепенно складываются в чёткую картинку…. Лусия Месси? А без неё здесь никак не обойтись. Аксиома, не требующая дополнительных доказательств. Только она могла сообщить киллеру (заказчику или даже заказчикам?), о нашей запланированной встрече с писателем Дитером Кастильо…. Почему она это сделала? То есть, почему «сдала» собственного босса? Возможно, была завербована нашими «маньячными» близнецами. Например, с помощью изощрённых сексуальных вариаций. Или же как-то по-другому…. Вариант второй: Лусия Месси и криминальный инспектор Педро Карраско. Здесь ситуация насквозь обратная, то есть, именно Лусия фигурирует в качестве «маньяка-организатора», а бедняга Педро выступает в роли используемого и зависимого «лоха». То бишь, он использовался в качестве надёжного источника информации о ходе проводимого официального расследования. Вот, пожалуй, и всё…
— Нет третьего варианта? — искренне удивился Роберт. — А как же престарелая сеньора Элизабет Алварес Ортега-и-Пабло и её шустрая сестра донья Хелена?
— Была неправа — с данными фигурантками. Слегка погорячилась. Ибо эта смелая версия чётко попахивает откровенным перебором. С таким же успехом в совершённых убийствах можно подозревать и юную Луизу Никоненко-Сервантес, и твоего уважаемого дедушку.
— Кха-кха!
— Извини, Робби, просто к слову пришлось…
В тринадцать двадцать пять они въехали в Перунью.
«Экзотический населённый пункт, ничего не скажешь», — не удержался от развёрнутых комментариев желчный внутренний голос. — «В том плане, что здорово напоминает среднестатистическое поселение алжирских берберов: сплошные лачуги, халупы, хижины и едкая светло-жёлтая пыль…».
В индейском посёлке, где чистокровных индейцев
— Почему здешние местные жители — такие неопрятные, грязные и зачуханные? — тихонько ворчала под нос Инни, немного помешанная на чистоте и тщательном соблюдении личной гигиены. — Одеты в какие-то драные и неаппетитные лохмотья. Живут в крошечных строениях самого непрезентабельного и подозрительного вида. Все детишки чумазые — до полного неприличия. Везде и всюду бегают тощие, пархатые и блохастые собаки…. Кошмар сплошной и законченные, не имеющий никаких членораздельных оправданий. Считаю, что за такое вопиющее безобразие надо сечь розгами, предварительно-вымоченными в насыщенном соляном растворе, жалости не ведая…. А не навести ли нам некоторые справки? — обратилась к индейскому вождю с чередой вопросов на испанском языке, а после завершения краткого диалога сообщила: — Удивительное дело, но здешний префект уверяет, что мы — первые бледнолицые люди, посетившие Перунью в текущем году. Очень и очень странно…. Может, мы тянем очередную пустышку, и на развалинах древней крепости сейчас никого нет? Вообще, никого? Или же осторожные и предусмотрительные фигуранты, действительно, прибыли к Кельчуа с чилийской стороны? Ладно, будем надеяться на последнее предположение…
Ещё около часа ушло на сборы, то есть, на размещение дорожных вещей и различных припасов в просторные брезентовые мешки, и на закрепление означенных мешков на спинах сонных мулов.
— Может, слегка перекусим? — предложил Роберт. — Время-то, как раз, обеденное.
— Принимать пищу в такой вопиющей и безобразной антисанитарии? За кого, милый, ты меня принимаешь? Спешно и без малейшего промедления выходим на маршрут. Без малейшего, я сказала. Пока не подхватили здесь какую-нибудь злую инфекционную заразу…. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Где здесь что-нибудь деревянное? Стук-стук-стук…
Вслед за караваном путешественников увязалась пёстрая и шумная толпа провожающих, состоявшая, в основном, из чумазых полуголых ребятишек и разномастных беспокойных псов.
— Давай, любимый, я пойду впереди нашей походной колонны? — взмолилась мнительная Инэс. — Мне как-то неуютно — среди этих тощих и голодных собак. Как бы ни покусали, не дай Бог, конечно…. Кстати, высоченные и заснеженные горы приближаются — такое впечатление — с каждым пройденным шагом.
— Хочешь возглавить авангард? Возглавляй, не вопрос, — согласился Роберт. — А я тогда стану замыкающим и буду усердно подгонять наших неторопливых мулов…
Впрочем, сопровождающие вскоре отстали. Примерно через полтора километра узкая тропа привела путников к высокому камню прямоугольного сечения, грани которого были щедро испещрены — от самой земли до двухметровой высоты — неведомыми письменами-иероглифами.
За этот камень, словно бы натолкнувшись на невидимую преграду, индейские детишки и псы не пошли. Более того, они, помявшись несколько секунд, дружно развернулись и неторопливо отправились в обратный путь — к родной деревне.
— Что это с ними приключилось? — удивилась Инни. — Словно бы чего-то испугались…. Чего конкретно?
— Я думаю, что неких однозначно-недобрых предупреждений, выбитых на данном гранитном валуне, — поправляя на плече ремешок охотничьего карабина, невесело хмыкнул Роберт.
— И что же там — по-твоему — написано?
— Например: — «Направо пойдёшь — всех мулов и лошадок потеряешь. Свернёшь налево — будешь голодать целую неделю, или даже две. А если отправишься прямо, то обязательно попадёшь в мохнатые лапы к голодному и безжалостному людоеду…».
— А нам куда надо? — нахмурилась жена. — Ты, надеюсь, уже сверился с картой?