Репетиция конца света
Шрифт:
Или конкурирующая фирма собирает компромат на нового, недавно назначенного министра внутренних дел, как известно, ставленника САМОГО, и тралит даже мельчайший планктон, не упуская при этом и крупную рыбку?
Зернов поразился собственной логике, а также образности мышления и покачал головой уже не с отчаянием, а как бы с восторгом. От восхищения собой, таким умным, у него даже слезы на глазах просохли, и он разглядел, что Поляков больше не напоминает ком непромешанного теста, а напряженно, недобро смотрит на Воропаева и подобрался так, словно намерен кинуться на него, забыв о стволе, который противник направляет ему прямо в грудь.
И голос Полякова прозвучал резко, словно выстрел:
– Зачем тебе нужен мой брат?
Мгновение Воропаев смотрел на него пристально, потом улыбнулся, убрал пистолет и выставил ладонь, будто для рукопожатия:
– Поговорим?
– С тобой говорить?! – так и взвился Зернов. – О чем с тобой говорить?! Плюнь ему на поганую ручонку, Поляков! Слышишь?! Плюнь!
– Заткнись! – не поворачивая головы, проговорил Поляков – словно камнем в напарника швырнул.
Зернов умолк, словно этот камень попал-таки ему в широко раскрытый рот.
– Я отключил аппаратуру, – сказал Воропаев. – Все, что будет сказано сейчас, – не для протокола. Можешь поверить.
Поляков вздохнул:
– Верить-то я, может, верю. Но не понимаю.
– Сейчас объясню. Только для начала скажу: если сговоримся... если ты и твой брат поможете мне, все записи, как видео, так и аудио, будут уничтожены. Более того: деньги... кстати, не помеченные, – бросил он в Зернова еще один камушек, – останутся у вас. И в дополнение к этому твой брат получит не слабый гонорар.
– Тут вот какая штука, – пояснил Поляков. – У нас с братом отношения поганые, хуже некуда. И если я стану просить его кого-то тащить, он просто из вредности ни за какие коврижки, ни за какие баксы не согласится. А если он узнает, что я прокололся, только посмеется: я, мол, тебе говорил! Вот такие у нас семейные сложности. Я – продажная тварь, он – шибко принципиальный. В семье, как говорится, не без урода. Только вот вопрос: кто из нас конкретно этот самый урод?
– В генетике я слабо разбираюсь, в патологиях всяких – тоже, – усмехнулся Воропаев. – Одно скажу: тащить-вытаскивать твоему братцу никого не придется. Но я дам ему пять тысяч баксов за одну информацию...
– Пя-а-ать... – выдохнул Зернов, а больше ничего сказать не мог.
– Именно так, – кивнул Воропаев.
– Информация, надо полагать, закрытая? – угрюмо спросил Поляков, снимая фуражку и нервно поводя ладонью по стриженной ежиком, вспотевшей голове и вновь нахлобучивая фуражку.
– Да уж наверное! – хмыкнул Воропаев.
– Дохляк почти стопроцентный, – уныло сообщил Поляков. – Но... спросить-то хоть можно, о чем речь идет?
– В обмен на слово, что ты попробуешь уговорить брата.
– Я так понимаю, в противном случае все свои записи ты пустишь в ход? – полюбопытствовал Поляков со скучающим видом, как бы для очистки совести, потому что ответ явно подразумевался сам собой.
– Пущу, пущу! – кивнул Воропаев. – Можешь не сомневаться.
– Для тебя это так важно? А впрочем, чего я спрашиваю? Будь оно иначе, разве ты швырялся бы деньгами направо и налево?
– Логично, – согласился Воропаев. – Да, для меня это очень важно. Более чем. Вопрос жизни и смерти. Вернее, именно смерти...
Поляков остро глянул на него, покачал головой, потом спросил:
– Так в чем дело-то?
– А слово насчет брата?
– Слово.
– Значит, так... – Воропаев помедлил, как бы все еще не решаясь заговорить, потом махнул рукой: – Ладно. Кто-нибудь из вас помнит дело о крупном хищении дизтоплива из нефтепровода? В облсуде, где работает твой брат, оно рассматривалось ровно год назад. Группа Царегородского, так их называли. За три-четыре месяца мужики очень хорошо поживились. Получали информацию от стрелка группы быстрого реагирования Нижегородского предприятия магистральных нефтепродуктопроводов Кузнецова, выезжали на место, оперативно качали топливо, а потом сбывали его через сеть АЗС, принадлежащих одному человеку... Счастливцев его фамилия. Да, такая вот веселая фамилия... Только счастья она ему не принесла. Ни ему, ни его близким...
