Репетиция конца света
Шрифт:
Алена оказалась гораздо тяжелей, чем он думал... И длинная она была такая! Но он бы сейчас умер скорей, чем выпустил ее из рук.
«Качаться надо!» – успел он еще ругнуть себя, а потом ее голова легла ему на плечо, и он какое-то время ни о чем больше не мог думать, только о запахе ее волос, о том, как они щекотали щеку, а губы тихонько касались шеи. Нечаянно, конечно, но это так похоже на нежные, самые нежные поцелуи, что Александр замер, ничего не соображая от внезапного приступа счастья. Было такое ощущение, что он не просто держит ее на руках: сейчас он владел ею безраздельно, сейчас она принадлежала ему и только ему!
– Не спи, замерзнешь! – раздался рядом насмешливый, можно сказать – едкий голос Влада, и Александр опомнился.
Какое-то непонятное выражение было на раскрашенном лице Варвара... Странное какое-то выражение. Что-то с ним происходило... Неладное...
Впрочем, сейчас было не до физиогномики и не до психологии.
Александр сделал шаг, другой. Нет, определенно качаться надо! Завтра же начнет!
И вдруг он чуть не уронил свою ношу, потому что раздался пронзительный, будто сигнал тревоги, звон мобильника.
– Уходим! – крикнул Влад.
Но они не успели.
– Что вас так удивляет? – улыбнулся Воропаев. – И правда сладко, да? Но это неудивительно. На самом деле в презервативе не героин, а сахарная пудра.
– Кончай травить, – хмыкнул Поляков. – А где же героин?
– Не знаю, – пожал плечами Воропаев. – Видимо, там же, где и был раньше, – в вашем разгоряченном воображении.
– Как это? – растерянно спросил Зернов.
– Молча! Не было там героина. Не было! Там с самого начала лежала сахарная пудра.
– Ой, я не могу!.. – выдохнул Зернов. – То есть тебя чавэлы купили?! И ты нам... получается, ты нам...
Получается, этот парень выдал им безумные денежки, будучи ни в чем не виноватым? И это выяснилось только сейчас?
Вот это юмор! Ничего смешнее Зернов в жизни не слыхивал. За такой анекдот и в самом деле не жалко со смеху помереть!
Он хохотал, он захлебывался, он просто-таки валялся по сиденью, и не тотчас до него дошло, что из всех троих, сидящих в машине, веселится почему-то он один.
Ну, с Воропаевым все ясно, он небось волосы на себе рвет, а почему молчит Поляков? Почему не хохочет?
Зернов открыл один глаз, залитый слезою безудержного смеха.
Воропаев волосы на себе не рвет – сидит, держа двумя пальцами презерватив с сахарком и этак игриво покачивая его, – а Поляков полуобернулся от руля и напряженно смотрит в глаза Воропаеву. И что он там пытается высмотреть?
Видимо, для того, чтобы Полякову ничто не мешало понять ситуацию, Воропаев снял очки и спрятал в карман. И при виде откровенной усмешки в этих глазах Поляков вдруг резко, громко выдохнул – и плечи его поникли. Зернову почудилось, будто из его напарника, приятеля и вдохновителя всех совместно совершенных великих дел разом вышел весь задор, как выходит воздух из проколотого шарика.
– Поляков, ты чего? – спросил Зернов в недоумении.
Поляков ничего не ответил – только снова лег головой на рулевое колесо, но это его движение Зернов никак не мог истолковать и продолжал недоумевать.
– Только умоляю, не гоните волну на будулаев и будулаек, – переводя взгляд с Полякова на Зернова, доверительно сказал Воропаев. Глаза его так и сверкали от смеха, и Зернов ни с того ни с сего подумал, что, наверное, бабы мрут, как мухи, когда Воропаев начинает играть с ними этими своими жуликоватыми глазищами. – Чавэлы тут совершенно ни при чем. Это не они дурят простодушных лохов. Сахарную пудру положил в этот, извините, чехольчик я сам. Когда ехал в Ольгино, груз был уже при мне. Я к цыганам даже не ходил – за углом постоял. Потом увидел, что вы уже готовы брать добычу, – и подставился.
– Ка-ак?!
Этот странный звук, напоминающий не то пронзительное аханье, не то хриплое карканье, вырвался из груди Зернова. И тут же он испуганно прихлопнул себе рот, сообразив, что произошло, и вмиг оценив все коварство Воропаева.
Этот парень подставился нарочно! Все продумал, все рассчитал и взял их на пушку! Не он лох из лохов, а они, Зернов с Поляковым. Вернее, Поляков с Зерновым, потому что это была именно задумка Полякова: поставить засаду в Ольгине, рядом с цыганским притоном. А ведь Зернову сразу эта затея казалась нестоящей. То есть не вдохновляла она его, внушала какое-то смутное опасение. Но он так привык, что Поляков всегда прав... он просто не осмелился не то что возразить, но даже выразить неудовольствие. И вот что из этого вышло. Ну уж не-ет, впредь Зернов никогда не станет слепо соглашаться со всем, что будет предлагать Поляков. Впредь он всегда будет иметь собственное мнение. Впредь он...
Зернов расправил плечи, уничтожающе посмотрел на поникшего Полякова – и внезапно до него дошло, что означала эта поза, которую он никак не мог расшифровать. Не мог – а теперь смог.
Она означала, что впредь с ними может произойти нечто совсем иное. Не то, о чем мечтает, чего хочет Зернов, а мечтал он приобрести власть над ситуацией...
Штука в том, что ситуация неудержимо выходила из-под контроля.
Внезапно Поляков резко дернулся, повернулся... и пузырь лопнул во второй раз, когда в руке отшатнувшегося Воропаева невесть откуда появился пистолет.
– Не надо, не надо, – заговорил Воропаев с примирительными интонациями. – Разговор записан здесь, – он похлопал себя по груди, а потом махнул куда-то в сторону, – и в машине, которая сейчас стоит за квартал от нас. Туда идет прямая трансляция, там сидят мои люди. И сразу, чтобы пресечь всякие глюки с вашей стороны: разрешение на ношение оружия у меня имеется. А также на прослушивание и запись частных и даже некоторых служебных разговоров. Люди, которые меня сопровождают, работают в той же фирме, что и я, они облечены соответствующими полномочиями. Запись нашего разговора вполне может быть использована на суде, и даже, – он ослепительно улыбнулся Полякову, – даже ваш братец-прокурор со своими связями вряд ли выручит вас: нападение на невиновного человека, подтасовка обвинения, превышение служебных полномочий, словом, да еще и вымогательство взятки, да еще не просто вымогательство, а ее получение... Кстати, если вам интересно, могу сказать о себе следующее: я работаю в достаточно серьезной фирме, которая имеет на вооружении самую изощренную съемочную технику. Поэтому факт моего задержания и пересчета денег зафиксирован на пленку. Спокойно! – выставил он вперед левую ладонь (в правой руке по-прежнему весьма профессионально держал пистолет). – Это не фиксирующая, а передающая камера, сигнал принимается в той же машине, где идет аудиозапись.
– И деньги, конечно, меченые... – простонал Зернов, на что Воропаев ответил обаятельной улыбкой.
– Боже ты мой, боже ты мой!.. – Зернов взялся руками за голову и принялся вертеть ею, словно решил открутить за ненадобностью: на что-де она ему нужна, такая бестолковая, бесталанная головушка?! Нет, надо же так влипнуть... Так не распознать подставу...
А вообще, если честно, странно не это. Странно другое: что столько сил неизвестной конторы брошено против двух каких-то никчемных ментов.