Он на мгновение умолк, быстро перевел дыхание. Поляков глянул пристально, но Воропаев заговорил вновь, и голос его был по-прежнему легким, словно он говорил о чем-то, против его же собственного утверждения, не имеющем для него никакого особенного значения:
– Так вот. Взяли этих ребят только потому, что кореш Кузнецова, другой такой же стрелок, обратил внимание, что у приятеля завелись денежки. В той фирме получали прилично, однако же денег всегда мало, верно? К тому же у нас, у русских, как? Не то беда, что моя корова сдохла, – беда, что соседская жива! Короче, тот стрелок – Карасев его фамилия, – начал приглядываться да присматриваться. Приметливая сволочь оказалась! Сопоставил кое-какие факты. Приметил, что, как только приходит информация о начале перекачки топлива для предприятия, Кузнецов мухой летит к телефону. Ну и всякие такие тонкости. Конспиратор из этого Кузнецова оказался хреновый! Таким образом, Карасев сделал свои выводы и потопал с ними в службу безопасности фирмы. Пришел, а там полно ментов в штатском и секьюрити с разинутыми ртами сидят. Оказывается, милиция уже в курсе постоянных хищений. Так что донос Карасева пришелся весьма кстати! И когда Кузнецов в очередной раз позвонил Царегородскому насчет времени перекачки, а тот дал команду на пейджер некоему Щербаку, что пора ехать баньку топить, стало быть, товар забирать, – это все уже было под контролем. Им дали подъехать к врезке, дали откачать топливо... А потом повязали всех. Всех! Щербака, водителей, Кузнецова, Царегородского. Ну и Счастливцева, само собой. И Счастливцева тоже...
– Он что, твой кореш был? Или родич? – подал голос Зернов, который все это время молчал и слушал... внимательно слушал!
– Нет, – задумчиво покачал головой Воропаев. – Мне Счастливцев был просто хороший знакомый. Приятель. Но он был отцом одной... одного человека. Этого человека теперь уж нет в живых. Но речь не о том. Речь о другом. Пока шел процесс, следствие всячески скрывало, откуда взялась первоначальная информация о хищениях. Героем дня был Карасев. Он даже сам удивлялся, что сыграл такую ведущую роль в деле: он же отлично знал, что лишь подтвердил уже имеющуюся информацию! Только потом... потом, гораздо позже, стало известно, что следствие замалчивало факт телефонного звонка. Анонимного. Насчет темных делишек на АЗС... Ребята приехали с этим звоночком разобраться – а тут Карасев со своим доносом. Бывают в жизни такие вот поганые чудеса-совпадения. А потом... уже потом, после процесса, когда всем сестрам навесили по серьгам, все получили по заслугам, а живые похоронили своих мертвецов... – Воропаев криво усмехнулся, так что Зернову даже не по себе стало. – Так вот, уже потом в одной газетке появилась статья о роли анонимных доносов в работе наших правоохранительных органов. Приводились некоторые исторические факты, от Ивана Грозного до наших дней. Тридцать седьмой год не был забыт, ну и так далее. Среди многочисленных современных примеров упоминался и этот звонок. После которого накрыли группу Царегородского, после которого посадили Счастливцева, после которого...
Он помолчал.
– Звонок не только упоминался. О нем достаточно подробно говорилось. Мол, органы были проинформированы неизвестным доброжелателем о том, что на АЗС, которая находится на пересечении улиц Деловой и Красноугольной, только что доставлена партия дизтоплива, предположительно краденого. Продиктовали номер «КамАЗа» с прицепом – и повесили трубку. Засечь звонок не успели, он был сделан с мобильника, быстрый и короткий. Видимо, человек имел какое-то представление о том, что цифровая связь тоже расшифровывается, но времени на это нужно чуть больше, чем на обычную телефонную. Со знанием дела написано, верно? И вообще создавалось впечатление, что человек знает больше, чем говорит. Разумеется, я начал искать автора статьи. Штука в том, что она хоть и появилась в местной, нижегородской газете, но перепечатана была из московской. Так, заштатная газетенка, которая к тому времени, когда я до нее добрался, уже закрылась. Искал подходы к сотрудникам, чтобы узнать, кто автор статьи и как к нему попала эта информация об анонимном звонке, – бесполезно. Такое чувство, что эту газетку открывало некое ведомство лишь для того, чтобы через нее проводить в массы свои определенные идеи. Остальные материалы набирались совершенно случайно, для мебели, так сказать. Когда политическое дело было сделано, газету ликвидировали. Такое случается довольно часто. Это все равно как открыть заведомо убыточный магазин только для того, чтобы прокачать через него и отмыть некие деньги. Потом лавочку без сожаления прикрывают. Словом, концов я не нашел. И решил пойти не обходным путем, а прямым. Спросить человека, который должен обладать всей информацией по делу. Как открытой, так и закрытой. Спросить прокурора.